– Да, – сказала я.
Это ведь шутка. Утром я проснусь, трезвая и с головной болью, и заживу реальной жизнью.
Однако утром я открыла глаза и обнаружила у себя в кровати Эмми – как она сюда попала? Подробности терялись в тумане. Эмми села, протерла глаза и спросила:
– Когда поедем?
Мы спьяну строили какие-то гипотетические планы, но вот же она, Эмми, и я уставилась на нее как на свое отражение. Разве я способна радикально изменить жизнь, сорваться с насиженного места и укорениться в другом? Разве такое и правда возможно?
Я одернула себя, села за компьютер и объявила:
– Ладно, давай попробуем.
Ведь хваленая рассудительность, к которой я старательно прибегала всю жизнь, привела меня лишь туда, откуда я начинала. Один-единственный промах в статье, обдуманный риск – и все, чего я достигла, кем стала, вмиг исчезло. Второго дубля не будет. Возврат к прежнему невозможен. При слове «Поехали!» душа у меня зазвенела.
Теперь я стояла над раковиной в ванной и вглядывалась в свое отражение. Вот бы моргнуть – и увидеть в зеркале не себя, а Эмми.
Я в очередной раз открыла зеркальную дверцу медицинского шкафчика. Зубная щетка Эмми лежала под прежним углом, щетинки были твердыми и сухими. Если бы она решила остаться у своего парня, то взяла бы щетку? Вернулась бы за ней?
Может, Джим купил Эмми новую щетку. Или у них одна на двоих. Очевидно – теперь, когда я занялась поисками, – что домой Эмми не приезжала. Я не видела ее пять дней.
Меня волновали пустая кровать, пустой дом и две противоречивые мысли. Не давай показаний. Но ведь Эмми… Не ввязывайся. Но ведь Эмми!
Я посмотрела на часы и выглянула в окно в третий раз за три минуты – в отчаянной надежде, что сейчас машина Эмми вынырнет из-за поворота, сейчас… Вновь напомнила себе, что волноваться не стоит. Она взрослая и, наверное, ночует у своего парня. Честно говоря, это характерно для Эмми. Лететь, куда несет ветер, но в конце концов приземляться тут.
Я заглянула в каждый угол – вдруг пропустила записку или не заметила следов взлома. Следов борьбы и крови.
Воздух, мне нужен воздух. Проветрить голову.
Я открыла вторую дверь в конце коридора, за нашими спальнями, ту, что выходила на лесистый участок. Шаг с крыльца – и ты среди деревьев.
Послеполуденный свет заиграл на каком-то предмете, застрявшем между досок. Я подцепила его ногтем, и на солнце сверкнула тонкая серебряная цепочка. При виде подвески – черный овал, бесформенные края – остатки моего рассудительного спокойствия рухнули. Цепочка повисла на ладони, кулон скользнул вниз: в одном месте цепочка была порвана.
Она легла в изгиб моей ладони, а меня затрясло – как тогда, когда я впервые попала на место преступления.
Послышался шум автомобиля, однако у меня даже мысли не мелькнуло, что это, возможно, Эмми.
Я оббежала дом и увидела патрульную машину. Она медленно прокатила еще немного и остановилась на подъездной дорожке. Он открыл двери, нахмурил брови – мальчишка, не старше нас с Эмми в день знакомства.
– Все в порядке? – спросил, опустив одну ногу на землю и не заглушив двигатель.
– Мне нужен детектив Донован, – задыхаясь, выпалила я.
Прижала ладонь к горлу. Пульс взбунтовался.
Мальчишка глянул за меня, на дом, словно оттуда сейчас что-то выскочит. Положил руку на кобуру.
Как будто эту опасность можно было увидеть или отразить.
Глава 8
К тому времени, как Кайл Донован возник в раздвижных стеклянных дверях, юный патрульный Кельвин Додж (он представился, когда понял, что непосредственной опасности нет) уже вошел в курс дела. Патрульный Додж сидел напротив меня за кухонным столом, между нами торчал гном, а я по-прежнему сжимала в кулаке цепочку Эмми.
Когда я показала находку патрульному, он задал стандартные вопросы: были ли следы взлома, что-нибудь необычное?
