– Необычный сувенир для молодой женщины.
– Может быть, их собрал для нее Фрэнсис, – предположила Шарлотта. – Помните, в детстве мы тоже приносили домой полные карманы камешков, яичной скорлупы, перьев, мха и всякой всячины, словно это были бог весть какие сокровища?
– Может быть, – согласилась Эмили и, опустив один камешек в карман, вернула остальные на полку. Энн так шокировал поступок сестры, что она чуть не крикнула той: «Положи на место», но вовремя одумалась. Зачем? Тысячи таких валялись прямо под окном этой спальни, миллионы были частью здешних пейзажей, которые так любила Энн. И даже если именно эти камни были когда-то дороги Элизабет Честер, то теперь они уже ничего для нее не значат. Ведь ее нет в живых. Почему-то Энн была в этом уверена. Она просто знала – молодая женщина, которая вошла в этот дом исполненной любви и надежды, мертва.
Глава 5. Шарлотта
– Если это действительно Честер, то он располагает большим количеством акров земли, где можно спрятать тело, – сказала Эмили, едва они все четверо вышли наружу и, повернув лица к солнцу, вдохнули свежего воздуха, избавляясь от запаха карболового мыла. Шарлотта не ожидала, что посещение комнаты Элизабет Честер произведет на нее такое впечатление, однако ее глубоко тронула и оголенная кровать молодой женщины, и сохранившиеся фрагменты ее такой короткой, упорядоченной жизни. Оглядываясь по сторонам, она видела самые обычные безделушки, ничем не отличавшиеся от тех, какими тысячи дам по всему королевству украшали свои дома, предметы, похожие на те, которыми дорожила она сама. Шарлотта лучше многих знала, до чего хрупок и недолговечен человек: что ж, таков порядок вещей. Но так – насильственно, внезапно – особенно часто уходили из мира женщины. Больше того, когда убивали женщину, ни один голос не поднимался в защиту несчастной, и очень редко дело доходило до суда, – просто еще одна жизнь гасла, словно свеча на ветру, и это тоже считалось в порядке вещей. Шарлотта понимала: то, во что они впутались, совсем не игра; речь шла о жизни и смерти – и, скорее всего, именно о смерти. Элизабет Честер нужен был голос, и она, Шарлотта, решила стать им.
– Лес, погреб, пруд – у него было время вынести из дома тело, завернув его в пропавший ковер, и спрятать его где угодно на своих двадцати акрах. – Эмили повернулась к сестрам. – Лучшего места для преступления, чем это, не выдумаешь.
– Но достало ли бы у него сил? – Шарлотта предпочитала думать о загадке преступления, чем о пропавшей женщине. – К тому же Мэтти говорила, что ночь была бурной, а это ведь непростое дело – копать могилу в грозу, под проливным дождем.
– Однако, – вмешалась Мэтти, – когда я с криками бросилась в спальню хозяина сообщить ему о своей находке, он спал в своей постели, и не было никаких признаков того, что он выходил под дождь. Я не увидела в комнате ни грязных сапог, ни мокрой одежды, да и волосы у него были сухими.
– А когда у вас обычно ложатся спасть, Мэтти? – спросила Шарлотта.
– Я увожу детей наверх не позднее семи, – ответила Мэтти. – Почти всегда ужинаю с ними. Миссис Честер тоже старалась уйти к себе ненамного позже, но у нее не всегда получалось, ведь мистер Честер может не спать всю ночь – он пьет и… ну всякое, и иногда он настаивал, чтобы жена бодрствовала с ним.
– Против ее желания? – спросила Энн.
Мэтти покачала головой.
– Когда Элизабет выходила замуж, то думала, что влюблена: я ведь говорила, хозяин умеет быть обворожительным, – ответила она на вопрос. Улыбка скользнула по ее лицу, но тут же исчезла. – Но она надоела ему, едва он ее заполучил. Шли месяцы, она все чаще говорила со мной, поверяла мне свои тайны, пока наконец мы не стали зваться подругами. Она рассказывала мне о своей любви к детям, о своих сожалениях и страхах. Она надеялась – мы обе надеялись, – что настанет день и добрый, порядочный человек, которого мы обе знали когда-то, вернется. Но выходило наоборот – злобное чудовище становилось все сильнее. Я знаю, что он бил ее, и не один раз, – она ничего мне не говорила, но я видела синяки. И все же… с тех пор, как она исчезла, он места себе не находит, можно сказать, раздавлен горем.
