Двенадцать фактов, которые вы не знали о Люке О’Доннелле. Номер восемь вас точно шокирует!
– А иногда я придумываю всякие тесты. Например, нужно выбрать из восьми фотографий котят одну, и мы скажем вам, на кого из персонажей Джона Хьюза вы похожи.
Здравомыслящий Люк из параллельной вселенной, в которой мой отец не был знаменитым засранцем, а бывший парень не продавал мои секреты Пирсу Моргану[4], пытался сказать мне, что зря я так паникую. К сожалению, я его не послушал.
Кэм в недоумении наклонил голову набок.
– Что-то не так? Послушай, это не самая привлекательная работа, и я не стану утешать себя словами вроде «Кто-то же должен этим заниматься», потому что нет, не должен. Но ты опять ведешь себя очень странно.
– Прости. Это все… очень сложно.
– Сложное может быть интересным. – Он поднялся на цыпочки и заправил прядь волос мне за ухо. – С поцелуями мы разобрались. Теперь перейдем к следующему пункту – разговор.
Я улыбнулся в надежде что улыбка окажется не слишком безрадостной.
– Я бы предпочел заниматься тем, что у меня выходит лучше всего.
– Слушай, я сейчас буду задавать тебе вопросы, и за каждый ответ, который мне понравится, ты получишь поцелуй в награду.
– Кхм. Я не уверен…
– Начнем с малого. Ты знаешь, чем занимаюсь я. А что насчет тебя?
Мое сердце бешено билось. Ничего веселого в этом не было. Но, с другой стороны, вопрос звучал совершенно безобидно, ведь так? Эта информация давно была известна всему интернету.
– Работаю в благотворительной организации.
– Ух ты. Это вызывает уважение. Знаешь, всегда хотел заниматься чем-то подобным, но я слишком легкомысленный. – Он поднял ко мне лицо, и я взволнованно поцеловал его. – Любимое мороженое?
– Мятное с шоколадной крошкой.
Еще один поцелуй.
– Какую книгу прочитали почти все, кроме тебя?
– Да все книги.
Он отстранился.
– За это я тебя целовать не буду. Это просто отговорка.
– Нет, серьезно. Все: «Убить пересмешника», «Над пропастью во ржи», любую книгу, написанную Диккенсом, «На западном фронте без перемен», тот роман про жену путешественника во времени, Гарри Поттер…
– Ты прямо гордишься тем, что ничего не читал?
– Ага. Даже подумываю перебраться в Америку и баллотироваться там на какой-нибудь государственный пост.
Он рассмеялся и снова поцеловал меня. На этот раз он крепко прижался ко мне, и его дыхание обожгло мне кожу.
– Ладно. Самое странное место, где тебе приходилось заниматься сексом?
– Это для восьмого пункта? – спросил я с глупым смешком, пытаясь показать этим свою крутизну и безразличие.
– Какого еще восьмого пункта?
– Ну как какого? Двенадцать детей знаменитостей, которые любят заниматься сексом в необычных местах. Номер восемь шокирует вас.
– Подожди. – Он замер. – Ты правда считаешь, что я целовал тебя ради статьи?
– Нет. Я просто… нет. Нет.
Он уставился на меня. Повисла долгая ужасная пауза.
– Ведь так?
– Я же сказал тебе, что все очень сложно.
– Это не сложности, это оскорбление.
– Я… то есть… – Мне уже удалось разубедить его однажды. Получится и еще раз. – Я ничего такого не имел в виду. Дело не в тебе.
Но в этот раз он не стал трогать меня за ухо.
– Как это не во мне, если ты явно переживаешь из-за того, что я могу сделать?
– Просто мне нужно соблюдать осторожность. – И между прочим, я произнес эти слова с большим достоинством. И вовсе не казался жалким.
– Да что я, черт побери, могу о тебе такого написать? «Как я встретил на вечеринке сына вышедшей в тираж звезды»? «Сын знаменитого певца – гей и шокирует всех своим поведением»?
– Похоже, это будет шагом вперед в сравнении с тем, что ты обычно пишешь.
Он удивленно открыл рот, и я понял, что зашел чуть дальше, чем следовало бы.
– Ого! А я только хотел сказать, что не знаю, кто из нас двоих больший засранец. Спасибо, что прояснил ситуацию.