Отвечая на эти ненужные вопросы – нет, нет, – я лишь крепче сжимала кулак. Юный Кельвин Додж не понимал. Я думала об опасностях, скрытых в арендованных домах. О людях, имеющих возможность приходить и уходить незаметно. Бродить по дому невидимкой. Об угрозе, о которой даже не подозреваешь.
Я сказала:
– Три ночи назад в гостиной включался свет.
Сказала:
– Кто-то позвонил на домашний и повесил трубку.
Сказала:
– С моей подругой что-то произошло.
При появлении Кайла патрульный Додж встал, надел шляпу и пошел к выходу. В дверях задержался, доложил информацию.
– Она переживает за Эмми Грей, с которой вместе живет, – сообщил в конце донесения, и Кайл кивнул.
Кайл Донован вновь выглядел как коп. Похоже, он умел по желанию включать-выключать нужный облик. В школьной канцелярии излучал уверенную властность, в моем классе держался расслабленно. Сегодня властность вернулась. Интересно, он осознанно дергал за какой-нибудь переключатель, или на Кайла находило само, как находило на меня, когда я приближалась к месту происшествия?
– Приветствую. – Он сел на освободившийся стул.
– Спасибо, что приехали.
Кайл склонил голову набок.
– Я ведь обещал. Рад, что вы позвонили. Я и не знал, что у вас есть соседка.
– Эмми Грей. Мы вместе вселились сюда летом.
– Хотите подать заявление о ее исчезновении?
– Нет, не совсем. Она не просто исчезла. С ней что-то произошло. – Я разжала кулак, показала цепочку. – Я нашла это на заднем крыльце. Эмми никогда ее не снимает.
Кайл прищурился:
– Похоже, цепочка порвалась и упала. Ваша подруга могла даже не заметить. – Он откинулся на стуле, вздохнул: – Послушайте, мы не спускаем глаз с дома Кобба. Он сегодня не выходил. Боюсь, это я виноват – перепугал вас на ровном месте.
Я помотала головой.
– Нет-нет, не сегодня. Раньше.
Кайл нахмурился, потолочная лампа высветила шрам на лбу.
– Когда вы видели подругу последний раз?
– Пять дней назад.
Целых пять дней я жила своей жизнью и почти не вспоминала об Эмми.
Кайл попытался скрыть удивление.
– Но вы не волновались поначалу?
– Нет, она взрослая. Рабочее расписание у нас не совпадает. Однако Эмми не внесла арендную плату, а тут еще звонки, ваши расспросы, женщина на озере… Вот я и начала волноваться.
Он кивнул:
– На работе у подруги спрашивали?
Я смущенно помолчала. Промашка; белые пятна в наших отношениях.
– Я точно не знаю, где она работает. Вестибюль мотеля, ночные смены.
Я подозревала, что Эмми убирала в домах нелегально. Может, она и в мотеле работала незаконно? Временное решение финансовых проблем, пока не найдется что-нибудь постоянное и подходящее.
– Ну хорошо, давайте тогда начнем с азов. – Кайл достал бумагу и карандаш, написал вверху имя Эмми. – Г-р-е-й, через е или э? – уточнил.
– Г-р-е-й, – ответила я. – Кажется.
Я ведь знаю? Я видела где-то, как пишется ее фамилия? Вроде бы так. Я попыталась говорить убедительно:
– Да, точно.
Грифель громко царапал бумагу.
– Дата рождения? Откуда родом?
Как объяснить, что мне это не известно? Я едва не заявила: «День рождения Эмми не с июня по октябрь», ведь иначе она бы мне сказала. Но потом я подумала – может, и не сказала бы. Может, Эмми считала дни рождения банальной бессмыслицей. Может, она отмахнулась от них, как отмахнулась от всего остального, улетев в Африку с пустыми руками.
Детективу Доновану нужны были факты – наподобие тех, которые мы освещаем в газете. Однако нам с Эмми такие вопросы не подходили. Я не знала, откуда она родом, как зовут ее родителей, какая у нее группа крови, где Эмми жила до приезда сюда.
Зато знала: как она звучит, как лжет мужчинам в постели, как спит и бодрствует. Кошмары по ночам, шаги в коридоре, за ними – стук в мою дверь; слова, которые произносит Эмми, когда, по ее мнению, никто не слышит. Я знала, как скрипит ее матрас – беспокойно или наоборот. Знала изгиб ее спины и впадину на животе – там, где раньше была соблазнительная округлость.