– А в ту ночь? Он тоже требовал, чтобы жена составила ему компанию?
– Нет, – сказала Мэтти после короткого раздумья. – Нет, я же говорила, она почти весь день провела в постели.
– А миссис Кроули? – спросила Шарлотта.
– Она никогда не ложится раньше хозяина, – сказала Мэтти. – Я не раз заставала ее спящей в кресле, в коридоре, где она оставалась всю ночь, если хозяин всю ночь пил, а под утро засыпал на полу в библиотеке.
– Но в ту ночь он спал у себя в постели?
Мэтти кивнула:
– Я не знаю, когда он лег, но, когда я пришла будить его утром, он был у себя.
– Значит, между восемью часами вечера и… шестью часами утра, когда ты принесла миссис Честер ее чай, сам Честер или неизвестный злоумышленник успел, никем не замеченный, совершить преступление и вынести из дома миссис Честер, живую или мертвую. Десять часов: времени предостаточно, даже если предположить, что преступник проник в дом не раньше полуночи. Однако из того, что мы знаем о порядке событий, нельзя сделать однозначный вывод, что именно Честер ответственен за исчезновение жены.
– Из того, что мы видели, – нельзя, – сказала Энн, нахмурив лоб. – Но, Шарлотта, разве мы не ощутили это, когда были в комнате, в самой ее атмосфере – я, например, почувствовала, а ты?
– Чувства – плохие советчики для детективов, – ответила Шарлотта. – Мэтти пора к детям, а нам – домой, но это не значит, что мы обязательно должны уйти через главные ворота. Надо искать факты, которые нельзя истолковать двояко, неоспоримые доказательства.
– А еще можно вернуться домой, поиграть на пианино и сесть писать стихи, – пожала плечами Эмили.
Шарлотта повернулась к сестре и, подняв подбородок, посмотрела на нее снизу вверх – Эмили была намного выше ее ростом.
– Тебе этого хочется, Эмили?
– Нет, но… я просто хотела убедиться, что вы с Энн понимаете, во что мы ввязываемся сейчас, ведь это совершенно новое для нас дело. Все наши открытия могут оказаться страшными и даже опасными. – И она оглядела сестер по очереди. – А вы – особы чувствительные.
– Только не я! – возмутилась Энн. – По крайней мере, я не падаю в обморок, когда мне предстоит разговор с незнакомыми людьми, не то что некоторые. Кроме того, здесь было совершено зло, и, какова бы ни была правда о нем, ее следует раскрыть, чтобы исправить. Так почему бы нам троим не взяться за эту задачу, тем более что, кроме нас, никто, кажется, ею не интересуется.
Шарлотта кивнула:
– Я тоже хочу знать всю правду о том, что здесь случилось, какова бы она ни была, и необходимость подвергнуть себя при этом некоторому риску меня не пугает. Так что можем начать с осмотра того места, где, предположительно, стояли цыгане. Кто знает, может быть, там сохранилось что-то полезное, и…
– О боже, нет! Уходите, скорее уходите! – Мэтти задрожала, глядя через плечо Шарлотты. – Уходите прямо сейчас, мои дорогие, – хозяин вернулся.
– Уходить? Ну уж нет, – сказала Шарлотта, всматриваясь во всадника, который приближался к ним в сопровождении своры собак. – Нельзя упускать случай взглянуть поближе на этого исключительного человека.
Глава 6. Шарлотта
Шарлотта не испугалась, когда джентльмен на великолепном черном коне подъехал так близко, что буквально обдал их комьями грязи и брызгами из-под копыт, и ни на дюйм не сдвинулась с места, хотя мускулистая грудь скакуна оказалась у нее прямо перед носом.
Четыре больших шотландских борзых с подпалинами подбежали и громко залаяли на сестер, что наверняка напугало бы молодых леди более кроткого нрава, но совершенно не подействовало на Шарлотту и Энн, а что до Эмили, то та и вовсе присела, протянула руки навстречу собакам и стала тискать их, гладить и только весело хохотала и фыркала, когда псы принялись вылизывать ей лицо.
– Эмили, встань, – прошипела Шарлотта, а Честер даже улыбнулся, глядя, как Эмили подставляет шею шершавым собачьим языкам. Кстати, Шарлотта отметила про себя, что улыбка у него была очень приятная, увидев ее, всякий почувствует себя так, словно подарок получил.
