В дальнем конце площади перед клетками возвышался помост. Внимание Маркуса привлек человек, стоявший на платформе.
Это была женщина. У нее на шее болталась веревка, другой конец которой держал в руках мужчина, выкрикивавший в толпу:
– Она в расцвете сил! Она прекрасно согреет вам постель холодной зимней ночью!
Маркус замер, наблюдая за этим представлением.
Даже Буцефал перестал бить копытом в землю, словно поняв, что происходит нечто необычное.
Это было неслыханно. Его захлестнула волна негодования. Эту женщину продавали.
Продавали живого человека.
Аукционист продолжил:
– Ее муж дал мне слово, что она так же чиста, как в тот день, когда пришла к нему. К ней не прикасался мужчина. Она ждет смельчака, который сделает из нее настоящую женщину. Итак, кто будет этим смельчаком? Я слышу предложения?
В толпе засмеялись. Все начали крутить головами, чтобы увидеть, отзовется ли кто-нибудь на призыв аукциониста.
Один мужчина набрался смелости и крикнул:
– А что с ней не так?
Аукционист не обратил внимания на его шутку и принялся дальше расхваливать «товар»:
– Чистая невеста, свежа как роза и готова на все, если кто-нибудь из вас, джентльмены, готов заплатить нужную сумму.
Послышался крик:
– Четыре фунта!
Аукционист застонал и махнул рукой, отвергая это предложение:
– Четыре фунта – это оскорбление для такой чудесной девушки! У нас тут юная девственница… которая умеет управляться с хозяйством! Я услышал восемь? Восемь фунтов!
Маркус не считал себя исключительно принципиальным человеком. Нельзя сказать, что он вел целомудренную жизнь. Оскорбить его тоже было нелегко, однако, наблюдая за этим балаганом, он испытал сильнейшее отвращение.
У этих достойных крестьян, казалось, отсутствовали всякие угрызения совести. Еще совсем недавно они заперли его в конюшне за какое-то мелкое нарушение, а теперь спокойно продавали женщину, словно кобылу на ярмарке. В этом проявлялось человеческое лицемерие. Маркус был хорошо знаком с ним. Его отец говорил одно, а поступал иначе. «Иначе» в самом недостойном смысле слова.
Словно желая подчеркнуть нравственное разложение собравшихся людей, кто-то крикнул:
– Покажи ее сиськи! Мы имеем право увидеть то, что нам предлагают.
Аукционист нахмурился и ткнул пальцем в говорившего:
– Следи за тем, что ляпаешь, Лайнер! Это честная сделка. Если я услышу от тебя еще что-нибудь в этом роде, то велю запереть тебя в клетку, усек?
Должно быть, угроза возымела действие. Лайнер больше ничего не кричал.
Аукционист продолжил расхваливать достоинства Элис, особенно ее молодость и умение готовить:
– Девочка здорова и может работать наравне с мужчинами на полях! Хоть она и молода, она не боится грязной работы. – Он схватил ее за руку и поднял так, чтобы толпе было лучше видно. – Эти маленькие ручки покрыты мозолями от тяжелого труда.
Маркус внимательно посмотрел на женщину. Аукционист крепко держал ее за руку. Она стояла, высоко подняв голову и не опуская взгляд. Она словно бы выискивала кого-то или что-то в толпе. Но кого? Или что? Помощь? Путь к побегу? Уже было поздно бежать.
Как мужчина решился продать жену? Это же самое настоящее рабство. И как эти крестьяне могли поддерживать подобное варварство? Маркусу показалось, что он попал в другой мир, в котором происходят странные вещи. Он не удивился бы, если бы вокруг начали скакать эльфы.
– Мы можем предложить цену за нее, па? – спросил мальчик стоявшего неподалеку мужчину, дернув его за пальто.
Отец посмотрел на сына сверху вниз, потом на женщину на помосте.
– Нет, сынок. Мы не сможем столько заплатить.
Маркус посмотрел на этого мужчину и, не удержавшись, спросил:
– Это нормально, что женщину продают вот так, с аукциона?
Мужчина поднял голову и посмотрел на герцога. Он поморщился, потому что от Маркуса все еще воняло навозом. Несмотря на это, дорогая одежда и дорогой конь выдавали в нем знатного человека. Мужчина снял шляпу.
– Вы имеете в виду продажу жены?
– Я никогда о таком не слышал.
– Ах да. Это бывает редко, но так муж может избавиться от жены. Я такое последний раз видел много лет назад. Тогда продавали женщину постарше. – Он кивнул в сторону девушки на помосте. – Не такую молодую. Эта потянет на хорошую сумму.
Мужчина с тоской посмотрел на девушку. Маркус тоже взглянул на нее. За бедняжку уже давали девять фунтов. Возле аукциониста стоял какой-то старик. Ее муж? Почему он захотел избавиться от молодой жены?
Голос аукциониста разносился по площади, призывая мужчин выложить кругленькую сумму за девушку. Зеваки гиканьем и криками подбадривали крестьян.
– Джентльмены! Неужели вы позволите ей выскользнуть из ваших рук?
Аукционист встал у нее за спиной и схватил за плечи, заставив сделать шаг вперед, словно ее было плохо видно.
Что-то шевельнулось в груди у Маркуса, когда аукционист схватил девушку за плечи. Несмотря на его уверения в том, что это крепкая деваха, Маркус видел, что она очень худа. Она сломается, если с ней станет грубо обращаться какой-то мужлан. А именно такие и собрались на площади.
Аукционист дернул плащ, частично обнажив ее тело в мешковатом шерстяном платье. Она схватила плащ за края и снова прикрылась, бросив на аукциониста яростный взгляд.
Маркус поймал себя на том, что улыбается. В этой девочке был огонь. Улыбка тут же исчезла с его лица. Как долго она будет оставаться такой бойкой после того, как ее продадут? После того как ее придавит сапогом мужик, купивший ее, словно тельную корову? Как скоро погаснет этот огонь?
– У нее хорошее тело! Она родит вам множество сыновей, которые будут помогать в хозяйстве. Ей двадцать два года, она готова рожать уже в следующем году. Она не так зелена, как может показаться. Может работать на ферме, прибирать в доме и сараях.
Аукционист заставил ее покрутиться на месте. Она споткнулась, словно сапоги были ей велики.
– А она сможет управиться с членом? – крикнул кто-то из толпы.
Вокруг снова раздался смех. Аукционист топнул ногой по помосту:
– Какой негодяй сказал это?
Согбенный старик с воротничком священника повернулся к толпе:
– Следите за языками! Я этого не потерплю!
Маркус покачал головой. Тогда зачем он терпит этот балаган? Его только ругань смущает?
Девушка густо покраснела, повернувшись к толпе.
Глядя на нее, Маркус вспомнил своих сестер Клару и Энид. Они жили в Лондоне, в комфорте и достатке, гуляли в парке, принимали гостей и катались верхом. Он надеялся, что так будет и дальше. Что нужда и горе никогда не найдут дороги в их дом.
Торги застопорились, что вызывало недовольство аукциониста:
– Ну же, ребята! Вы позволите такой чудной деве уйти с молотка за какие-то несчастные тринадцать фунтов?
– Почему ты ее не потоптал, старина? – прохрипел какой-то парень. – Ты не смог справиться с этой работенкой или она брыкалась?
Старик покраснел.
Аукционист крикнул:
– Хватит уже!
– Прикуси язык, Мак-Данн, а то я поговорю с твоей матушкой! – отозвалась какая-то тучная матрона.
Но это не смутило Мак-Данна. Он выкрикнул в ответ:
– Если девка не видела мужика, мы должны быть уверены, что она в состоянии выполнять супружеский долг!
– Да, за тринадцать фунтов мы должны попробовать, Хайнс!
Послышались одобрительные возгласы. Девушка напряглась. Она бросила на толпу встревоженный взгляд, словно опасаясь, что аукционист согласится.
Хайнс помрачнел. Он терял контроль над толпой и понимал это.
Поддавшись импульсу, он схватил Элис за подбородок и заставил открыть рот.
– Она достаточно хороша! – крикнул он. – У нее отличные зубы. Это значит, что она здорова!
Маркусу стало не по себе. Он подавил желание броситься на помост и отдубасить этого человека. Ведь он никогда не мог спокойно смотреть, если обижали женщину, кем бы она ни была, леди или служанкой. Он решил, что тут не обошлось без влияния его мачехи. Она вырастила его джентльменом. Не то что отец. Тот всегда говорил, что он слаб. Слишком мягок.
Маркус попытался забыть о Грациелле и отце. Она была отчасти виновата в том, что он попал в это захолустье. Сейчас он не хотел думать о ней.
