– Я не возьму с вас денег. Пусть это будет подарок. – Хотелось как-то отблагодарить Фейлин за ее участие и поддержку.
– Глупости! Я настаиваю. – Фейлин, прищурившись, пристально поглядела на меня. Не знаю, что в тот момент отразилось на моем лице. Может, жалкие остатки изорванной в клочья гордости. А может, воспоминание о смехотворной сумме на моем банковском счете. – Давай так: одну повязку ты мне подаришь, а за две другие я заплачу.
– Договорились.
Очень удачный компромисс.
– Прекрасно! – Фейлин сложила ладони пирамидкой, соединив пальцы обеих рук. – Жду не дождусь увидеть, как твои повязочки будут смотреться на Линди!
– Я вам их занесу через пару…
– Собачка! – вдруг воскликнула Олли и наклонилась вперед так сильно, что едва не вывалилась из коляски. – Собачка!
Я обернулась.
К нам направлялся высокий мужчина. На шее у него висела навороченная фотокамера с длиннофокусным объективом. За ним бежала красивая, напоминающая шелти собака бело-тигрового окраса.
Фейлин захлопала в ладоши.
– Ну и ну! Кэм Колбо собственной персоной! Как я тебе рада! Последний раз мы встречались… когда? В Рождество? Дай-ка я тебя обниму!
– Мы виделись неделю назад, у здания суда, на кинопоказе. – Кэм расцеловал Фейлин в обе щеки. – Вы ведь прекрасно помните.
– Ох, и правда. Запамятовала! – Фейлин подтолкнула меня локтем и многозначительно приподняла брови. – Ничего не могу с собой поделать. Так и тянет немного пококетничать, понимаешь? Кэм – такой милашка!
– Фейлин, ну перестаньте, – перебил ее Кэм. – Я сейчас покраснею от смущения.
– Это все равно будет незаметно, – возразила Фейлин. – У тебя усы и борода загораживают пол-лица. Скрывают всю красоту. Это чертовски обидно! Когда ты их уже сбреешь?
В ее голосе звучала такая досада, что я невольно улыбнулась. Лично мне даже понравилось, что Кэм небрит, но свое мнение я оставила при себе.
Кэм не ответил, поскольку общее внимание на себя отвлекла Олли.
– Собачка! – снова прокричала она, восторженно ерзая в коляске.
Кэм нагнулся и обратился к Олли:
– Его зовут Ривер. Хочешь погладить?
– Осторожнее, – предупредила я.
– Не волнуйтесь, Ривер не кусается, – успокоил меня Кэм.
– Я переживаю не за дочку, а за Ривера. Олли еще не умеет рассчитывать силу. Пару раз она чуть не выдрала мне все волосы.
Кэм с удивлением взглянул на меня, а потом рассмеялся.
– Все будет в порядке. – Он потрепал Ривера по ушам.
Пес лизнул руку Олли. С радостным визгом малышка потянулась и погладила его по голове.
– Собачка, собачка, собачка!
– Только посмотрите на них! Уже подружились, – заметила Фейлин. – Натали, вы знакомы с Кэмом? Он живет в горах.
– Нет.
– Вот я глупая! Конечно, не знакомы! Тебя же не было в Уиклоу пять лет, а Кэм приехал сюда из Теннесси только год назад.
Мужчина протянул мне огромную мозолистую ладонь.
– Кэм Колбо.
– Натали Уокер. – Несмотря на недюжинную силу, рукопожатие Кэма было мягким и нежным, как будто он очень старался случайно не причинить мне боль. – А это Олли.
– А полностью – Оливия-Ли, – пояснила Фейлин. – Но, согласись, имя Олли звучит невероятно мило! Натали – дочь Сили и Дока Линден. Она вдова, Натали, я имею в виду. Потеряла мужа чуть больше чем год, семь месяцев и три дня назад. Около того. Мэттью Уокер плавал на лодке и утонул. Несчастный случай. Ужасно.
– Мне очень жаль. – Кэм нахмурил темные, густые брови. – Примите мои искренние соболезнования.
Мне захотелось немедленно исчезнуть. Нырнуть вниз головой в какой-нибудь канализационный люк.
– Спасибо.
Кэм кивнул и, наклонившись, погладил Ривера. Олли продолжала ластиться к псу, который, к счастью, вроде бы ничего не имел против ее бурных излияний.
Фейлин повернулась ко мне.
– Моя Марси вышла замуж за брата Кэма, Джоша. Ой, Джош такой здоровяк, с виду – вылитый медведь! Надо тебя с ним познакомить. Джош – лучший полицейский в Уиклоу, у него золотой характер! – Она придвинулась ближе. – Только не говори ему, что я так сказала. А у Марси собственный магазинчик подарков, вон там. – Она кивнула на витрину с вывеской «Всякая всячина» на противоположной стороне улицы. – Марси продает и работы Кэма. Он фотограф, снимает дикую природу. Обязательно зайди на них посмотреть. