Рядом с ней стоит мужчина, облаченный в бежевый плащ. Он выглядит рассерженным. Напряженным. Жизнь научила меня хорошо разбираться в языке тела. Правда, особой пользы мне это не принесло. Мои визитеры не похожи на потенциальных клиентов.
– Чем могу вам помочь?
– Вики Гаудман?
Я киваю, пристально глядя на этого слишком напористого мужчину.
– Бывшая супруга Дэвида Гаудмана? – продолжает он.
Я вновь киваю. На этот раз уже не столь уверенно.
Теперь он тоже демонстрирует мне свое удостоверение.
– Детектив-инспектор Гэрет Вайн. Это моя коллега, сержант Сара Браун. Мы можем войти?
Мое горло распирает от недоброго предчувствия. Я провожу руками по своим волосам, которые опять начала отращивать, чтобы создать «новую себя». Струйки пота текут по моей спине. Во рту пересохло.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Детектив игнорирует мой вопрос.
– Могу я узнать, когда вы видели своего бывшего супруга в последний раз?
Этот вопрос оказывается таким неожиданным, что меня охватывает полная растерянность. Моя правая носовая пазуха, всегда частично заложенная, внезапно, от сильного потрясения, начинает пропускать воздух. Я чувствую болезненный узел на дне желудка.
– Много лет назад. А в чем дело? – произношу я, ощущая во рту горький вкус желчи.
Женщина в форме пристально смотрит на меня. Взгляд у нее цепкий. Оценивающий.
– Нынешняя миссис Гаудман заявила об исчезновении своего мужа.
Иногда мне кажется очень странным, что какая-то другая женщина может зваться так же, как я, – тем более Таня, его бывшая секретарша, или «эта шлюха», как я порой ее мысленно именую.
– А сколько уже?.. Когда?.. С ним все в порядке?
Когда с моих губ срывается последний вопрос, я осознаю всю его нелепость. Если бы с Дэвидом все было в порядке, полицейские не явились бы сюда.
На сей раз отвечает инспектор:
– Именно это мы пытаемся выяснить. – Он потирает подбородок. – Дэвид Гаудман пропал пятнадцать дней назад. Его жена утверждает, что ничего подобного с ним ранее не случалось, поэтому сейчас мы прорабатываем несколько версий.
Мое тело начинает непроизвольно подергиваться. Стресс может служить мощным триггером. Так же, как недостаток сна или некоторые музыкальные частоты. Это было одной из первых полученных мной инструкций. Да, и если что-то идет не так, я не могу обеспечить ни собственную безопасность, ни безопасность кого бы то ни было.
– Вы только что сказали, что не видели своего бывшего мужа много лет, – продолжает детектив. – Не могли бы вы ответить точнее?
– С 2013 года. – Я нервно сглатываю. – Мы развелись тогда.
– Понятно.
Он говорит это с таким видом, как будто ему ничего не понятно. Или наоборот – понятно слишком многое.
– А где вы были 31 января этого года?
Это легко. Я редко покидаю это место.
– Здесь. Дома. Или, возможно, на набережной. Я обычно гуляю там раз в день, чтобы подышать воздухом.
– Это может кто-нибудь подтвердить?
Я смотрю на него твердым взглядом.
– Нет. Я живу одна.
– Возможно, кто-то из друзей видел вас во время прогулки?
– Я пока еще не обзавелась ими здесь.
– А вы не хотите заглянуть в свой ежедневник?
– В этом нет необходимости.
Повисает недолгая тишина, во время которой я заставляю себя ничего больше не говорить, чувствуя, что все мои слова прозвучали не очень убедительно.
– Вы не возражаете, если мы осмотрим квартиру? – спрашивает женщина.
– У меня сейчас клиентка, – говорю я.
– Ах, да. Вы же массажистка, насколько я понимаю?
Она произносит это таким тоном, будто я оказываю совершенно иные услуги. Уже не в первый раз я сталкиваюсь с подобным заблуждением относительно своего рода занятий.
– На самом деле я ароматерапевт.
Детектив смотрит на меня с недоумением. Люди, незнакомые с альтернативной медициной, могут понять все совсем неправильно.
– Я делаю массаж с использованием эфирных масел.
Словно по команде, в этот момент за моей спиной раздается извиняющееся покашливание. Моей клиентке явно надоело ждать.
– Вы сейчас, кажется, заняты. – Она бросает нервный взгляд на моих визитеров. – Лучше я позвоню вам потом насчет следующего сеанса.
Женщина выскальзывает из дома в темноту. Я подозреваю, что больше не увижу ее. Хотя мне и не хотелось, чтобы она появлялась снова, меня охватывает сильная тревога. Она точно разболтает все, что услышала.
Я жестом приглашаю полицейских пройти в кабинет, лихорадочно пытаясь вспомнить, не забыла ли я закрыть люк в подвал. К счастью, не забыла.
Они подозрительно оглядывают пузырьки, стоящие на полке над моим столом.
– Вы сами готовите свои снадобья? – спрашивает женщина.
Я с трудом удерживаюсь от улыбки, услышав это слово, отдающее колдовством или черной магией.
– Это эфирные масла. Я покупаю их в интернет-магазине.
– А для чего они вообще? – спрашивает детектив.
Именно этот вопрос я задала бы в первую очередь.
– Они помогают расслабиться. Привести в порядок мысли. Восстановить силы.
Женщина берет с полки пузырек с маслом лаванды и вдыхает его аромат.
– Всегда хотела попробовать нечто подобное.
– Я могу дать вам свою визитку, если хотите.
– Спасибо, мы знаем, где вас найти.
Ну, разумеется.
– Так, значит, вы работаете на дому? – спрашивает мужчина.
– У меня все оформлено. – На этот раз мой голос звучит так, словно я в чем-то оправдываюсь.
«Осмотр» моего жилища занимает немного времени. Это небольшая одноэтажная квартирка из двух спален (одна из которых превратилась в мой рабочий кабинет), а дом расположен у самой набережной, «давая чудесную возможность постоянно наслаждаться красотами Пензанса», как рекламировали это место агенты по недвижимости.
– Чудесный вид, – произносит женщина, глядя на море из окна моей спальни.
Да, именно поэтому я здесь поселилась. Этим утром море было необыкновенным, восхитительно лазурным. Вчера – зеленым. А позавчера – черным. Плавать для меня было слишком опасно, даже если бы у меня был гидрокостюм, как у некоторых местных жителей.
– Значит, вы не скучаете по жизни в большом городе?
Они как будто нарочно отвлекают меня от цели своего визита.
– Так что с Дэвидом? – отчаянно спрашиваю я. – Где он был до того, как пропал?
Женщина быстро поворачивается ко мне.
– Мы надеялись услышать это от вас.
– Но откуда мне знать?
– Послушайте, Вики. – На этот раз говорит детектив. Его голос льется, как скользкий шелк, распространяя вокруг волны подозрения. – Миссис Гаудман сообщила нам, что видела вас возле их дома в Кингстоне накануне Рождества. – Он достает записную книжку: – «Она стояла у ворот и смотрела на наш дом» – вот дословно, что она нам сказала.
– У меня была встреча с моим консультантом, – с жаром говорю я.
Детектив прищуривает глаза.
– В Лондоне? Как-то далековато.
Я пожимаю плечами.
– В общем-то в пригороде. Это было неподалеку от моего бывшего дома, вот я и решила пройтись мимо. Просто ностальгия. Понимаете? С каждым может случиться.
Я замечаю, как по лицу женщины-сержанта скользит тень сочувствия.
– Они выкопали мои розы и вместо них сделали отвратительный рокарий[2], – добавляю я. Мне никогда не нравились рокарии. Слишком уж напоминают кладбище.
– Вы можете это доказать?
– Насчет роз?
– Насчет вашего визита к «консультанту». – Голос детектива звучит раздраженно, будто он думает, что я насмехаюсь над ним, рассказывая про розы. Но это не так. У меня и в самом деле до сих пор сердце кровью обливается при мысли о розах. Это был сорт «Пис». Невероятно красивые кремовые бутоны с потрясающим ароматом.
Я беру свою адресную книгу и выписываю оттуда имя и телефон.
– Вот. Позвоните по этому номеру.
– Непременно.
– А там гостиная, – говорю я, опасаясь, что полицейские возьмутся за слишком тщательный осмотр другой комнаты.
Мы проходим в маленькую гостиную с диваном, накрытым бирюзовой накидкой (такой же, как и на моем кресле в кабинете).
