– У меня конкретное предложение, – сказал Хелмар. – Я заплачу вам пять тысяч долларов и возмещу неизбежные расходы, если вы найдете ее и я смогу с ней связаться до двадцать девятого июня, то есть в течение шести дней. И я заплачу вдвойне – десять тысяч, – если вы предъявите ее мне в Нью-Йорке, живой и здоровой, к утру тридцатого июня.
Я с подобающим почтением пожирал его глазами, когда он говорил о пяти, а потом о десяти штуках, но, услышав дату, тридцатое июня, опустил взгляд на блокнот. Это могло быть простым совпадением, но у меня возникло острейшее предчувствие, что совпадения тут нет, а я уже научился доверять своим предчувствиям. Я чуть поднял взгляд, чтобы увидеть лицо Вулфа, но не обнаружил ни единого признака, что дата огорошила его так же, как меня.
Он глубоко вдохнул, не без изящества капитулируя перед необходимостью работы.
– А полиция? – без особой надежды поинтересовался он.
– Как я уже сказал, – покачал головой Хелмар, – важно проявлять осмотрительность.
– Потому обычно и нанимают частных детективов. Изложите мне факты вкратце. Поскольку вы адвокат, то должны знать, что мне нужно, чтобы решить, стоит ли браться за эту работу.
– А почему бы вам за нее не взяться?
– Не знаю. Расскажите о ней.
Хелмар поерзал на сиденье и откинулся на спинку кресла, но непринужденной его позу я бы не назвал, да и пальцы он сплетает и расплетает отнюдь не по привычке. Он явно был на взводе.
– В любом случае, – произнес он, – это конфиденциальная информация. Пропавшую девушку зовут Присцилла Идз. Я знаю Присциллу с пеленок и являюсь ее официальным опекуном, а также попечителем собственности по завещанию ее отца, умершего десять лет назад. Она проживает в квартире на Восточной Семьдесят четвертой улице. Этим вечером мне надо было заехать туда, чтобы обсудить с ней кое-какие деловые вопросы. Я прибыл туда в самом начале девятого, однако дома ее не застал. Горничная была встревожена, поскольку ожидала госпожу домой к обеду пораньше, а от той все еще не поступило никаких известий.
– Такие подробности мне ни к чему, – нетерпеливо прервал его Вулф.
– Хорошо, я буду краток. На письменном столе Присциллы я обнаружил адресованный мне конверт. В нем была записка от руки. – Хелмар потянулся за портфелем и открыл его. – Вот она. – Он извлек сложенный лист синеватой бумаги, но отложил его, чтобы достать из кармана футляр и надеть очки в черной оправе, потом снова взялся за бумагу. – Тут говорится: «Дорогой Перри…» – Он замолчал и поднял взгляд на меня, а затем на Вулфа. – Она называет меня по имени с двенадцати лет, когда мне самому было сорок девять. Так посоветовал ей отец.
Очевидно, он ожидал комментариев, и Вулф снизошел до них, пробормотав:
– Это ненаказуемо.
– Это я так, к слову пришлось, – кивнул Хелмар. – Тут говорится: «Дорогой Перри, надеюсь, ты не очень рассердишься, что я тебя подвела. Я не собираюсь делать глупостей. Просто хочу ощущать почву под ногами. Сомневаюсь, что ты получишь от меня вести до тридцатого июня, но после – непременно. И пожалуйста – я действительно этого хочу, – пожалуйста, не пытайся меня отыскать. С любовью, Прис». – Хелмар сложил и убрал письмо в портфель. – Пожалуй, стоит объяснить всю значимость тридцатого июня. В этот день моей подопечной исполняется двадцать пять лет, и, согласно завещанию ее отца, опека прекращается, и она вступает в полное владение своей собственностью. Это основное положение, но, как всегда, существуют и осложнения. Одно из них заключается в том, что крупнейшая часть ее собственности – это девяносто процентов акций весьма солидной и успешной корпорации, а кое-кто в ее руководстве отнюдь не рад тому, что моя подопечная вот-вот вступит во владение компанией. Другое – бывший муж моей подопечной.
– Живой? – нахмурился Вулф, так как неизменно отказывается вмешиваться в супружеские свары.
– Да. – Хелмар тоже нахмурился. – Этот брак – роковая ошибка моей подопечной. Она сбежала с этим парнем в Южную Америку, когда ей было девятнадцать, через три месяца бросила его, а в тысяча девятьсот сорок восьмом развелась. В дальнейшем никаких контактов они не поддерживали, но две недели назад я получил от него письмо, адресованное мне как попечителю собственности. В нем утверждалось, будто вскоре после свадьбы моя подопечная подписала некий документ, в соответствии с которым половина ее собственности по закону принадлежит экс-супругу. Сомневаюсь…
Тут я вмешался, так как и без того достаточно долго пребывал в неопределенности.
– Как, говорите, ее имя? – брякнул я. – Присцилла Идз?
– Да, она вернулась к девичьей фамилии. Мужа зовут Эрик Хаг. Сомневаюсь…
– Кажется, я встречал ее. Полагаю, вы принесли фотографию? – Я встал и подошел к нему. – Хотелось бы взглянуть.
– Конечно. – Хелмара совершенно не волновала мелкая сошка, встрявшая в разговор, но он все-таки снизошел до того, чтобы потянуться за портфелем и пошарить в нем. – У меня с собой три неплохих снимка. Я прихватил их из ее квартиры. Вот они. – Я взял карточки и принялся разглядывать, а он продолжил: – Я сомневаюсь, что его притязания имеют какую-то юридическую силу, но вот с моральной точки зрения… Тут вопрос может быть уместен. Уж точно для моей подопечной. Его письмо пришло из Венесуэлы. Думаю, она могла отправиться туда, чтобы повидаться с ним. Она твердо намеревалась… то есть намеревается… быть здесь тридцатого июня. Но сколько летит самолет из Нью-Йорка в Каракас? Думаю, не более двадцати часов. Есть в ней жилка сумасбродности. Первым делом необходимо проверить все списки пассажиров, улетевших в Венесуэлу. Если это в пределах человеческих возможностей, я хочу связаться с ней, прежде чем она увидится с Хагом.
Я протянул фотографии Вулфу:
– Есть на что посмотреть. Не только на снимках. Я действительно видел ее, как и думал. Совсем недавно. Совершенно позабыл где и когда, но мне смутно припоминается, что это произошло в тот самый день, когда на обед у нас была бакаляу. Я не…
– Черт, что ты там лопочешь? – перебил меня Вулф.
Я посмотрел ему в глаза.
– Вы меня слышали, – отрезал я и сел.
Глава 3
После того как обнаружилось, что Присцилла Идз скрывается не где-нибудь, а наверху, в Южной комнате, Вулф разыграл перед Перри Хелмаром один из лучших своих спектаклей. Требовалось побыстрее выпроводить Хелмара, но так, чтобы он не раздумал прибегать к нашим услугам, и при этом не связать себя обязательством. Вулф прервал переговоры, объявив, что откладывает решение до утра, а если надумает взяться за дело, я позвоню Хелмару на работу в десять утра, чтобы узнать дополнительные подробности. Хелмар, естественно, взорвался. Он жаждал немедленных действий.
– Что бы вы подумали обо мне, – стоял на своем Вулф, – если бы я согласился на ваше предложение и начал работать по делу, основываясь исключительно на представленной вами здесь и сейчас информации?
– Что бы я подумал? Да ведь именно этого я и хочу!
– Конечно же нет, – возразил Вулф. – Ведь в таком случае вы бы наняли олуха. Я никогда не видел вас прежде. Возможно, вы и впрямь Перри Хелмар, а может – Эрик Хаг. Я вынужден опираться только на ваши слова. Все рассказанное вами может быть правдой, а может и не быть. Я предпочел бы, чтобы мистер Гудвин встретился с вами в вашем офисе, чтобы он заглянул в квартиру вашей подопечной и переговорил с ее горничной. Я способен на энергичные действия, но от безрассудных меня увольте. А если вам нужен детектив, который хватается за любую работу по просьбе первого встречного, мистер Гудвин назовет вам кое-какие имена и адреса.
Хелмар – вот ведь упрямец! – принялся выдвигать контраргументы и предложения. Почему бы нам не позвонить Ричарду Э. Уильямсону? Тот подтвердит его личность и засвидетельствует чистоту намерений. Зачем откладывать до завтра визит на квартиру его подопечной и разговор с горничной?
На это Вулф возразил, что до утра без меня ему никак не обойтись, так как мы совместно решаем некую важную проблему. Чем скорее Хелмар покинет нас и позволит вернуться к ее обсуждению, тем лучше.
Наконец адвокат удалился. Убрал фотографии в портфель и сунул его под мышку, а в прихожей позволил мне снять его шляпу с вешалки и открыть перед ним дверь.