Знала, что мать Эмми умерла. И что ей, как и мне, нельзя назад.
– Номер телефона? Мобильный? – Кайл буравил меня взглядом.
– Свой последний телефон она оставила в Бостоне, когда порвала с женихом. Я не знаю.
– Ладно, тогда электронный адрес, странички в социальных сетях?
Я помотала головой.
– Мне ни о чем таком не известно. Компьютера у нее нет. И мобильного, как вы поняли, тоже. Думаю, она не хотела, чтобы ее отыскал бывший.
К тому же Эмми четыре года прожила за океаном, без всяких удобств. Привыкла, наверное, и вовсе не горела желанием документировать в интернете каждое мгновение своей жизни.
Кайл недоверчиво поднял брови.
– Я вот не зарегистрирована в соцсетях, – сообщила я, скрестив руки. – И вы, уверена, тоже.
Для таких, как он, – и как я, – слишком опасно заводить онлайн-страничку. Рискованно выставлять себя на всеобщее обозрение.
– Потому что вы учительница?
– Да. – Самый простой ответ.
– Ладно, а фотографии подруги у вас есть?
Нет. Восемь лет назад, когда мы с Эмми познакомились, мобильные телефоны только завоевывали популярность. Мы тогда снимали одноразовым или пленочным фотоаппаратом – по какому-нибудь важному случаю, – печатали фотографии в специальных магазинчиках, складывали в коробки и теряли при переездах.
Немногочисленные снимки, сделанные уже сейчас, я отправила маме и сестре – словно в свое оправдание. Жалкий способ убедить нас всех: «Видите, как красиво светит луна сквозь ветви деревьев у меня во дворе? Я здесь счастлива». Ничего по-настоящему важного я не посылала.
– Вы давно знакомы?
На этот вопрос можно было ответить либо «восемь лет», либо – если подсчитать все время, которое мы провели вместе – «девять месяцев».
– Мы вместе снимали квартиру после колледжа. Вновь встретились этим летом.
– Подруга взяла с собой кошелек? Машину?
– Эмми водит коричневый универсал, но я не знаю, она ли владелец.
Я знала, что не она. У меня тоже не было транспорта, когда я сюда переехала. Из аэропорта меня забрала Эмми. Первую машину я купила через несколько дней: выбрала базовую комплектацию, без изысков, и все равно пришлось ждать.
Пока шло оформление бумаг, Эмми разрешала мне пользоваться универсалом. В нем стоял легкий запах сигарет, хотя она не курила. Матерчатые сиденья вибрировали от чиханий двигателя. Пластмассовая оплетка руля истерлась. Однако что толку от этих подробностей?
– Номерной знак универсала?
– Не помню.
– Может, у вас где-нибудь хранится регистрационное свидетельство, или страховка, или еще что? В папке.
Я рассмеялась. Чтобы Эмми хранила документы и папки? Чтобы Эмми действовала согласно долгосрочному плану?
– Она такого не признавала.
– Не признавала?
Я осеклась. Не этого ли я боюсь на самом деле? Не потому ли позвонила Кайлу? Эмми больше нет?
– Да.
– Где ее кошелек?
– Не знаю.
– Что она делала, когда вы видели ее последний раз?
Я чуть не рассказала про сов, однако вовремя одумалась.
– Был понедельник, я спешила на работу. Эмми пришла, я ушла.
– Предыдущее место жительства?
– Не знаю. Она жила с женихом в Бостоне.
– Имя жениха?
Я помотала головой. Опасный псих, от которого она сбежала.
– Он работал в финансовой сфере, – сообщила я.
Немного же Эмми мне рассказывала; да я и сама почти не спрашивала.
Кайл постучал карандашным ластиком по столу, обвел взглядом кухню. Те крохи информации, которые я ему предлагала, нужно было еще тщательно проверить. Я понимала, о чем он думает. Зацепиться не за что.
– Сообщите хоть что-то конкретное, Лия, с чего можно начать.
Чем же я могла его порадовать?
– Эмми дважды ездила волонтером от Корпуса мира. В Ботсвану, кажется. После возвращения осела в Вашингтоне, округ Колумбия, – произнесла я. Вот. Вот где жила Эмми; вот где Кайл отыщет ее документальные следы, изучит ее биографию вдоль и поперек. – Эмми работала в неприбыльных общественных организациях, потом они с женихом переехали в Бостон. – Я попыталась вспомнить, что именно она рассказывала в ночь нашей неожиданной встречи в баре; воспоминания терялись в алкогольном тумане. – Отношения у Эмми с женихом разладились, вот тогда-то мы и возобновили общение.
