Зима в Эдеме (пер. О. Колесникова) - Гаррисон Гарри Максвелл 11 стр.

Когда наконец Ланефенуу шевельнулась, они посмотрели ей прямо в лицо и напряженно ждали.

– Есть одно решение, которое надо выполнить. Но очень важно это решение выполнить сразу же. Укхереб должна сначала рассказать мне побольше о том, что ей говорят ученые с севера. Вайнти должна рассказать о тех вещах, которые не предназначены для широкого круга слушателей. Это имеет какое-то отношение к теплому Гендаши?

– Так или иначе, это могло бы иметь косвенное, отношение к нему.

– Посетите меня, и мы тогда там поговорим.

Ланефенуу медленно пошла; серьезность решений, которые непременно должны были быть выполнены, давила на нее. Помещение, где она спала, было небольшим и темным, и по своему интерьеру скорее напоминало урукето, чем комнату в городе. Свет шел из фосфоресцентных кусочков, наклеенных на стены, а в одной из стен было круглее прозрачное отверстие, через которое открывался красивый морской пейзаж. Ланефенуу схватила водяной фрукт и наполовину осушила его, затем откинулась на нары, на которых она всегда отдыхала. Здесь же были двое других нар для посетителей: одни напротив задней стены, другие – у входа. Ланефенуу указала Вайнти на нары у входа.

– Говори! – приказала Ланефенуу.

– Да, я должна. Я должна сказать о Дочерях Смерти. Ты слышала о них?

Тяжелый вздох, который сделала Ланефенуу, больше был не от отчаяния, а от несчастья все знать.

– Я знаю о них. И из того, что мне рассказывала Эрефнаис, я поняла, что они были ее пассажирами. А теперь они совершенно свободны, чтобы распространять яд своих мыслей в темном Йебейске. Какие чувства ты испытываешь по отношению к этим существам?

Этот простой вопрос вдруг открыл целый колодец ненависти, которую Вайнти прятала глубоко в себе, и дал волю этой ненависти. Она не могла остановить этот потоп или хотя бы управлять им. Все ее тело и конечности начинали корчиться, выражая самые разнообразные формы отвращения и ненависти; одновременно из ее горла вырывались нечленораздельные звуки, так как ее зубы были плотно сжаты от гнева. Потребовалось много времени, чтобы она смогла овладеть собой, и когда ее тело снова стало спокойным и неподвижным, она наконец осмелилась что-то сказать:

– Мне слишком трудно выразить ненависть к этим существам в какой бы то ни было разумной манере. Мне стыдно, что я не смогла справиться со своими эмоциями в подавить гнев. Но они-то и являются причиной того, что я здесь. Я пришла сюда, чтобы рассказать тебе об их искаженном мировоззрении, предупредить тебя о том, что они опасны, если ты еще об этом не узнала; спросить тебя, не достигли ли они уже берегов Икхалменетса?

– Они достигли – и поэтому не достигли. – Несмотря на то, что Ланефенуу сидела спокойно, в ее манере говорить было больше, чем предположение распада и смерти. – Я очень давно узнала об этих существах. Я решила, что их болезнь здесь не распространится. Икхалменетс не случайно назван «опоясанным морями», потому что молодежь здесь рождается и остается здесь, и никакие фарги из других городов сюда не приходят. Только наши урукето связывают нас с остальным миром. И я сразу же узнаю о том, что они приносят сюда. Некоторые из этих Дочерей Смерти приходят сюда и возвращаются тотчас же, не ступив на землю. Так поступают со всеми, кто не имеет никаких званий.

– Однако йиланы отправляются туда, куда они хотят отправиться, – сказала Вайнти с удивлением, потому что для нее свободный доступ ко всему был как воздух, которым все дышали, как вода, в которой все плавали, и она не могла представить себе все это как-то иначе.

– Это верно, – сказала Ланефенуу с огромным трудом, потому что сильные чувства парализовали ее мышцы. – Когда я увидела тебя, Вайнти, первый раз, я поняла, что ты та, которая чувствует так же, как я, которая ступает по той же тропе. Все, что ты сказала мне, только лишь углубило мои чувства. Я вижу, что будущее принадлежит нам с тобой, поэтому я сейчас расскажу тебе о том, о чем не знают другие. Да, йиланы приходили в окруженный со всех сторон морем Икхалменетс, и среди них были такие, которые хорошо говорили о Дочерях Смерти. Всех тех, которых я подозревала в том, что они могли бы принести гибель, приводили сюда, в это помещение, ко мне, и они разговаривали со мной, а я слушала.

