Красный, белый и королевский синий - Маккуистон Кейси 3 стр.

Генри печально смеется.

– Кажется, тебе пора рассмотреть возможность перехода на воду, Алекс.

– Думаешь? – хмыкает Алекс, совершенно не задумываясь о том, что именно несколько бокалов вина придали ему смелости самым наглым образом напасть на Генри с его застенчивым и ангельским взглядом. – Неужели я обидел тебя? Прости, что не одержим тобой так же, как все остальные. Должно быть, тебя это удивляет.

– Знаешь что? – усмехается Генри. – Думаю, ты именно одержим.

У Алекса от изумления отвисает челюсть, а у Генри приподнимаются уголки рта, отражая самодовольство с долей язвительности.

– Просто мысли вслух, – продолжает Генри с обычной вежливостью. – Разве ты не обращал внимания, что я ни разу не подходил к тебе с подобными заявлениями и всегда, когда мы общались, вел себя максимально корректно? Тем не менее ты здесь и пытаешься чего-то от меня добиться. – Он отпивает шампанское. – Так, простое наблюдение.

– Что? Я не… – Алекс запинается. – Ты…

– Приятного вечера, Алекс, – отрезает Генри и поворачивается, чтобы уйти.

Так он решил, что последнее слово за ним? От этой мысли Алекс напрочь слетает с катушек. Не соображая, что делает, он протягивает руку и дергает Генри за плечо.

Но тут принц разворачивается и на этот раз почти отталкивает Алекса. На долю секунды тот испытывает искреннее удивление, увидев искорки в глазах Генри – внезапный проблеск его настоящего характера.

Следующее, что Алекс осознает, – как путается в собственных ногах и налетает спиной на ближайший стол. К своему ужасу, он видит, что на нем возвышается массивный восьмиярусный свадебный торт, но уже поздно. Схватив Генри за руку в попытке удержаться на месте, Алекс тянет его за собой, и оба, потеряв равновесие, с грохотом обрушиваются на столик.

Словно в замедленной съемке он наблюдает за тем, как торт накреняется, пошатывается и, наконец, соскальзывает с подставки. Сделать что-либо уже поздно. Белоснежной кремовой лавиной исполинский кошмар диабетика стоимостью в 75 тысяч долларов рушится на пол.

В ту же секунду во всем зале воцаряется тишина. Всего одно мгновение – и вот они с Генри лежат на узорчатом ковре среди развалин торта, и Алекс все еще сжимает пальцами рукав принца. Бокал, который Генри держал в руке, разбился, расплескав содержимое на обоих участников происшествия. Уголком глаза Алекс замечает, как порез от осколка на щеке Генри начинает кровоточить.

Первое, о чем думает Алекс, пялясь в потолок – с ног до головы облитый шампанским и измазанный в глазури от торта, – что танец Генри и Джун станет не самым знаменательным событием вечера.

Потом он думает, что мать, несомненно, его хладнокровно прикончит.

Он слышит, как лежащий неподалеку Генри медленно бормочет:

– Твою же мать.

Прежде чем его ослепила вспышка камеры, Алекс смутно осознает, что впервые слышит, как принц выругался.

Глава вторая

С оглушительным шлепком Захра швыряет стопку журналов на стол зала заседаний Западного крыла.

– Это только те, что я успела просмотреть утром по пути сюда, – заявляет она. – Не думаю, что стоит напоминать тебе, что я живу всего в двух кварталах отсюда.

Алекс рассматривает заголовки.

Каждый заголовок сопровождается фото его и принца, лежащих на останках торта. Нелепый костюм Генри съехал набекрень и измазан потерявшими форму кремовыми цветами, рука Алекса крепко держит его за запястье, а на щеке принца красуется красный кровоточащий порез.

– Разве нам не следует сейчас быть в зале оперативных совещаний? – пытается отшутиться Алекс.

Ни Захра, ни его мать, сидящая за столом напротив, шутку по достоинству не оценивают. Увидев сердитый взгляд госпожи президента, посланный ему поверх очков, Алекс тут же сжимает губы.

Нельзя сказать, что он боится Захры – главного заместителя матери по персоналу и ее правой руки. У нее вспыльчивый нрав, но Алекс может поклясться, что внутри она мягкая женщина. Гораздо больше он опасается того, что может сделать его мать. В юности их учили открыто делиться своими чувствами, но когда мать стала президентом, их собственные чувства уступили место тонкостям международных отношений. Алекс даже не знает, что из этого хуже.

– «Источники в королевской администрации сообщают, что двоих видели спорящими за пару минут до… тортострофы, – небрежно зачитывает Эллен выдержку из копии The Sun. Алекс даже не желает знать, как она добралась до свежего выпуска этой британской газетенки. У мамы-президента свои методы. – Однако приближенные к королевской семье лица заявляют, что вражда между сыном президента США и принцем Генри достигла точки кипения и длится уже не первый год. Источники сообщают, что Генри и сын президента имели разногласия со дня их знакомства на Олимпийских играх в Рио, и с каждым днем неприязнь лишь возрастала. На данный момент эти двое даже не могут находиться в одном помещении. Судя по всему, это лишь вопрос времени, когда Алекс перейдет к насилию в своей типичной американской манере».

– Не думаю, что падение на стол можно назвать «насилием»…

– Александр, – начинает Эллен пугающе спокойным тоном, – помолчи.

Он тут же следует совету.

– «Все задаются вопросом, – продолжает зачитывать Эллен, – вызвана ли такая озлобленность между двумя влиятельными детьми тем, что многие называют прохладными и сдержанными отношениями, сложившимися за последние годы между администрацией президента США Эллен Клермонт и британской монархией».

Она отбрасывает журнал в сторону и складывает руки на столе.

– Теперь ты можешь шутить, – обращается к сыну Эллен. – Я безумно хочу услышать твои объяснения, что из всего этого ты находишь смешным.

Алекс несколько раз открывает и закрывает рот.

– Он это начал, – говорит он, наконец. – Я едва дотронулся до него. Он толкнул меня, и я просто схватился за него, чтобы удержаться на ногах и…

– Милый, мне сложно выразить, насколько прессе наплевать на то, кто все это начал, – говорит Эллен. – Как твоя мать я ценю, что ты не был зачинщиком, но как президент, все, чего я сейчас желаю, – чтобы ЦРУ подстроило твою смерть, а мы сгладили сочувствием предстоящие выборы на мой второй срок.

Алекс напрягает челюсть. Он уже привык делать вещи, которые выводили из себя подчиненных его матери, – в юности он частенько баловался тем, что сталкивал между собой коллег матери с их противоречивыми избирательными программами и дружественные фонды по финансированию. И уж точно он попадал на страницы прессы за вещи гораздо хуже, чем это. Однако катастрофы международного масштаба с ним не случалось никогда.

– Сейчас у меня нет времени со всем этим разбираться, поэтому вот как мы поступим, – говорит Эллен, доставая папку, забитую какими-то официальными документами с пометками. На первом листе значится: «УСЛОВИЯ ДОГОВОРА».

– Гм, – мычит Алекс.

– Ты, – говорит его мать, – подружишься с Генри. В субботу уезжаешь, а все воскресенье проведешь в Англии.

Алекс ошеломленно моргает.

– Может, еще не поздно подстроить мою смерть?

– Захра объяснит тебе все остальное, – продолжает Эллен, не обращая на него внимания. – У меня сегодня еще миллион встреч. – Она поднимается и направляется к двери, остановившись лишь чтобы чмокнуть ладонь и приложить ее ко лбу сына. – Люблю тебя, балбес.

Затем она уходит, застучав каблуками по коридору, а Захра опускается в освободившееся кресло с таким выражением лица, словно действительно предпочла бы этому разговору подстроить его смерть. Захра не является влиятельным или важным игроком в команде его матери, но она проработала бок о бок с Эллен с тех пор, как Алексу исполнилось пять, вдобавок она выпускница Говардского университета. Лишь у нее есть исключительное право пререкаться с членами президентской семьи.

