– Мы должны привести твою мать, чтобы она открыла, – произнес Дом тихо. – Если он увидит меня, это может слишком быстро раскрыть наши карты.
– Но вид маман приведет Джорджа в ярость. Позволь мне открыть.
– Лизетт…
– Я могу притвориться дурочкой, и он может мне поверить. Нам нужно продержать его здесь достаточно долго, чтобы Тристан успел уйти.
Внимательно посмотрев на нее, Дом вздохнул и отступил назад.
– Я буду здесь, если понадоблюсь.
Благодарно улыбнувшись, она открыла дверь и замерла.
Вид шайки, которую собрал Джордж, застал Лизетт врасплох. Он привел с собой своего мерзостного поверенного, Джона Хакера, двух наиболее звероподобных конюхов, а также нескольких деревенских, невзлюбивших «французского ублюдка», как они часто называли Тристана лишь за то, что он всегда пользовался расположением виконта.
Лизетт с трудом сдержалась, чтобы не отреагировать на эту демонстрацию силы. Джордж все еще не в курсе, что ей известно о папá, напомнила она себе. Или о скакуне.
– Доброе утро, милорд, – сказала она. – Что привело вас сюда так рано?
Пусть Джордж и обладал коренастым телосложением пахаря, его лицо, одежда и манеры безошибочно выдавали в нем аристократа. У него были красивый бледный лоб лорда, редко выходившего на солнце, идеально подогнанный по фигуре костюм джентльмена, никогда не волновавшегося о том, что он может запачкать его во время работы, и безграничная наглость наследника виконта.
Многие женщины назвали бы Джорджа красивым – с его широкой грудью, волнистыми каштановыми волосами и зубастой улыбкой, которую он дарил дамам, соответствовавшим его взыскательным стандартам. Но на Лизетт чары Джорджа не действовали. Она знала, что за тьма таится в его сердце.
В свойственной ему манере Джордж даже не слез со своего любимого мерина.
– Где он? – рявкнул всадник без лишних предисловий.
– Кто? – в тон ему подала голос Лизетт.
Если он даже не пытается вести себя культурно, то с чего бы ей делать это?
– Ты знаешь кто. Твой безмозглый брат-прохвост.
Лизетт была на грани того, чтобы сорваться.
– Он и твой брат тоже.
– Это твоя мать так говорит, – протянул Хакер.
Его злобное замечание заставило Лизетт смятенно открыть рот. Остальные мужчины расхохотались. Да как он смеет? И как смеет Джордж не только позволять ему подобное, но и смеяться вместе со всеми?
Однако Лизетт вновь прикусила язык и смолчала, понимая, что от этого может зависеть жизнь Тристана. К несчастью, ее молчание лишь распалило компанию. Они подъехали на своих лошадях поближе, начав отпускать грубые комментарии по поводу ее груди и делать предложения, которые Лизетт понимала лишь смутно, однако звучало это очень гнусно.
Через несколько секунд в дверном проеме уже стоял Дом.
– Отзови своих псов, – гаркнул он брату. – У нее такой же траур, как и у нас. Как ты можешь позволять им оскорблять ее? Она твоя сестра, именем Господа!
Джордж вздернул бровь, однако ему хватило ума ничего не ответить.
– Что ты здесь делаешь, Дом? – спросил он.
– Я здесь, чтобы выразить сочувствие членам моей семьи – нашей семьи.
Выражение лица Джорджа стало презрительным.
– А точно не потому, что тебе захотелось поразвлечься с миссис Бонно в отсутствие отца?
Моргнув, Лизетт ринулась вперед.
– Ах ты гнусная скотина!
Лишь железная рука Дома удержала ее от того, чтобы стащить Джорджа с мерина и ударить по лицу.
– Довольно, мсье! – крикнула маман у нее из-за спины. Выйдя из коттеджа, она холодно взглянула на Джорджа. – У вас конфликт со мной. Оставьте их в покое.
Джордж словно оледенел.
– У меня конфликт с Тристаном.
Не зря маман, в свою бытность актрисой, была любимицей всего Тулона. Пусть она и не могла скрыть свои покрасневшие глаза или бледные щеки, безразличие маман играла очень хорошо.
– О? И что же такого сделал мой сын, что так вас разозлило?