Я направился назад в кабинет, однако не успел войти, как Вулф рявкнул:
– Веди ее сюда!
Я остановился:
– Понял. Мне ее проинформировать?
– Нет. Веди сюда.
Я помедлил, подбирая слова:
– Как вам известно, она моя. Это я занялся ею и запер наверху, чтобы вас разыграть. Спроси я у вас разрешения, вы бы попросту ее выгнали. Вы велели отдать ей бабки и избавиться от нее. Она моя. После того, что сообщил Хелмар, вы, скорее всего, вцепитесь в нее мертвой хваткой. И я оставляю за собой право, если – и когда – сочту уместным, подняться, взять ее багаж, проводить ее до двери и выпустить.
Он явственно хихикнул. Такое с ним бывает нечасто, и за все годы работы на него мне так и не удалось как-то классифицировать это хихиканье. Оно могло означать что угодно, начиная от злорадства и заканчивая признанием, что ситуацией владею я. Несколько секунд я сверлил его взглядом, ожидая объяснений, однако объясняться он не пожелал.
Я развернулся, прошел к лестнице, поднялся на два этажа, вставил ключ в замочную скважину, повернул его и, назвавшись, постучал. В ответ последовало приглашение войти. Я распахнул дверь и вошел в комнату.
Она явно чувствовала себя как дома. Одна постель была разобрана. Покрывало с нее, аккуратно свернутое, лежало на другой кровати. Девушка сидела за столом возле окна и при свете настольной лампы возилась с ногтями. Она была в синем пеньюаре, босая и теперь выглядела миниатюрнее и моложе, чем в персиковом платье.
– Я сделала вам одолжение, – объявила она без всякого выражения недовольства. – Через десять минут я отправляюсь в кровать.
– Сомневаюсь. Вам придется одеться. Мистер Вулф хочет поговорить с вами у себя в кабинете внизу.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
– А почему он сам не может подняться?
Я посмотрел на нее. В подобном одеянии для меня она воплощала собой экстаз, для Вулфа, в его собственном доме, – бесстыдство.
– Потому что на этом этаже нет подходящих для него кресел. Я подожду снаружи.
Я вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. Я вовсе не важничал и не задавался. Да, это именно я подцепил нечто обернувшееся для нас возможностью срубить десять кусков, но приемлемых способов обратить их в наличные не видел и к тому же понятия не имел, какую линию изберет Вулф. Я изложил свою позицию, а он в ответ лишь похихикал.
Много времени на перемену туалета ей не понадобилось, чем она заработала дополнительные очки. Появившись снова в персиковом платье, девушка подошла ко мне и спросила:
– Он сильно взбеленился?
Я предпочел не тревожить ее раньше времени. Лестница у нас достаточно широкая, чтобы двое могли идти по ней бок о бок, и она взяла меня под руку. Я посчитал это правильным и уместным. Я ведь сказал Вулфу, что она моя, подразумевая тем самым не только права, но и обязанности.
Возможно, я даже немного выпятил грудь, когда мы вошли в кабинет, хотя и сделал это непроизвольно.
Протянув руку, она ринулась к столу Вулфа и дружелюбно возвестила:
– Именно так вы и выглядите! Как я и думала! Я бы…
Она умолкла, так как натолкнулась на полное безразличие. Он и бровью не повел, а лицо его пускай и не выражало враждебности, ответным дружелюбием все же не светилось. Она опустила руку. Вулф произнес:
– Я не пожимаю вам руки, чтобы вы потом не расценили этот жест как лицемерие. Там видно будет. Садитесь, мисс Идз.
Досталось же ей, подумал я. Не очень-то приятно, когда отвергают твою доверчиво протянутую руку, каковы бы ни были причины. Получив от ворот поворот, она покраснела, раскрыла рот и тут же захлопнула его, посмотрела на меня, снова на Вулфа, а затем, как будто решив проявить выдержку, направилась к красному кожаному креслу. Однако, не дойдя до него, она резко обернулась и требовательно переспросила:
– Как вы назвали меня?
– Вашей фамилией. Идз.
Она потрясенно уставилась на него. Потом перевела взгляд на меня.
– Как? – спросила она. – Почему вы мне не сказали? Но как?
– Послушайте, – обратился я к ней, – вас ожидал удар, так какая разница, кто его нанес – он или я? Сядьте и смиритесь с неизбежным.