Я не стала упоминать про круги у нее под глазами, про заметные лишь мне недомолвки, про отчаянную жажду бегства.
– Хорошо, – ответил Кайл. – Я позвоню в Вашингтон, попробую раздобыть фотографию. Оттуда и начнем.
– У Эмми сейчас есть парень, – добавила я. – Живет неподалеку. Некий Джим. Светлые волосы, вот такой длины. – Я показала. – Ноги колесом. Узкое лицо. Ездит на бежевом хетчбэке с прогоревшим глушителем.
Полная противоположность мужчине, которого она только что бросила.
Кайл посмотрел мне в глаза, усмехнулся про себя.
– Вы очень хороший свидетель, Лия Стивенс.
Я ответила улыбкой, однако тревога не прошла. Эмми пропала, а Джим – единственный, кто с ней связан.
– Он ей иногда звонит. Может, вы сумеете отследить его через телефон?
Взгляд Кайла переместился к настенному телефону.
– Тогда дайте нам разрешение, и мы получим расшифровку ваших разговоров.
– Считайте, оно у вас есть.
Телефонная линия предназначалась, в общем-то, для Эмми. Я пользовалась мобильным – и для работы, и для всего остального. Стационарный телефон я установила лишь ради Эмми.
Кайл сказал:
– Честно говоря, вам проще раздобыть нужную бумагу. Позвоните в телефонную компанию, попросите прислать последний счет с расшифровкой. По крайней мере, мы сможем проверить общедоступные номера. Для частных нужен судебный запрос.
– Если я добуду счет, вы в него хотя бы глянете?
Кайл пригладил короткие волосы.
– Конечно. Гляну.
– Хорошо, – медленно выдохнула я. – Спасибо.
Он откинулся на стуле, положил руки на стол.
– Вы не хотите рассказать еще что-нибудь о Дейвисе Коббе?
Ты – мне, я – тебе, в моей бывшей профессии тоже так принято. Нельзя получить, не дав ничего взамен.
Я забрала у Кайла карандаш, придвинула к себе бумагу. Быстро написала электронный адрес, начинающийся на TeacherLeahStevens.
– Иногда Кобб шлет мне письма с этого адреса. В школе. Я их удаляю. – Я пожала плечами. – Если честно, они не такие уж страшные.
Выражение лица у Кайла осталось непроницаемым. Он с минуту помолчал, обдумывая информацию.
– Спасибо. Мы проверим. Вы могли бы не удалять следующее письмо?
Я кивнула.
Кайл еще раз посмотрел на бумагу, спрятал ее в папку, вновь положил руки на стол.
– Кобб назвал почтовый ящик вашим именем, Лия. Сделал вас своей мишенью. Вы кому-нибудь об этом сообщали? Или о самих письмах?
– Нет. Они были безобидными, честно.
Впрочем, не совсем так. Они просто были не хуже всего остального. Первая начальница однажды дала мне совет – не прикрепляй к статьям свое фото. Я тогда обиделась. Решила – по ее мнению, читатели не воспримут меня всерьез. Мол, столь юная и счастливая девица не способна написать что-нибудь стоящее.
Однако я каждый день вспоминала тот совет с благодарностью. Он уберег меня от мира, прячущегося за экраном компьютера. Для читателей я оставалась лишь именем – без лица. Несогласные анонимы могли кричать что угодно и делать какие угодно намеки – слова эти падали в пустоту. Не имели отношения ко мне. А со временем и вовсе уходили в фон.
Электронные письма, которые я получала здесь, были ничем не хуже, ей-богу.
Нет, одернула я себя. Проблема во мне. Я перестала воспринимать слова как опасность.
Глава 9
Если бы я писала статью о пропавшей женщине и брала интервью у ее соседки, я бы попросила: «Поведайте историю. Историю, которая познакомит читателей с вашей подругой».
Поэтому, когда Кайл уже почти дошел до машины, а потом вдруг вернулся и попросил меня рассказать об Эмми – какой она была, – я задумалась. Не выдала первое же, что пришло в голову.