– Нет, нет, – быстро сказал я, – это всегда я. Уж поверь, я это знаю.
– Боюсь, мне это не поможет. То есть я даже не знаю, что хуже. То, что я, по твоему мнению, готов переспать с любой мелкой знаменитостью ради своей карьеры. Или то, что я решусь на такой омерзительный поступок именно с тобой.
Я проглотил обиду.
– Оба варианта зашибись! Лучше не придумаешь.
– Иди-ка ты знаешь куда? Зря я не послушал Энджи. Ты – ничтожество.
Он исчез в толпе. Вероятно, пошел искать кого-нибудь не столь замороченного. А я остался в одиночестве с моими кроличьими ушками набекрень и ощущением полного провала. Итак, достижения сегодняшнего вечера: я успешно продемонстрировал поддержку человеку, которому она совершенно была не нужна, и наконец-то, окончательно и бесповоротно доказал, что никто в здравом уме не станет со мной встречаться. Я всего лишь замкнутый несдержанный параноик, который не способен на нормальное человеческое общение.
Я облокотился о барную стойку и уставился на происходящее в подвале, переполненном незнакомыми людьми, которым было намного веселее, чем мне. Особенно тем двоим, которые, возможно, именно сейчас рассуждали о том, как я ужасен. Мне виделось два варианта дальнейшего развития событий. Я мог проглотить обиду и поступить как взрослый человек: найти своих друзей и попытаться хорошо провести вечер. Или же – убежать домой, напиться в одиночестве, и тогда в длинном списке поступков, которые я безуспешно пытался забыть и притворяться, что их никогда не было, добавился бы еще один пункт.
Через две секунды я был уже на лестнице.
Через восемь – на улице.
Через девятнадцать – я споткнулся о свою собственную ногу и упал лицом в канаву.
Согласитесь, более достойного завершения вечера невозможно было себе представить. Это стало жемчужиной в моей кособокой короне наследного гамбургского принца вечеринок. Только бы все это не обернулось для меня впоследствии кошмаром.
Глава 2
Зря надеялся – еще как обернулось!
И кошмар этот начался с оповещений «Гугла», от которых телефон вибрировал так, что едва не свалился с прикроватной тумбочки. Конечно, за тем, что пишут о них в интернете, следят только мудаки, нарциссы и нарциссические мудаки, но на собственном горьком опыте я уже убедился, что лучше быть в курсе происходящего. Я промазал, и вибрирующий – ах, эти прекрасные технологии для жаждущих испытать более изощренные удовольствия! – телефон, сделав сальто, полетел на пол. Пошарив рукой, я наконец нащупал его с нерасторопностью подростка на первом свидании.
Смотреть на экран не хотелось. Но было понятно, что если я этого не сделаю, то снова увязну в липком страхе, смешанном с надеждой и неуверенностью, от которых внутри у меня все словно плавилось и превращалось в пюре. Ведь была вероятность, что все не так уж и страшно. Чаще всего моя паника оказывалась беспочвенной. Но случалось и обратное. Я прищурился, словно ребенок, который рискнул посмотреть одну из серий «Доктора Кто», прячась за подушками дивана, и прочитал уведомление.
Можно было выдохнуть. Ничего страшного не случилось. Хотя очевидно, что в идеальном мире фотографию, на которой я запечатлен валяющимся лицом в канаве, с кроличьими ушками на голове, рядом с клубом «Подвал» вряд ли стали бы публиковать на первой странице третьесортных сайтов о знаменитостях, начиная с Celebitchy и заканчивая Yeeeah. И уж в совершенно идеальном мире я не стал бы говорить «ничего страшного» про такое дно. Но моя жизнь давно уже превратилась в череду бесконечных неудач, поэтому я серьезным образом пересмотрел свои взгляды по поводу масштабов происходивших со мной катастроф. По крайней мере, на фото я был полностью одет и не пытался у кого-нибудь отсосать. Так что, да, это была полная победа.
Сегодняшний гвоздь в крышку гроба моей сетевой репутации явно вбивался под песенку «Яблоко от яблоньки», ведь Джон Флеминг тоже частенько попадал на первые полосы газет в совершенно идиотском виде. Да и заголовок «Скандальный сынок Плохого парня Джонни валяется на улице в пьяно-наркотическом бреду после секс-вечеринки» звучал точно лучше, чем: «Человек споткнулся и упал». Вздохнув, я выпустил из руки телефон, и он со стуком упал на пол. Оказывается, иметь знаменитого отца, который угробил свою карьеру со скоростью пробки, вылетающей из бутылки шампанского, еще не так страшно. Намного хуже, если твой некогда знаменитый папаша, будь он неладен, решает вернуться в строй.