Ланефенуу надолго замолчала, ее глаза смотрели внутрь, она вспоминала то время, когда происходили события, о которых знала только она одна.

– Я имела здесь дело лишь с теми, кто, несмотря на все мои просьбы покинуть Икхалменетс, осмеливались говорить запрещенные речи. После нашего разговора я просила их сесть, так же, как и тебя. Но на другие нары. Если при хорошем освещении ты хорошенько рассмотришь, их, то посередине увидишь сверкающую поверхность. Это живое существо, которое содержит гормоны сальниковой железы хесотсана. Ты понимаешь, о чем я говорю? Они больше никогда не покидали этого помещения, Вайнти. Ты знаешь, что это значит? Это значит, что они все там, – и она указала на маленькую дверь в стене. – Они подкармливают корни этого города своими телами, а не идеями, и так оно должно быть.

Когда смысл сказанного Ланефенуу дошел до сознания Вайнти, она вся подалась вперед, в положении от низшего к высшему, а потом заговорила, испытывая к Ланефенуу родственные чувства:

– Позволь мне служить тебе, Ланефенуу, весь остаток моих дней. Потому что у тебя есть сила, о которой я не подозревала, сила, позволяющая тебе действовать так, как ты считаешь нужным, несмотря на то, что думают другие; сила, которая позволяет тебе бороться с укоренившимися привычками, чтобы защитить свой город. Я буду твоей фарги, буду выполнять твои команды и всегда буду служить тебе.

Ланефенуу спустилась вниз со своего места и большими пальцами коснулась гребня Вайнти: этот жест означал, что она желает поделиться с ней своим счастьем. Когда она заговорила, то каждое ее слово заключало в себе очень глубокий смысл.

– Скажи мне, сильная Вайнти, что будешь служить мне, как и я буду служить тебе. У нас один и тот же жизненный путь, который нам предстоит пройти, хотя мы шли к нему разными тропами. Но теперь я знаю, что наши тропы слились в одну. Дальше мы пойдем вместе. Перед нами не устоит никто; ни устузоу, ни Дочери Смерти. Все будут сметены с нашего пути. Завтрашнее завтра будет таким же, как вчерашнее вчера, об этих бессловесных существах мы больше не будем вспоминать между собой.

Глава 10

В Дейфобен снова пришла зима. В этом году лили проливные дожди, а северный ветер, который со свистом проносился сквозь ветви деревьев, срывал с них и сбрасывал на землю увядшие листья. Этим утром Керрика разбудил дождь, который в темноте барабанил беспрестанно по прозрачной крыше. Больше он не заснул. Как только забрезжил рассвет, он взял свой хесотсан и покормил его, заталкивая в его маленький рот крошечные кусочки мяса, которые остались у него от позавчерашнего ужина. Оружие теперь почти все время было при нем. Он жестко распорядился о том, что если кто-то хочет выйти за пределы города, то он должен быть обязательно вооружен. Исключений не было – включая его самого. Когда Керрик накормил животное, он вышел из своего укрытия и пошел по тропинкам, как он делал это теперь почти каждый день, через поля к северу от города, к единственной уцелевшей роще, где ненитески срывали с деревьев листья, набивали ими рты и с хрустом пережевывали. Ползучие виноградные лозы, которые йиланы сажали специально для того, чтобы перекрывать тропу, все еще попадались то здесь, то там, и он очень осторожно перешагивал через них. Но ядовитые колючие кусты были вырублены с тех пор, как здесь появились люди, для того, чтобы не животные, а они могли спокойно здесь проходить. Он держал оружие наготове, опасаясь многих хищников, бродивших в окрестностях города. Он очень внимательно смотрел по сторонам и чутко прислушивался. Рядом никого не было, он был один; тропа на север была безопасна и пуста. Керрик стоял на этой тропе, не обращая внимания на дождь, который насквозь промочил его длинные волосы и бороду, падал каплями с большого и малого металлических ножей, свисавших с ошейника, охватывающего его шею; сбегал вниз ручейками по шкуре, в которую он был одет. Тропа пуста? В основном он приходил сюда по утрам: это было самое худшее для него время. Позднее, днем, когда он работал, то на какое-то время забывался. Но не теперь, когда он просыпался. Может быть, Херилак вернется и приведет с собой Армун или объявится какой-нибудь охотник, который передаст от нее весточку? Однако он знал, знал прежде, чем прийти сюда, что эта надежда несбыточна. Он должен сам пойти, весной, пойти на север и привести ее сюда. Теперь было слишком поздно, и до весны было очень долго. Что здесь, в этом городе, было такого, что удерживало его, в то время как все остальные вернулись? Он до сих пор не был полностью уверен, что он прав. Но дело было сделано и переделать что-то было уже невозможно. Весной он отправится за ней, и на этот раз ему ничего не помешает. Когда он возвращался домой, тропа по-прежнему была пустынной.