– У вас нет телевизора? – замечает женщина, окидывая взглядом комнату.
– Нет.
Она поднимает бровь, а потом протягивает мне свою визитку. Я бы с удовольствием отказалась от нее – так же, как она отказалась от моей.
– Если получите какие-то известия от вашего бывшего мужа, пожалуйста, сразу же дайте нам знать.
Я киваю. Вайн жмет мне на прощание руку, и полицейские уходят. Я закрываю замок на два оборота, накидываю дверную цепочку и бегу в спальню.
Затем хватаю свой телефон и набираю номер, прочно отпечатавшийся в моей голове.
«Это Дэвид. Вы знаете, что делать».
Голос моего бывшего мужа глубокий. Бархатный. И такой успокаивающий, несмотря ни на что, своим знакомым звучанием.
– Пожалуйста, ответь, – с трудом удается произнести мне. – Это я.
Глава 2
Скарлет
8 марта 2007
Какая умная, взрослая девочка! Так всегда говорила мама. И никто им больше не нужен. Им хорошо и вдвоем. Они настоящая команда. Особенно в том, что касалось игры.
А игра была трех типов: «качели», «качалка» и «прятки». Скарлет больше всего нравилось последнее.
– Но иногда, солнышко, нужно играть и в другие, – говорила ей мама в своей певучей манере, которую она унаследовала из места под названием Вейлз.
– А зачем?
– Ты еще слишком мала, чтобы это понять.
– Но ведь я выгляжу старше, правда? Потому что я высокая, как папа.
– Да, – бормотала мама. Потом она опускалась на колени рядом со Скарлет и крепко обнимала ее. Иногда мама заплетала ее темные волосы в аккуратные маленькие косички. Скарлет любила это больше всего. Ей так нравилось вдыхать мамин запах. Он всегда был один и тот же. Па Чу Ли. Так было написано на бутылочке маминых духов. П-А-Ч-У-Л-И.
На уроках английского Скарлет делала большие успехи. Ее навык чтения был на уровне одиннадцати, а не восьми лет. Так говорил ее учитель. «У нас дома полно книг, – гордо сказала ему Скарлет, и он удивился. – Моя любимая – “Алиса в Стране чудес”, – добавила она. – Эта книжка осталась у мамы с детства. Она читает мне ее каждый вечер».
Что-то заставило Скарлет умолчать о том, что чтение случалось только тогда, когда мама выкуривала свою волшебную сигарету и становилась очень веселой.
И вот эти «качели». Жутковатая игра! Никогда нельзя было знать, кто подойдет сзади и начнет раскачивать. Мама была в это время где-то рядом. Она всегда говорила это Скарлет. Но они не должны были видеть друг друга, потому что это испортило бы игру. Все, что требовалось от Скарлет, – это сидеть на качелях и делать вид, что человек, раскачивающий их, ей знаком. Даже если это не так.
Потом ей следовало сказать: «Вот бы чего-нибудь поесть». Она обязательно должна была произнести это громко – на тот случай, если кто-то еще стоял неподалеку и слушал.
Ответ был всегда одинаковый: «Опять?»
После этого Скарлет наконец поворачивалась и видела стоящего позади человека.
Это могла оказаться женщина. Или мужчина. Иногда от них пахло пивом, или мочой, или старым шкафом – вроде того, что был у них с мамой. Но они всегда делали одно и то же. Давали ей чипсы. Только не в обычной пачке, а в тубе с пластиковой крышкой. Тогда Скарлет переставала на время раскачиваться, открывала упаковку и, съев верхний ломтик, возвращала крышку на место. Она всегда была рада полакомиться чипсами. Если только они не были испорченными.
«А теперь верни старую упаковку», – говорил человек, и она отдавала ему пустую тубу из своей розовой сумочки, которую мама купила ей специально для игры, потому что у Скарлет все так здорово получалось.
Потом человек еще несколько раз толкал качели. И когда Скарлет оборачивалась, чтобы посмотреть, почему он перестал качать, там уже никого не было.
После этого ей следовало идти к выходу из парка, где ее ждала мама.
– Где ты была? Я так беспокоилась!
Скарлет знала, что нужно отвечать.
– Я была на качелях. Меня там покачал какой-то человек.
