– И хорошо, и плохо.
Она разгладила конверт. Пристально глядя на нее, я с испугом отметил, что она нервничает. Непривычное зрелище.
– Ты знаешь, я рада помочь тебе, Мартин. Но не в чем угодно. И не любой ценой. У меня дети. Я не могу рисковать их безопасностью ради тебя.
– Так об этом я никогда и не просил. – Голос дрогнул, и продолжил я уже совсем тихо: – Черт, да что случилось-то?
Мадлен коротко тряхнула головой:
– Ничего. Просто у меня возникло ощущение, что с этой историей что-то не так.
Принесли напитки. Мадлен большими глотками пила пиво. Мой джин с тоником оказался противным на вкус.
– Обычно я без проблем получаю информацию от полиции, – сказала Мадлен. – На сей раз было иначе. Казалось, предварительное следствие сплошь утыкано большущими красными флажками. Мне пришлось пускаться в дурацкие объяснения, которых во всех других случаях не требовалось.
– Но ты добыла информацию?
– Только половину, как и сказала по телефону. У меня есть имя свидетеля, который видел, как задавили Дженни Вудс. Но нет фотографии Мио.
Мимо нашего столика прошла какая-то женщина. И я вдруг вообразил, будто она мимоходом замедлила шаг. Мы с Мадлен молчали, пока она не исчезла.
– Ну разве не странно, черт побери? – сказал я. – Что нет ни одной фотографии этого ребенка?
– Я не говорю, что фотографий нет, – возразила Мадлен. – Я говорю, что тот, с кем я имела дело, не смог их найти.
– Ты что же, думаешь, кто-то их спрятал? Кто-то в полиции?
Она пожала плечами:
– Я не знаю, что думать. Знаю только, что ты совершенно прав: невероятно, чтобы полиция не имела фотографий мальчика. Это едва ли не первое, о чем они просят в случае пропажи.
Я думал о том, что́ успел узнать. Что Мио похож на меня. Это говорило мне все и ничего.
– А кто свидетель? – спросил я.
Не знаю, почему я считал это важным.
– Женщина по имени Диана Симонссон. Помнишь ее?
– Нет, а должен?
Мадлен подвинула ко мне коричневый конверт:
– Открой.
Я послушно открыл конверт, достал пачку бумаг. Сверху лежала черно-белая фотография молодой блондинки.
– Ну? Узнаёшь?
Я покачал головой. Совершенно незнакомая женщина.
Глянул на бумаги. По всей видимости, судебный приговор. В недоумении я прочитал первую страницу. Речь шла об изнасиловании. При чем оно тут? Изнасилование – жуткая мерзость, хуже некуда. И я редко берусь защищать такого рода подозреваемых. Поскольку чертовски трудно оправдать то, что они совершили. И поскольку у меня никогда нет уверенности, что они этого не совершали. Но бывали исключения. Одно из них лежало передо мной.
Мое собственное имя пылало, словно написанное огнем. Я защищал подозреваемого. А Диана Симонссон была истицей или, проще говоря, жертвой.
Я мгновенно вспомнил все как наяву. Когда вынесли приговор, она закатила истерику. В тот же день явилась в контору и устроила жуткий скандал. Кричала, что я прислужник дьявола и что она никогда не простит мне то, что я сделал. Я сказал, что, если она немедленно не покинет контору, я вызову полицию. А еще сказал, что понимаю, как она разочарована, но вымещать разочарование на мне совершенно неуместно. Решение выносит суд. И у всех есть право на защиту. Даже у подозреваемых в преступлениях сексуального характера. Из конторы она ушла в полном изнеможении. Я подождал, пока за ней закроется дверь. Потом позвонил в полицию и сообщил о ее действиях. И сейчас сказал себе за это спасибо.
– Ты смеешься? Главный свидетель полиции, утверждающий, что Дженни Вудс задавил “порше-911”, – женщина, которая ненавидит меня за то, что я сумел оправдать мужчину, который, по ее словам, ее изнасиловал?
– Примерно так, – сказала Мадлен. – Я удивлялась, почему ты не за решеткой. Полагаю, теперь мы знаем почему.
Но я думал иначе.
– Как велика вероятность, что именно она была именно там и именно тогда?
– Очевидно, достаточно велика, – сказала Мадлен.
– Да ничего подобного! – Я отодвинул приговор. – Та же больная голова, что спланировала убийства Бобби и Дженни, заранее обеспечила себе так называемого свидетеля на одно из убийств.
– Ты не веришь, что она была там?
– Нисколько.
– Кто-то упросил ее лжесвидетельствовать?
– Да. Иначе почему она указала только марку автомобиля? Наверняка ведь могла бы узнать и меня.
– Значит, лжесвидетель. Мартин, как часто такое бывает на самом деле?
– Какая разница. Главное, это происходит именно сейчас.
Мадлен отпила еще глоток пива. Пока мы сидели в баре, уровень шума постоянно возрастал. Кто-то принялся метать дартс. Острые стрелки вонзались в мишень на стене. Рядом пахну́ло потом из-под мышек, я невольно поморщился.
– Зачем понадобился свидетель? – спросила Мадлен. – Разве не было технических доказательств?
– Нет, – ответил я. – Ничто не связывало меня и автомобиль с местами преступлений. Хотя… на капоте “порше” была, а может, и есть вмятина, которую я не могу объяснить. Не знаю только, что́ она доказывает.
– Значит, по-твоему, водитель останавливал машину, выходил и осматривал своих жертв? – сказала Мадлен. – А потом вызвонил свидетеля, чтобы усилить доказательную базу?
– Возможно. Но, пожалуй, свидетель все же с самого начала входил в его расчеты. Если бы удалось более-менее убедительно показать, что первую жертву сбил мой автомобиль, то связать его со второй жертвой не составило бы труда.
В мишень вонзилось еще несколько дартс. Мадлен смотрела на мужчин, которые их бросали.
– Кто еще, кроме Люси, имеет доступ к твоему “порше”? – спросила она.
Я открыл рот и снова закрыл.
– Люси? Извини, ты что, думаешь, тут замешана Люси? – При мысли об этом сердце у меня замерло. – Кроме того, я бы не сказал, что она “имеет доступ” к моей машине. Доступ имею только я один. У Люси нет собственных ключей от “порше” и никогда не будет.
Мадлен избегала смотреть мне в глаза.
– Это наверняка был кто-то, кто мог взять твою машину, Мартин. А доступа к ней не имел никто, кроме тебя. И Люси, потому что она очень близкий тебе человек. Она ведь вполне могла взять ключи в тот вечер, когда ты находился в больнице?
Я покачал головой.
– Ты так говоришь, будто само собой разумеется, что в ту ночь воспользовались именно моим “порше”. Но, как мы установили, доказательств этому нет. Никаких.
– Это как посмотреть, – сказала Мадлен. – Ты отметаешь свидетеля. А вот я все же сомневаюсь. Я проверила реестр автомобилей. Угадай, сколько “порше” такой модели и цвета в Стокгольме? Три. Полиция говорила с владельцами и исключила из расследования как их самих, так и их автомобили. Я сама видела кой-какие предварительные материалы. Сумела получить выдержки заодно с другими документами. Дверь твоего гаража не повреждена, взлома не было. Машину тоже не вскрывали. Ты не хуже меня знаешь, что невозможно сесть в машину и тем более завести ее без ключа, не оставив следов. И если машина была твоя, Мартин, придется признать, что преступление совершил кто-то из твоего ближайшего окружения.
Я продолжал протестовать:
Конец ознакомительного фрагмента.