Дождь постепенно ослабевал, и сквозь муть стало проглядывать голубое небо. В городе его ожидали проблемы, которые должны были быть решены. Он не хотел сталкиваться с ними, не хотел ни с кем разговаривать. Океан был недалеко, он мог слышать шум волн даже здесь: на берегу никого не было. Он решил пройти вдоль берега, а затем вернуться в город.

Когда он вышел из леса, выглянуло солнце и осветило чистый песок и пенящуюся поверхность океана. Альпесак, «красивые пляжи», слова эти вдруг вспыхнули независимо от него в его сознании, в то же самое время помимо его воли правая рука и подбородок дернулись. Опустив голову, он шел по песку, волоча ноги: красота пляжа ничего не значила для него. Мир был очень пуст. Все доки, которыми не пользовались больше года, заросли кустарником. Они были одной из многочисленных происшедших перемен с тех пор, как ушли йиланы и поселились тану. Он перебрался через поломанные ветром разбросанные ветви и спустился в док. Где-то рядом должен был быть охранник. Единственное, в чем его и Саноне мнения были сходны, – это постоянная охрана побережья, начиная с рассвета и до глубокой ночи. Враг отступил, бежал, но это не значило, что он больше никогда, через какое-то время, сюда не вернется. Охранник, который был здесь, сидел, прислонившись спиной к дереву. Керрик не захотел с ним разговаривать, поэтому он повернул на тропу, ведущую в город. Саску сидел неподвижно, не обращая на него внимания.

Вдруг Керрика охватил страх: он остановился, упал на землю, огляделся по сторонам; хесотсан был наготове. Ни малейшего шороха. Кричала птица: других звуков не было. Он полз по-пластунски между кустами, пока совершенно ясно не увидел охотника. Он лежал с закрытыми глазами, пальцы его слегка сжимали копье. Он спал.

Керрик поднялся на ноги: ему показалось смешным его неразумное беспокойство. Он пошел вперед и стал звать охотника.

Вернувшись, он увидел стрелу, вонзенную в шею охотника, и сразу же понял, что его самые жуткие опасения оправдались.

Йиланы вернулись!

Он отступил назад в укрытие, испуганно оглядываясь по сторонам. Где они, куда ушли? До того, как его охватила паника, он заставил себя немного подумать и не предпринимать никаких действий. Йиланы были здесь, он был в этом уверен. Это не было случайностью или возможным убийством, которое совершил другой охотник. Каждый охотник делал свои собственные стрелы, терпеливо работал над их конструкцией, чтобы стрелы имели наиболее правильную траекторию полета. Но стрела, которую он видел в данный момент торчащей в шее убитого охотника, выросла на кусте. Фарги взяли ее, йиланы стреляли ей. Они пришли с моря. Сколько их? Ему надо было всех предупредить. Где было ближайшее место, где работали саску. Осторожно, насколько мог, он торопливо пробирался к центру города, свернув с основной тропы, прямиком ведущей к городу.

Впереди слышались голоса – это разговаривали саску! Он побежал к ним, хотел окликнуть, когда среди апельсиновых деревьев увидел двух воинов. Вдруг раздался резкий щелкающий звук, и один из них оступился и упал. Другой повернулся, вздрогнул и, не поворачиваясь назад, упал на первого охотника.

Слова застряли в горле у Керрика, он лег на землю и прижался к стволу дерева, откуда он видел двух саску, умерших у него на глазах.

Пока он лежал на земле, затаив дыхание, он слышал, как шуршали сухие листья. И тут он увидел темную фигуру, которая медленно двигалась из тени деревьев на освещенное солнцем место.

Йилан!