– Итак, дело вот в чем, – начинает Захра. – Я всю ночь совещалась с кучкой озлобленных королевских помощников, придурков из PR-команды и чертовыми придворными принца, чтобы все уладить, поэтому ты будешь следовать этому плану до последней запятой и не облажаешься, понял меня?

Все еще полагая в глубине души, что вся ситуация нелепа до идиотизма, Алекс кивает. Захра выглядит не особо убежденной, но продолжает:

– Прежде всего, Белый дом и Британия выпустят совместное заявление, в котором сообщат о том, что все произошедшее на королевской свадьбе было абсолютной случайностью и недопониманием…

– Да так все и было.

– …и что, несмотря на редкие встречи, ты и принц Генри последние несколько лет были очень близкими друзьями.

– Были кем?

– Слушай, – вздыхает Захра, отхлебнув кофе из своего огромного металлического термоса, – обеим сторонам необходимо выйти сухими из воды, и единственный способ сделать это – превратить вашу маленькую перепалку в гомоэротическое недоразумение между лучшими друзьями. Ты можешь ненавидеть принца сколько угодно, писать в его честь гневные поэмы в своем личном дневничке, но, когда заметишь камеры, ты должен вести себя так, словно его королевский хер источает неземное сияние, и делать это убедительно.

– Ты вообще знакома с Генри? – спрашивает Алекс. – Как ты себе это представляешь? Кочан капусты интереснее, чем он.

– Ты, похоже, не понимаешь, насколько мне наплевать на то, что ты думаешь? – фыркает Захра. – Все это нужно лишь затем, чтобы твои идиотские выходки не повредили репутации твоей матери перед ее переизбранием. Ты ведь не хочешь, чтобы на следующих дебатах ей пришлось объяснять всему миру, почему ее сын пытается дестабилизировать отношения между Америкой и Европой?

Нет, этого он не хочет. И в глубине души Алекс понимает, что, будучи хорошим стратегом и отбросив все свое недовольство, он и сам бы, в конце концов, пришел бы точно к такому же плану.

– Итак, теперь Генри – твой новый лучший друг, – продолжает Захра. – Ты постараешься улыбаться, кивать и никого не бесить, пока вы двое проведете все выходные, появляясь на благотворительных мероприятиях и рассказывая прессе о том, как наслаждаетесь обществом друг друга. Если кто-то спросит тебя о нем, я хочу услышать, как ты взахлеб восхищаешься им так, словно он – твоя сраная подружка с выпускного вечера.

Она пододвигает к нему стопку листов с промаркированными списками и таблицами, организованными настолько тщательно, что Алекс вынужден отдать должное составителю. Надпись вверху гласила: «ФАКТЫ О ЕГО КОРОЛЕВСКОМ ВЫСОЧЕСТВЕ ПРИНЦЕ ГЕНРИ».

– Ты выучишь все это наизусть, и, если кто-то попытается подловить тебя на лжи, сможешь выйти сухим из воды, – говорит Захра. Под заголовком «ХОББИ» значатся поло и соревнования по парусному спорту. Алексу хочется провалиться сквозь землю.

– А у него есть такой же? – беспомощно интересуется Алекс.

– Да. И, к твоему сведению, составление списка о тебе было самым тоскливым моментом в моей карьере. – Она раскрывает перед ним другую страницу, на которой подробно расписаны мероприятия на выходные.

Минимум два (2) поста в социальных сетях в день, освещающих визит в Англию.

Одно (1) интервью в прямом эфире для программы «Этим утром» на британском канале ITV длительностью в пять минут в соответствии с заранее установленной темой.

Два (2) совместных появления перед фотографами: одна (1) личная встреча, одно (1) публичное благотворительное мероприятие.

– Почему я вообще должен куда-то ехать? Это он толкнул меня на дурацкий торт! Разве не он должен прилететь сюда и, например, дать интервью на SNL?

– Потому что именно ты расстроил королевскую свадьбу, и именно из-за тебя они понесли расходы в семьдесят пять кусков, – отвечает Захра. – Кроме того, мы организуем его приезд на правительственный обед, который состоится через пару месяцев. И, кстати, принц в восторге от всего этого не больше тебя.