– Сколько раз я тебе повторяла! Не разговаривай с незнакомыми людьми!
Однако Скарлет нисколько не огорчалась, потому что все это было частью игры, выдумкой – так же, как и все эти истории в ее книжках. Мама вовсе не сердилась на нее. Она просто притворялась!
Когда они возвращались домой, мама нетерпеливо вытаскивала тубу из сумочки Скарлет. Правда, никаких чипсов там не было. Там была целая куча десятифунтовых купюр.
Затем они устраивали пир, съедая на ужин рыбу с жареной картошкой. От уксусного соуса у Скарлет щипало язык. Потом мама закуривала сигарету и открывала бутылку вина.
– Выпей глоточек, – говорила она. – Будешь лучше спать.
Ну и гадость! Но Скарлет все равно выпивала, чтобы быть хорошей девочкой.
Иногда вместо упаковок из-под чипсов они использовали пустые алюминиевые банки. Мама говорила, что так интереснее – время от времени что-то менять для разнообразия. Однако для другой игры, «качалки», тоже хорошо удававшейся Скарлет, не требовалось ни банок, ни упаковок из-под чипсов. Приятнее всего то, что в этом случае можно сразу видеть другого человека. Так что все было не так страшно, как на качелях. Тот, кто сидел на другой стороне качалки – девочка или мальчик, – начинал очень быстро раскачиваться вверх-вниз. У Скарлет от этого голова шла кругом. Но ей нужно было крепко держаться и следить за тем, чтобы маленький пакет, лежащий в кармане ее джинсов, не вывалился оттуда.
Потом она должна была упасть на землю, но очень осторожно, чтобы не ушибиться. «И обязательно плачь как можно громче, – объясняла ей мама. – А когда тот мальчик или девочка подбежит тебя поднять, тебе нужно успеть незаметно поменяться с ним пакетиками».
Эта задача была сложнее, чем с упаковкой из-под чипсов на качелях. «Только такой профи, как ты, может с этим справиться», – говорила мама.
Скарлет не совсем понимала, кто такой профи, но ей нравилось, как это звучало. Тем более что мама часто давала ей блестящую фунтовую монетку за принесенный пакет с десятифунтовыми купюрами. Иногда, закончив пересчитывать деньги, мама даже разрешала Скарлет потрогать их. Они были хрустящие, как осенние листья.
Но самой интересной игрой были «прятки». Они занимались этим в торговом центре. Скарлет это нравилось больше всего, потому что там было тепло зимой и еще потому, что там они ходили вместе с мамой. С ней она чувствовала себя в безопасности.
Сначала они устраивали нечто под названием «розыгрыш». Это означало, что они примеряли в магазине одежду, но ничего не покупали.
«А ну-ка покрутись, – говорила ей обычно мама, когда продавщица появлялась в примерочной, чтобы предложить свою помощь. – Красавица моя!»
Потом Скарлет смотрела на себя в зеркало, откидывая назад свои косички с маленькими красными бусинами и не переставая удивляться тому, что ее кожа темнее, чем у мамы. Как говорила мама, это потому, что ее папа был из страны под названием Тринни Дад.
«А где сейчас мой папа?» – иногда спрашивала Скарлет.
Но ответ оставался всегда одним и тем же: «Не знаю и знать не желаю. Нам ведь хорошо и без него, правда?»
Так вот, про игру. Однажды к ним в магазине подошла немолодая женщина, представившаяся модельным агентом: «Ваша девочка стала бы великолепной моделью». Но мама сказала, что ничего подобного им не нужно, и поспешила утащить Скарлет за собой. «Мы не должны привлекать к себе внимание», – объяснила она. Тогда это чуть не испортило им игру.
Обычно после еще нескольких примерок мама потихоньку уходила. Затем Скарлет начинала плакать. Это называлось «разыгрывать роль», как говорила мама. И Скарлет знала, что это слово пишется как «роль», а не «ролль».
Потом кто-нибудь из продавцов или покупателей спрашивал у нее, что случилось.
Именно в этот момент в магазине появлялась запыхавшаяся женщина. Скарлет должна была делать вид, что знает ее. «Ага, ты здесь, детка. Твоя мама попросила меня прийти за тобой, она сама что-то не очень хорошо себя чувствует».