Я только-только привык к тому, что меня постоянно сравнивали с моим безрассудным, склонным к саморазрушению отцом, которого я совсем не знал. Но теперь, когда он решил взяться за ум и по воскресеньям изо всех сил играл роль умудренного жизнью наставника на канале Ай-ти-ви, это сравнение с моим безрассудным, склонным к саморазрушению отцом, которого я никогда не знал, было уже не в мою пользу. И я оказался не готов к такому дерьму. Наверное, мне не стоило читать все эти дурацкие комментарии, но взгляд невольно упал на сообщение от пользователя с ником «нутаквот69», который активно предлагал снять реалити-шоу, где Джон Флеминг попытается наставить на путь истинный своего сынка-наркомана. А некая «ещеоднаджиллизпекхама» заявила, что готова смотреть такое шоу день и ночь.
Я понимал, что, по большому счету, все это было полной чушью. Интернет теперь с нами навсегда, мы никуда от него не денемся, но завтра или послезавтра эта статья переползет на вторую полосу или как там называется аналог второй полосы у электронной прессы? И совсем скоро про меня забудут до тех пор, пока у кого-нибудь опять не возникнет желания вспомнить про Джона Флеминга. Но все равно на душе у меня было паршиво, и чем дольше я валялся в кровати, тем отвратнее себя чувствовал.
Я попытался утешить себя тем, что, по крайней мере, Кэм не включил меня в какую-нибудь подборку вроде «Двенадцать придурков, с которыми не стоит знакомиться в ночных клубах». Но это было слабое, я бы даже сказал, никудышное утешение. По правде говоря, я никогда не умел утешать себя. Заниматься самобичеванием – это да. Ненавидеть себя – всегда пожалуйста, хоть во сне. Именно поэтому у меня – двадцативосьмилетнего мужика – возникла острая необходимость срочно позвонить матери, потому что мне было ужасно грустно.
Ведь помимо знаменитого отца у меня еще была мать – тоже довольно известная личность. При желании можно почитать о ней в «Википедии», а если коротко – в восьмидесятые она была почти точной копией Адель, только с более пышной шевелюрой и с французско-ирландскими корнями. И пока группа Bros ждала, когда к ним придет слава, а Клифф Ричард заполнял рождественские эфиры песней «Омела и вино», мама с папой переживали бурный роман, где было место и любви, и ненависти и за время которого они успели выпустить в свет два совместных альбома, один сольный и меня.
Точнее, я появился раньше, чем вышел сольный альбом. Именно тогда папа понял, что хочет стать знаменитым и слишком много своего драгоценного времени тратит на нас. «Добро пожаловать, призрак» – последний альбом, записанный мамой, но, честно говоря, большего было и не нужно. С тех пор почти каждый год Би-би-си, Ай-ти-ви или какая-нибудь киностудия использовала песни из него в качестве саундтрека для очередной грустной сцены или для каких-то совсем уж неуместных моментов, зато мы регулярно получали от них деньги.
Я с трудом выбрался из кровати и скрючился, словно Квазимодо, – давняя привычка, но если у тебя рост выше 170 см и ты не хочешь удариться головой о потолок, то иначе передвигаться по моей квартире невозможно. Мой рост – 193, и жить здесь для меня все равно что ездить на «Мини-Купере». Я арендовал эту квартиру вместе с Майлзом – моим бывшим, – когда еще считалось романтичным жить в мансарде в районе Шеппердс-Буш. Но теперь все изменилось и выглядело ужасно жалко: одиночка, вкалывающий на совершенно бесперспективной работе и до сих пор не заработавший себе на жилье получше, чем эта квартирка на чердаке. Хотя, если бы я немного прибрался тут, возможно, мое жилище приобрело бы более приятный вид.
Я смахнул с дивана кучу носков, уселся на него и включил видеосвязь.
– Allô, Luc, mon caneton[5], – сказала мама. – Ты смотрел вчера вечером папиного идеального кандидата?