Она остановилась как вкопанная, только ее глаза двигались, оглядывая все вокруг. Его она не видела. Ее руки были наполовину опущены; этот жест означал испуг; хесотсан был направлен к земле. Она была молода, он решил, что это фарги. Но она, возможно, была здесь не одна. Он был прав: через мгновение он услышал раздраженный голос, который скомандовал: «Вперед!» Фарги скрючилась от страха в нерешительности и наконец двинулась дальше. Две других появились из-за укрытия, трое были позади нее, охваченные все тем же парализующим страхом, как и первая. Затем появилась четвертая, которая держалась прямо и уверенно, что показалось Керрику очень знакомым. Она вышла на солнечный свет.

Вайнти!

Керрика трясло, по его телу как будто прокатилась волна переполнявших его неприятных ощущений. Он не знал, что это было – ненависть или отвращение, или что-то еще – он не мог сказать, что это было, да и не хотел знать. Вайнти повернулась… Это были захватчики, он должен во что бы то ни стало предупредить своих.

Он должен убить ее, это все, что он знал. Однажды он вонзил в нее копье, но она выжила. Теперь один укол стрелы, невидимая капля яда на ее острие – и неминуемая смерть. Да!

Поднять медленно оружие, прицелиться. Легкое прикосновение ветерка к его щеке, полная готовность… Она поворачивается лицом к нему; как хорошо он знал это лицо…

Крепко сжал оружие.

Оружие громко щелкнуло в его руке, как раз в то время, когда одна из фарги шагнула вперед. Для того, чтобы в ее тело вонзилась стрела, чтобы споткнуться и упасть замертво.

– Ты! – проговорила Вайнти, уставившись ему в лицо. Ее тело окрасилось цветом ненависти и дрожало.

Не отдавая себе отчета, Керрик выстрелил снова, но она уже ушла. Две оставшиеся фарги повернулись, чтобы последовать за ней. Его оружие снова щелкнуло, и одна из них упала. Тяжелые шаги были слышны из-за деревьев.

Они убегали, спасались бегством. Это уже было не вторжение, скорее всего это было похоже на разведывательную группу.

– Они здесь! – закричал он изо всех сил, затем раздался воинственный клич тану. Затем он закричал на языке йилан: – Убить, убить, убить – Вайнти, Вайнти, Вайнти! – в надежде, что она услышит его.

На расстоянии слышались крики, он снова отозвался, чтобы предупредить своих воинов об опасности. Затем он побежал, внезапно позабыв об опасности, следуя за йиланами. Он бежал за ними, сметая все на своем пути, сгорающий от желания убить еще кого-нибудь из них. Когда он вышел из леса, то увидел, что две фигуры были рядом с доком и спускались в воду.

Керрик встал на покрытое рубцами дерево и стрелял в головы тех двоих, уходящих от него в море, стрелял до тех пор, пока истощивший свои силы хесотсан не повис в его руке. Его стрелы иссякли, те двое спокойно плыли по морю. Они приближались к темному предмету, который находился далеко от берега. Это был плавник урукето, где их уже ждали.

Лишь только сейчас Керрик понял, что он весь дрожит. Он опустил оружие и наблюдал, как головы йилан становились все меньше, пока совсем не затерялись в волнах. Вайнти была здесь, и он мог бы убить ее. Послышался топот и из-за деревьев выбежали двое охотников.

– Мы видели их – двое мургу, мертвые; они убили Керидамаса и Симмачо, что происходит?

Керрик, все еще дрожа, указал вперед:

– Вон мургу, они еще живы. Там у них одна из живых лодок. Они пришли посмотреть город, они знали, что мы здесь.

– Они вернутся?

– Конечно, вернутся! – простонал Керрик и оскалил зубы. – Она с ними, которая руководит ими, та, которая до сих пор ведет против нас борьбу, жаждущая убить нас всех. И пока она будет с ними, они не перестанут возвращаться назад.

Охотники отступили от Керрика и с тревогой посмотрели на него.

– Об этом надо рассказать Саноне, – сказал Мескавино. – Нам надо торопиться, чтобы обо всем ему поведать. Они тотчас отправились в путь, но Керрик окликнул их.

– Один из вас сообщит новости. Ты, Мескавино, останешься здесь.

Мескавино колебался, но потом подчинился: ведь Керрик отдавал приказания в городе. Саноне был их мандукто (священником), которого саску все еще хотели сделать своим вождем, но он объяснил им, что они всегда должны слушаться Керрика. Мескавино крепко держал в руке мотыгу и испуганно озирался по сторонам. Керрик заметил это и боролся с собой, чтобы контролировать свои эмоции. Время слепого гнева прошло. Теперь ему следовало быть очень рассудительным, как йилану, и думать обо всех. Он шагнул вперед и дотронулся до дрожащей руки охотника.