– Украл мою собственность. И мы здесь, чтобы заставить его за это заплатить.
– Я ничего об этом не знаю, – произнесла она с небрежным жестом и полной неверия улыбкой. – Вы можете доказать, что он украл вашу собственность?
– Свидетели видели, как он выводил Синее Пламя из конюшни прошлой ночью, – ответил Хакер.
Маман побледнела, а Лизетт почувствовала, что у нее начинают подкашиваться ноги. Свидетели. Это нехорошо.
Однако маман стояла на своем.
– Как бы там ни было, ко мне это не имеет отношения. Я не могу контролировать своего сына. Уверена, Тристан вскоре вернет коня. Вполне возможно, он уже в конюшне, так что если ваша светлость просто отправится…
– Я никуда отсюда не уеду, миссис Бонно. Это первое место, куда отправится Тристан, даже если просто для того, чтобы сообщить вам о кончине отца. – Джордж глядел на нее с ленивой наглостью, из-за которой они все его так ненавидели. – Так что я постараюсь объяснить все достаточно просто для того, чтобы даже французская шлюха смогла это понять: либо говорите мне, где Тристан, либо убирайтесь из этого коттеджа завтра с первыми лучами солнца.
Дом тихо выругался.
– Ты не можешь так поступить! – выплюнула Лизетт.
– Вне всяких сомнений, могу. – Джордж взглянул на маман. – У вас есть арендная плата за этот месяц?
– Разумеется, нет, – ответила та. Ее лицо стало мертвенно-бледным. – Коттедж принадлежит Эмброузу.
– Принадлежал ему. Мой отец мертв, помните? – произнес Джордж холодно. – Потому теперь коттедж принадлежит мне, и я требую арендную плату. Вы можете ее выплатить? Если нет, я имею право вас выселить. – Он улыбнулся своей угрожающей улыбкой. – Черт, да я имею право вас выселить в любом случае. Особенно учитывая то, что вы укрываете вора.
Дом выступил вперед.
– Прояви милосердие, Джордж. Они все еще не оправились от новости о смерти отца. Как и все мы. Позволь им оплакать его, похоронить и решить вопросы, связанные с завещанием.
– Надеюсь, ты не на их стороне, брат мой, – произнес Джордж ядовито, гарцуя на коне. – Потому что в завещании отца ты не упомянут. Он написал его вскоре после моего рождения и никогда не менял.
Судя по тому, как резко вздохнул Дом, он об этом не знал.
– Этого не может быть, – с трудом произнес он.
– Спроси у поверенного отца, если не веришь мне. Он пытался убедить отца внести изменения в завещание годами. – Джордж презрительно улыбнулся брату. – Так что, полагаю, ты понимаешь, на чьей ты стороне. Потому что я более чем готов проявить щедрость к своему законному брату и предоставить ему то, что отец, в силу своей небрежности, забыл оформить юридически. Или…
Он замолчал, и эта зловещая пауза заставила кровь Лизетт похолодеть.
– Или? – поторопил его Дом.
– Я могу запросто закончить твою карьеру адвоката. – Джордж щелкнул пальцами. – Если ты поможешь им укрыть от меня Тристана, ты не получишь ни пенни из состояния отца – ни содержания, ни имущества, ничего. И ты узнаешь, что изучать право, не имея денег, очень сложно.
Лизетт охватило отчаяние. Жизнь Дома будет закончена, даже не начавшись. Он не подписывался на это, согласившись помочь Тристану.
– Как я могу укрыть его, если я понятия не имею, где он находится? – произнес Дом со спокойной миной, хотя Лизетт чувствовала его напряжение.
Джордж нахмурился.
– Будь осторожен с выбором, младший брат. Я ведь и правда могу оставить тебя без гроша.
Лицо Дома приняло выражение человека, которого предали, и от вида его у Лизетт едва не разорвалось сердце.
– Значит, ты и правда сжег дополнение к завещанию, да?
Джордж побелел.
– Я не знаю, о чем ты.
– Я слышал, что на смертном одре отец написал дополнение к завещанию, в котором обеспечил всех нас, включая меня. А ты сжег его.
– Ага! – Джордж наклонился в седле. – Значит, ты все-таки знаешь, где Тристан. Иначе откуда бы ты…
Внезапно Джордж оборвал себя на полуслове. Выражение его лица стало таким, словно он был готов вот-вот начать рвать на себе волосы от досады.