– Я всегда говорю, что мои собаки судят о людях куда лучше меня самого, – приветливо обратился Честер к Эмили. – Судя по их поведению, вы хороший человек, мадам. Иначе они бы вас просто загрызли. Они натасканы на незнакомцев.
– Большинство людей собакам в подметки не годятся, – ответила Эмили и встала, опершись на голову одного из псов, как на подставку. – С собаками всегда точно знаешь, что они о тебе думают; они не лгут и не притворяются, в отличие от людей.
И Эмили бросила на хозяина собак вызывающий взгляд – слишком вызывающий, подумала Шарлотта. Тонкое искусство намеков и недомолвок по-прежнему оставалось неведомым ее сестре.
– Простите мою сестру. – Шарлотта сделала шаг вперед и загородила собой Эмили. – Она забыла, что вас наверняка ждут более важные дела, чем обсуждение поведения животных.
– Напротив, – отвечал Честер. – Каждый миг, отдаляющий меня от тех дел, на которые вы намекаете, я воспринимаю с благодарностью, мисс?..
– Бронте, сэр. – Шарлотта присела в реверансе. Ей показалось, что конь, который стоял перед ней, в холке был не менее восемнадцати ладоней, а то и более – тут она сомневалась. Но, хотя о мужчинах она знала почти так же мало, как о лошадях, суждение о всаднике, который сидел на коне, сложилось у нее сразу. Мистер Честер был хорошо сложен; высок, силен, с крупной головой, немного похожей на львиную – сходство довершала густая грива темных волос; и хорошо одет, только на сюртуке не хватало пуговицы. Его лицо, хотя и со следами перенесенной в детстве оспы, буквально притягивало взгляд, особенно выразительны были глаза. Да, о нем вполне можно было сказать, что он хорош собой, решила Шарлотта. И хотя внешность человека не имеет никакого отношения к тому, что у него внутри, – в это Шарлотта верила свято, – все же она вполне понимала, как иные молодые особы, менее серьезные и здравомыслящие, чем она, могли поддаться чарам мистера Честера и оказаться в его власти.
– Мисс Френч. – Сдерживая коня, мистер Честер склонил голову перед Мэтти, хотя смотрел по-прежнему на Шарлотту. Гувернантка и ее гостьи ответили ему реверансом. – Почему вы не с детьми?
– Миссис Кроули разрешила мне побыть с подругами, которые пришли оказать мне… поддержку, поскольку я сильно переживаю из-за случившегося, сэр, но я уже возвращаюсь к мальчикам. – От Шарлотты не укрылся взгляд, которым Мэтти смотрела на хозяина. Так смотрят лишь на тех, кого знают очень близко: не отрывая взгляда. Всего несколько минут назад она описывала им этого человека как настоящее чудовище, и вот ее лицо выражает не столько страх перед ним, сколько восторженный трепет, – так, наверное, глядит мотылек, летя на пламя свечи. А разве сама Шарлотта не так глядела на месье Эгера? Желая прервать затянувшееся молчание, она негромко кашлянула, и Мэтти, встрепенувшись, продолжила:
– Сэр, позвольте представить вам мисс Шарлотту, Эмили и Энн Бронте, дочерей пастора из Хоэрта.
– При обычных обстоятельствах я был бы исключительно рад нашему знакомству, – отвечал мистер Честер, оборачиваясь и глядя на дом так, словно уже готов был их покинуть. – Но, как вы, должно быть, слышали, нас…
Женщины растерялись, когда Честер вдруг умолк и погрузился в молчание, и Шарлотта впервые отметила, как заострились его выразительные черты, несшие явный отпечаток горя. Она поняла, что он выглядит совсем не так, как, по ее представлению, должен выглядеть убийца.
– Сэр? – Мэтти шагнула вперед, и Шарлотта с изумлением увидела, как обе ее ладони покрыли его большую руку в перчатке. – Вам нужна моя помощь?
– Нет, Френч, – сказал Честер, резко вырывая у нее руку. – Однако прошу меня извинить – у меня действительно много дел.