Вдруг девушка дернула головой. Аукционист внезапно отпрыгнул в сторону, резко убрав от нее руки, словно она была ядовитой змеей.
– Ой! Она меня укусила!
В толпе одобрительно засмеялись.
Маркус усмехнулся. Так ему и надо.
Аукционист сердито посмотрел на Элис, растирая укушенную ладонь.
Кто-то внезапно крикнул:
– Снимите с нее платье!
Аукционист сорвал с нее плащ, снова открыв взорам публики ее мешковатое серое платье.
Несмотря на отвращение к происходившему на помосте, Маркус не смог отвернуться. Ему следовало бы уехать, но что-то заставило его остаться на месте и наблюдать… наблюдать за ней, гордой девушкой с огнем в глазах.
Аукционист махнул рукой в ее сторону:
– Да, парни! Все при ней! Не то что у некоторых здесь!
Толпа затихла. Глаза мужчин похотливо заблестели. Некоторые начали облизываться. Каждый мужчина оценивал ее, мысленно раздевая и представляя, как бы она выглядела в постели. Они прикидывали, стоит ли раскошелиться ради нее.
Аукционист напирал:
– Так что скажете? Она будет с вами всю жизнь. Это не временная покупка, ребята!
После этих слов девушка еще сильнее побледнела. До сих пор она стойко терпела все унижения и оскорбления, но теперь, казалось, готова была провалиться сквозь землю.
Какой-то мужчина крикнул с края площади:
– Шестнадцать фунтов!
Маркус внимательно посмотрел на него. На нем был передник кожевника, покрытый кровью и ошметками потрохов. Его кожа имела болезненно-желтоватый оттенок, говоривший о слабом здоровье.
Лицо девушки тоже позеленело, когда аукционист радостно воскликнул:
– Джон Ларкин, дружище! Конечно, ты можешь побороться за нее, если хочешь. Я знаю, что ты деловой человек.
Кожевник был как минимум вдвое старше ее. Хоть и моложе ее мужа, но все равно он едва ли подходил ей по возрасту. Он был тощий, как скелет, а на его практически лысой голове осталось всего несколько длинных грязных прядей. Он улыбнулся, обнажив желтые зубы, когда услышал похвалу аукциониста.
– Кто-нибудь еще хочет предложить лучшую цену? Кто-то хочет помешать Джону Ларкину забрать такой лакомый кусок?
Маркус снова посмотрел на девушку. Ее лицо было прикрыто завесой каштановых волос. У нее были большие глаза, а брови того же цвета, что и волосы, но чуть темнее. Она казалась такой юной…
Девушка обвела взглядом толпу, словно все еще пытаясь найти в ней кого-то, все еще надеясь на помощь. Надеясь убежать.
Она была для Маркуса никто, просто какая-то крестьянка, но ему стало ее жаль. Ему захотелось, чтобы она сумела убежать. Чтобы кто-нибудь ее спас. Кто угодно.
– Нет? Очень хорошо! Девка продана Джону Ларкину за сумму в…
– Я дам за девушку пятьдесят фунтов!
Глава четвертая, в которой голубка обнаруживает, что попала из одной клетки в другую
– Продано!
Это слово заставило Элис вздрогнуть.
Ее продали, как скот. Словно товар на базаре.
Словно рабыню.
Рабыня. Несмотря на то, как ужасно звучало это слово, другие были еще ужаснее – все те слова, что выкрикивали из толпы. Они заставили Элис чувствовать себя безликой вещью.
Ее купил какой-то мужчина. Это никак не укладывалось у нее в голове. Мысль об этом причиняла ей ужасные страдания.
Он находился где-то там, в толпе, лицо среди сотен других. Он смотрел на нее. Оценивал, прикидывал и в конце концов решил, что ее стоит купить. Возможно, он тоже выкрикивал те ужасные фразы вместе с другими крестьянами.
Ее сердце бешено билось в груди, ускоряя пульс. Он купил ее за пятьдесят фунтов. Это значительная сумма, намного больше, чем был готов заплатить кто-либо другой на этой площади. Этот факт, как ни странно, тоже огорчал Элис. Так мало мужчин захотели побороться за нее.
Все эти друзья и соседи, рядом с которыми она прожила всю жизнь, просто стояли и смотрели на то, как ее продавали, как корову. Некоторые из них предлагали цену, но большинство этого не делало. Они отводили взгляд, когда она смотрела на них, словно разделяли ее стыд.