Алекс чешет переносицу. От стресса уже начинает пульсировать голова.

– Но у меня занятия.

– Вечером в воскресенье ты уже будешь дома, – поясняет Захра. – Ничего не пропустишь.

– Так мне никак не удастся от этого отделаться?

– Не-а.

Алекс поджимает губы. Ему нужен список.

Еще ребенком он прятал целые стопки страниц, исписанных беспорядочным крючковатым почерком, под потрепанной подушкой на подоконнике их старого дома в Остине. Бессвязные трактаты о роли правительства в Америке, где все буквы «П» были перевернуты вверх ногами, переводы текстов с английского на испанский. И списки. Много списков. Списки облегчали ему жизнь.

Итак. Причины, почему все это – хорошая идея.

Первая. Его матери нужны хорошие отзывы в прессе.

Вторая. Дерьмовая запись в личном деле определенно не поспособствует его карьере.

Третья. Халявная поездка в Европу.

– Ладно, – соглашается Алекс, взяв папку. – Я сделаю это. Но это не доставит мне никакого удовольствия.

– Господи, надеюсь, что так.

Прозвище «Трио Белого дома» было официально дано Алексу, Джун и Норе редакторами People незадолго до инаугурации. В действительности оно заранее было тщательно изучено фокус-группами Белого дома и впоследствии «слито» прессе.

Политики. Они просчитывают все, даже хэштеги.

Еще до Клермонтов семьи Кеннеди и Клинтонов надежно ограждали свое потомство от происков прессы, предоставляя детям личное пространство, так необходимое в подростковом возрасте для получения неуклюжего юношеского опыта, естественного взросления и прочих глупостей. Саша и Малия Обама были растерзаны и уничтожены журналистами еще до того, как успели окончить старшую школу. Трио Белого дома действовало на опережение.

Это был совершенно новаторский план, включавший в себя трех ярких, харизматичных и привлекательных представителей современной молодежи. Технически Алекс и Нора только-только переступили рубеж поколения Z, но прессу это мало интересовало. А вот все интересное, броское и свежее отлично продается. Обама был крут, и вся его семья могла быть такой же, ведь они по праву были знаменитостями. Как утверждала их мать: «Этот план не идеален, но он работает».

Они являются Трио Белого дома, но там, в музыкальной комнате на третьем этаже президентской резиденции, это просто Алекс, Джун и Нора, привязанные друг к другу с самой юности. Алекс – их движущая сила. Джун – поддержка. А Нора – добродетель.

Они устроились на своих обычных местах. Джун – стоя на цыпочках у коллекции пластинок в поисках Пэтси Клайн. Нора – скрестив ноги на полу, откупоривая бутылку красного вина. И Алекс – лежа вверх ногами на диване, тщетно пытаясь сообразить, как ему действовать дальше.

Он переворачивает страницу со списком фактов о принце Генри, прищуривается и внезапно чувствует, как к голове приливает кровь.

Джун и Нора не обращают на него никакого внимания, уйдя в свой собственный мир, доступа к которому у Алекса никогда не было. Их отношения – что-то невероятное и не поддающееся описанию для многих людей, включая иногда даже Алекса. Зная обеих вдоль и поперек, он понимает, что между ними всегда будет загадочная девичья связь, которую он не в состоянии и, вероятно, никогда не сможет понять.

– Мне казалось, тебе нравится твоя подработка в Washington Post? – спрашивает Нора, с глухим хлопком вытаскивая пробку из бутылки и отхлебывая прямо из горла.

– Так и было, – отвечает Джун. – Вернее, так и есть. Одну колонку в месяц сложно назвать подработкой. Большая часть моих предложений отклоняется лишь из-за околополитических тем. И даже если что-то из этого принимают, текст должна сначала прочитать пресс-служба. Так что, отправляя эти бессмысленные статейки, я думаю о том, что где-то там люди делают по-настоящему важную журналистскую работу, и вынуждена просто с этим смириться.