– …услышал о дополнении к завещанию? – закончил за брата Дом. В его глазах вспыхнул триумф. – Я думал, ты не знаешь, о чем я.
Однако Джордж явно не собирался позволять мелочам вроде правды встать у себя на пути.
– Не пытайся использовать против меня свои юридические уловки, младший брат, – сказал он. – Ты еще не адвокат, а я ничего не собираюсь признавать. Где он, черт тебя дери?
– Я уже говорил: понятия не имею.
– Ты лжешь.
– Как и ты, – парировал Дом.
– Ты не сможешь это доказать. У тебя есть лишь слово ничтожного вора-ублюдка, который ничего не теряет, оклеветав меня.
– А ты не сможешь доказать, что я знаю, где он.
– Мне не нужны доказательства. Я – наследник. Мое право абсолютно. – Он натянул поводья. – Так ты со мной, младший брат? Или с ними? Потому что, если ты выберешь их, клянусь, я оставлю тебя без гроша.
Лизетт затаила дыхание. Даже лошади, казалось, замерли в ожидании ответа Дома.
Тот долго смотрел на Джорджа. Невыносимо долго. Затем, отвернувшись, он предложил Лизетт свою руку.
– Идем, сестренка. Похоже, нам до завтра нужно собрать ваши с твоей матерью вещи.
На лице Джорджа читалось выражение глубокого шока. Затем его глаза сузились.
– Хорошо. Ты сделал свой выбор. Скажи Тристану, что твоя жизнь была разрушена благодаря ему. – Развернув мерина к своим людям, он гаркнул: – Обыскать дом! Обыскать поля и болота! Он должен где-то быть!
Прихвостни Джорджа ринулись в коттедж.
– Дом, ты не должен… – начала Лизетт.
– Веди себя тихо, пока они не уберутся, девочка моя, – прошептал ее брат. – Затем мы поговорим.
Его осторожность была оправданной, однако Лизетт все равно с трудом сдерживалась, чтобы не начать протестовать при виде того, как Хакер рылся в ее шкафу, пока остальные переворачивали мебель, не обращая внимания на французскую брань, которой их осыпала маман. Вдобавок Хакер курил омерзительные испанские сигариллы. Мысль о том, что тошнотворный запах их дыма пропитает ее одежду, была для Лизетт практически невыносимой.
Измученной событиями этого дня, ей хотелось орать на них, однако в этом не было никакого смысла. По-старому уже все равно больше не будет никогда. Папá не стало. Не будет больше неспешных завтраков, за которыми он читал им юмористические заметки в газетах или рассказывал истории о своем последнем путешествии. Не будет прогулок по обрывистым берегам мыса Фламборо вместе с ним и маман. Не будет созерцания звездного неба по ночам вместе с Домом и Тристаном.
Ее глаза вновь защипало от слез. Как она все это вынесет? И что с ними случится без папá?
Людям Джорджа не понадобилось много времени, чтобы понять, что Тристана внутри нет. Едва они отправились обыскивать окрестности, маман подошла к Дому. Выражение ее лица было взволнованным.
– Мой мальчик, ты не должен этого делать. Джордж, вне всяких сомнений, оставит тебя без единого пенни. Твой отец бы этого не хотел.
– Вы предпочли бы, чтобы я выдал ему Тристана?
– Разумеется, нет. Но, возможно, если бы ты вразумил Джорджа…
– Вы видели, что из этого вышло.
Маман нахмурилась.
– Что, если бы Тристан отдал ему деньги, вырученные за коня? Разумеется, Джордж не смог бы… не стал бы отправлять на виселицу собственного брата. Правда ведь?
– Боюсь, что смог бы и отправил. Если он готов попрать волю нашего умершего отца, он сделает что угодно. – Дом поглядел в окно, за которым Джордж понукал своих людей. – Кроме того, подозреваю, что даже если бы я был достаточно жестоким для того, чтобы сдать ему Тристана, это вряд ли принесло бы мне что-то, кроме жизни в рабстве у Джорджа. Он бы вновь и вновь использовал свое состояние для того, чтобы вынуждать меня участвовать в своих интригах, а я отказываюсь жить подобным образом.