– Разумеется, сэр. Трудно даже представить, какую боль вы сейчас испытываете, – сказала Шарлотта, скользнув взглядом по Энн. – Простите мою нескромность, но мы все трое так потрясены случившимся… позвольте спросить у вас, полиция уже приблизилась к ответу на вопрос о нынешнем местопребывании миссис Честер?
Она почувствовала, что кровь стынет у нее в жилах, когда Честер устремил на нее взгляд, в котором она лишь теперь за покровом горя различила кое-что еще: бушующую ярость.
– Нет, – сказал он, – не позволю. Френч, идите к детям. Оставлять их в такое время, как сейчас, с этой идиоткой из деревни, – непростительный проступок.
Ударом пяток в бока Честер пустил коня в галоп, и тот сорвался с места так стремительно, что грязная вода из лужи под копытами забрызгала юбку Шарлотты. Но девушка, ничуть не смущенная и не испуганная, спокойно глядела удалявшемуся Роберту Честеру вслед.
– Итак, – начала Энн через несколько минут, когда сестры уже скрылись в чаще позади дома, подгоняемые Эмили и ее решимостью немедленно осмотреть то место, где стояли цыгане, невзирая на мокрую землю, от которой отяжелели подолы их юбок, и воду, которая при каждом шаге хлюпала под патенами[2] и проникала сквозь тонкую кожу ботинок. – Что вы думаете об этом Честере?
– Даже не знаю, – ответила Шарлотта, наблюдая за Эмили, которая обогнала их на несколько ярдов и теперь бормотала что-то насчет отпечатков лап и сломанных веток. – С одной стороны, он явно потрясен случившимся, его горе выглядит вполне искренним; с другой… в нем есть что-то темное.
– А может быть, он потрясен тем, что сотворил? – предположила Энн, останавливаясь, чтобы сорвать с березы золотисто-зеленый лист.
– Или кровавым исчезновением жены. – Шарлотта ответила на пристальный взгляд Энн. – Все, что нам известно об этом деле, мы узнали от Мэтти, а она, при всей своей якобы боязни Честера, как-то уж слишком…
– Привязана к нему, – закончила за нее Энн. – Да, я тоже это заметила. Но что это значит, Шарлотта? Почему языком женщина говорит одно, а глазами – совсем другое?
– Не знаю, чем это объяснить, – встряхнула головой Шарлотта, – разве что сложной природой влечения и симпатии. Сердцу, как известно, не прикажешь.
Энн ничего не сказала, только взяла руку Шарлотты в свою, безмолвно сострадая любовной неудаче сестры.
– Я уже сомневаюсь: возможно, нам следовало послушаться Эмили и вернуться домой, где продолжать писать стихи, вздыхать и умирать от пустоты и скуки; наверное, работа детективов не для таких, как мы.
– Шарлотта… – Энн даже остановилась от удивления, – неужели наша жизнь кажется тебе настолько унылой?
Шарлотта отвернулась, пряча непрошеные слезы. Она не меньше сестры была потрясена собственной вспышкой. И поняла, что до сих пор не отдавала себе отчета в том, в каком унынии она пребывает, как ее гнетут сделавшиеся привычными узость и несвобода собственной жизни.
– Прости меня, Энн. – Голос Шарлотты смягчился. – Мне тяжело снова оказаться здесь после Брюсселя, где я жила и работала с… – Имя месье Эгера так и не слетело с ее уст, ибо произнести его вслух или даже мысленно значило для нее вновь пробудить в себе тоску по любви, которая не могла ей принадлежать. – Быть опять дома – это так приятно, но в то же время… огорчительно. Я ведь надеялась повидать мир, узнать жизнь, а вместо этого…
– Понимаю. – Энн снова взяла ее руку. – Конечно, моя жизнь гувернантки в Торп Грин не сравнится с путешествием за границу, но все же, Шарлотта, я была довольна и даже счастлива, ведь под одной крышей со мной работал наш дорогой брат. А потом Бренуэлл решил позволить жене хозяина соблазнить его. Причем ему заплатили за отъезд целых двадцать фунтов, а мне, которая не сделала ничего дурного и уезжала не по своей вине, всего три. Так что поверь мне, Шарлотта, я тоже знаю, что такое гнев, да еще и вперемешку с разочарованием; вообще-то эта парочка свила себе настоящее гнездо под моей шляпкой! – И Энн засмеялась, но тут же сделала большие глаза и прикрыла рот ладонью. – Прости меня, я позволила себе лишнее.