Я ужаснулся и только потом вспомнил, что «Идеальным кандидатом» называлось то глупое телешоу, в котором он участвовал.
– Нет. Я вчера был с друзьями.
– Жаль, что ты не видел. Но, думаю, его повторят.
– Не хочу я это смотреть.
Она развела руки и пожала плечами – очень французский жест. Уверен, что она специально изображала из себя француженку. Хотя, с другой стороны, я не могу ее ни в чем винить, ведь от своего отца она унаследовала только фамилию. Но бледнолицая Сьюзи Сью[6] даже этому могла бы позавидовать. Как бы там ни было, похоже, что отцы-беглецы – наша семейная традиция.
– Знаешь, – заявила она. – Твой отец не слишком удачно состарился.
– Рад слышать.
– У него голова лысая, как яйцо, и к тому же очень странной формы. Он похож на того учителя химии, у которого нашли рак.
Я слышал об этом впервые. Хотя, с другой стороны, меня никогда не интересовали новости о бывшей школе. Честно говоря, я вообще не пытался поддерживать связь с людьми, жившими за пределами Лондона.
– У мистера Бизла рак?
– Не у него. У другого.
Еще одной особенностью моей мамы были весьма своеобразные отношения с действительностью. И это еще мягко сказано.
– Ты про Уолтера Уайта[7]?
– Oui-oui[8]. И знаешь, мне кажется, он уже староват для того, чтобы скакать с флейтой наперевес.
– Так. Ты сейчас про папу? Потому что в последних сезонах сериала «Во все тяжкие» тоже творилось много всякой дичи.
– Разумеется, про твоего отца. Он так может и ногу сломать.
– Ну, – усмехнулся я, – будем надеяться.
– Он хотел взять к себе в команду юную леди, которая играла на губной гармошке, – и это был хороший выбор, потому что эта девушка одна из самых талантливых в шоу, но она предпочла парня из группы Blue. Как же я была рада!
Если маму не остановить, она может до бесконечности разговаривать о телешоу. К сожалению, тот тип под ником «нутаквот69» и его друзья из интернета никак не хотели уходить из моей головы и засели там, словно назойливые мухи, поэтому я вынужден был остановить поток маминых мыслей не самым приятным известием:
– Вчера меня опять сняли папарацци.
– Ох, малыш! Опять? Мне так жаль.
Я пожал плечами, но просто, без французских изысков.
– Ты же понимаешь, как это бывает. – В ее голосе появилась нежность, она явно пыталась приободрить меня. – Но это всего лишь буря в… маленькой рюмочке.
Эти слова заставили меня улыбнуться. Она умела насмешить.
– Знаю. Но каждый раз, когда такое происходит, даже если речь идет о каком-нибудь пустяке… мне это напоминает кое о чем.
– Ты же понимаешь, что не виноват в случившемся. То, что сделал Майлз… тут дело было даже не в тебе.
Я усмехнулся.
– Да нет, дело было исключительно во мне.
– Да, конечно, чужие поступки могут затронуть и тебя. Но то, как поступают люди, – это их выбор, и прежде всего – в отношении самих себя.
Мы оба какое-то время молчали.
– Скажи, когда-нибудь… это перестанет причинять мне боль?
– Non[9]. – Мама покачала головой. – Но ты уже не будешь придавать этому значение.
Мне хотелось поверить ей, очень хотелось. В конце концов, она была живым доказательством этих слов.
– Может, приедешь к нам в гости, mon caneton?
До ее дома было всего около часа пути, если мама или Джуди согласятся подбросить меня от центрального вокзала Эпсома (комфорт которого «Гугл» оценил аж в 1,6 звезды). Но дело было в другом: я еще мог оправдать свои звонки матери, когда со мной случалось очередное несчастье, но если бы я, в прямом смысле слова, убежал к ней под крылышко, то окончательно потерял бы уважение к самому себе.
– Нам с Джуди нравится одно новое шоу, – сказала мама таким тоном, словно хотела уговорить меня тоже присоединиться к просмотру.
– Правда?
– Да. Очень интригующее. Называется «Королевские гонки Ру Пола». Не слышал о таком? Сначала мы решили, что оно нам не понравится, так как думали, что это будут гонки на огромных грузовиках. И представь, как мы обрадовались, когда узнали, что там участвуют мужчины, которые переодеваются женщинами… почему ты смеешься?