– Но как ты будешь жить? – спросила Лизетт.
Дом был и ее братом, и она не хотела, чтобы он страдал.
Дом поднял ее подбородок.
– Я – взрослый мужчина, девочка моя. Я могу о себе позаботиться. Возможно, я и не достиг того этапа в своем юридическом образовании, что позволил бы мне работать клерком или поверенным, но у меня есть друг в «Ищейках с Боу-стрит»7, который наймет меня, оценив, насколько качественно это образование. – Он посмотрел на маман. – Меня больше волнует, как будете жить вы трое.
Маман расправила плечи.
– Мы вместе с Тристаном незаметно отплывем к моим родственникам в Тулон.
Дом нахмурился.
– Это означает оставить позади всю свою жизнь.
– Не всю, – ответила маман. – У меня есть мои дети. Кроме того, мое имущество купил мне твой папá, так что Джордж все равно заявит, что оно принадлежит поместью. – Она вздернула подбородок. – А я не позволю обвинить в воровстве себя. Или Лизетт. Мы заберем лишь свою одежду.
– Но как вы будете жить во Франции? – спросил Дом.
– Я могу вновь стать актрисой. – С напускной скромностью маман склонила голову на бок. – Я ведь по-прежнему все еще молода и хороша собой, разве нет?
Дом улыбнулся ее кокетству.
– Да. И у вас будут деньги, которые Тристан выручил за коня.
– Он не должен оставлять их себе, – прошептала маман.
– Да нет, должен. Отец хотел, чтобы он забрал коня себе. – Выражение лица Дома стало задумчивым. – По крайней мере, мы знаем, что отец хотел поступить правильно в отношении всех нас, пусть даже Джордж и помешал ему в конце.
Его лицо омрачила печаль, и Лизетт стало жаль брата.
– Папá должен был упомянуть тебя в своем завещании. Он поступил очень неправильно, не сделав этого.
– Ты сама знаешь, каким он был. Вечно исследовал новые города, острова или озера, – голос Дома стал резче. – У него не было времени на такие вещи, как ответственность за семью.
– Не вини его слишком сильно, – сказала маман. – Возможно, он и не был хорош в таких вещах, но он действительно тебя любил. – Она посмотрела на Лизетт. – Он очень любил вас обоих.
Произнеся это, маман вновь расплакалась и ушла искать носовой платок. Дождавшись, когда она выйдет, Лизетт сказала:
– Да, он любил нас. Просто недостаточно.
Надеяться, что тебя спасет мужчина, было рискованно. Мужчины были ненадежны. Папá… Джордж… Даже Тристан все лишь усугубил своим гневом. Из всех мужчин, которые были для нее важными, лишь один всегда поступал правильно. Но даже несмотря на все свое желание помочь, Дом мало что мог сделать, кроме как отправить их во Францию.
Маман была неправа, доверившись папá. Ей и ее детям это принесло лишь горе.
В слезах Лизетт ринулась прочь. Она никогда не будет столь глупа. Она начнет жить своей собственной жизнью, едва ей представится такая возможность, чего бы это ни стоило. Никогда в жизни она больше не столкнется с таким предательством.
1
За все время от Тристана не было ни единого письма.
Туманное утреннее небо уже приобрело более светлый оттенок серого, когда Лизетт бросила письмо Дому на стол. Удивляться было нечему. Когда она покидала Париж, Тристан пообещал писать ей раз в неделю. Поначалу он писал исправно, однако затем письма от Тристана перестали приходить, и вот уже два месяца от него не было ни строчки.
Лизетт разрывалась между тревожными мыслями о том, что могло произойти с Тристаном, и желанием подвесить своего нерадивого брата за ноги, чтобы тот почувствовал, что такое быть в подвешенном состоянии.
– Уверена, что не хочешь съездить со мной по этому вопросу в Эдинбург? – спросил Дом. – Ты могла бы делать для меня записи.
Лизетт взглянула на своего сводного брата, лениво опершегося о дверной косяк. В свой тридцать один год он выглядел стройнее и крепче, чем в юности, и теперь у него на щеке виднелся бог знает где полученный шрам, о котором Дом наотрез отказывался говорить. Однако он по-прежнему оставался все тем же Домом.