Нет, заполучить ее пытались в основном только незнакомцы. Мужчины, у которых на лицах читалась похоть. Они приехали из других деревень. Возможно, купить женщину проще, если ты с ней не знаком. Если ее отец не был в свое время твоим односельчанином, учившим местных детей грамоте.
Но только не кожевник Джон Ларкин! Она вздрогнула. К сожалению, он не был незнакомцем. Увы, она знала его всю жизнь.
– Ну же, девочка. – Мистер Хайнс дернул за поводок.
Веревка впилась ей в горло, натирая нежную кожу и заставляя двигаться вперед. Она схватилась рукой за веревку и потянула ее на себя. Аукционист недовольно посмотрел на нее, будто это его продавали с помоста.
Держась за поводок, она последовала за ним вниз по ступенькам, оглядываясь на толпу, ища…
Словно она могла как-то узнать его в толпе – этого человека, который объявил ее своей женой. Словно она могла почувствовать, что это он, увидев его перед собой.
Лица его она не различила, но его голос до сих пор звучал в ее голове. Она сразу поняла, что он не местный. Англичанин, с голосом глубоким и чистым: «Я дам за девушку пятьдесят фунтов».
В любом случае она радовалась тому, что ей удалось избежать лап Джона Ларкина. Кожевник ее не получит. Ее судьба не будет связана с ним.
Элис наморщила нос, вспоминая, почти ощущая этот ужасный запах. От него всегда воняло кровью и падалью.
Она снова вздрогнула.
Пятьдесят фунтов. Небольшое состояние. У мистера Бирда глаза округлились, когда он услышал это. Элис бросила на него быстрый взгляд. Его глаза до сих пор блестели от жадности. Он суетился, явно спеша побыстрее забрать выкуп. Она знала, что он никогда в жизни не видел таких денег. Она занималась домашними расходами и прекрасно помнила, что у него никогда таких денег не было.
Элис хорошо умела считать. Всегда хорошо умела. Отец учил ее с самого детства. С тех пор как она начала ходить, он учил ее латыни и французскому языку. На ночь он читал ей произведения Чосера и Шекспира. В доме Бирда было всего несколько книг, но она успела прочесть их много раз. Ей так не хватало книг…
Она надеялась переехать в Лондон и посещать библиотеки. Элис слышала, что там есть библиотеки, в которые можно прийти, чтобы почитать в свое удовольствие. Это не давало ей покоя. Когда Ярдли бросил ее, он лишил ее еще и этой мечты.
Она с трудом сглотнула. Теперь она даже представить не могла, что ждало ее впереди.
– Сюда.
Мистер Хайнс повел Элис и мистера Бирда к задней части помоста, где стояли клетки с животными, рядом с которыми кто-то поставил небольшой столик. За ним сидел сын мистера Хайнса, листавший бухгалтерские книги. Он даже не посмотрел на Элис, прилежно записывая что-то в одну из них.
Элис снова оглянулась, гадая, нет ли покупателя среди зевак, толпящихся поодаль.
– Где покупатель? – спросил Хайнс.
– Вот он! – ответил кто-то.
У Элис зашевелились волосы на затылке. «Кто угодно лучше кожевника, кто угодно лучше», – повторяла она себе, пытаясь успокоиться.
Несмотря на то что ей очень хотелось увидеть покупателя, она не могла повернуться. Не могла посмотреть. Она очень нервничала. Ей было плохо.
Он стоял у нее за спиной – мужчина, который сказал свое слово в тот момент, когда ее чуть не продали ужасному кожевнику. Хуже Ларкина не было никого, она в этом не сомневалась. Даже неизвестность лучше, чем он.
Она всегда боялась Джона Ларкина. Еще будучи маленькой девочкой, она часто ходила с отцом по магазинам. Если им случалось зайти в лавку Ларкина, кожевник всегда вызывал у нее отвращение. Он всегда совал ей леденец, пока папа разглядывал его товары, а еще нахваливал ее красивые волосы, который доставали ей до пояса.
Несколько раз, когда ей приходилось сопровождать мистера Бирда в лавку Ларкина, он находил способ оказаться рядом с ней, прикоснуться к какой-нибудь части ее тела. Даже в самых своих ужасных кошмарах Элис не представляла, что он может стать ее мужем. Она снова вздрогнула.