– Но вы же не могли… – Она осеклась, подошла к креслу и села; ее поразительные глаза обратились на Вулфа. – Хотя это все равно почти ничего не меняет. Полагаю, мне придется заплатить больше, но я и так была готова. Я говорила мистеру Гудвину.
– А он ответил, что, хотя и берет ваши деньги, окончательное решение оставляет за мной, – кивнул Вулф. – Арчи, будь так добр, возьми деньги и отдай их мисс Идз.
Естественно, я ожидал подобного и заранее решил не делать из этого проблему. Если – и когда – я должен принять ту или иную точку зрения, то склонен занимать самую четкую из всех очевидных позиций. Поэтому я встал, подошел к сейфу, открыл его, достал семь новеньких пятидесятидолларовых банкнот и протянул Присцилле, но она и не подумала взять их.
– Возьмите, – посоветовал я. – Если хотите покапризничать, найдите место получше.
Я бросил деньги ей на колени и вернулся на свое место.
– Ваше присутствие здесь, мисс Идз, нелепо, – начал Вулф, когда я сел. – Тут вам не пансионат, не приют для истеричек. Это моя…
– Я не истеричка!
– Ладно, отказываюсь от этого слова. Это не приют для неистеричек. Это мой офис и мой дом. Вы пожаловали сюда и изъявили желание пожить здесь неделю, спать и есть в комнате прямо над моей. При этом вы не потрудились раскрыть ни свою личность, ни принудившие вас к этому обстоятельства, что абсурдно. Мистер Гудвин это прекрасно знал и немедленно выставил бы вас, если бы не решил использовать вашу эксцентричную просьбу с целью подразнить меня… Ну и конечно же, не будь вы столь молоды и привлекательны. Поскольку он так решил и вы необычайно привлекательны, вас отвели в комнату наверху, помогли разобрать чемодан, угощали коктейлями, подали обед, и весь привычный уклад жизни в моем доме оказался нарушен. Затем…
– Мне жаль. – Присцилла покраснела; лицо ее просто пылало. – Мне очень жаль. Я немедленно покину вас. – Она начала вставать.
Вулф жестом остановил ее:
– Подождите, будьте любезны. Произошли кое-какие события. У нас был посетитель. Он ушел всего полчаса назад. Некий Перри Хелмар.
Присцилла раскрыла рот:
– Перри! – и рухнула назад в кресло. – Вы сказали ему, что я здесь?!
– Нет! – резко ответил Вулф. – Он приехал к вам на квартиру и обнаружил, что вы исчезли, оставив ему записку… Вы ведь оставили ему записку?
– Я… да.
– Прочитав ее и узнав, что вы удрали, он направился прямо сюда. Хотел нанять меня, чтобы я отыскал вас. Рассказал, что скоро вам исполнится двадцать пять лет и что недавно он получил от вашего бывшего мужа, ныне проживающего в Венесуэле, письмо, где говорится, будто вы подписали некий документ, отдающий во владение супруга половину вашей собственности. Вы и вправду его подписали?
– Да.
– Ну не глупо ли это?
– Да, но тогда я была дурой, поэтому и делала глупости.
– Ну-ну. Посмотрев фотографии, принесенные мистером Хелмаром, мистер Гудвин, конечно же, вас узнал и предупредил об этом меня, не вводя в курс дела мистера Хелмара. Однако мистер Хелмар к тому времени уже сделал предложение. Он пообещал заплатить мне десять тысяч долларов и возместить неизбежные расходы, если я предъявлю вас ему в Нью-Йорке, живой и здоровой, к утру тридцатого июня.
– Предъявите меня? – Присцилла рассмеялась, хотя и не весело.
– Именно так он и выразился. – Вулф откинулся на спинку кресла и потер губу. – В тот момент, когда мистер Гудвин опознал вас на фотографиях и сообщил об этом мне, я, конечно же, оказался в сомнительном положении. Я зарабатываю на жизнь и поддерживаю дорогостоящее хозяйство частным сыском и донкихотства позволить себе не могу. Когда мне предлагают надлежащую плату за приемлемую работу в той области, где я сведущ, я от нее не отказываюсь. Деньги мне нужны. Итак, ко мне приходит незнакомый человек и предлагает десять тысяч долларов за то, чтобы я нашел и предъявил некий объект к определенной дате, и по случайности – исключительно по случайности – объект этот заперт в комнате моего дома. Есть ли разумные доводы в пользу того, что я не должен разоблачить объект перед этим человеком и забрать свою плату?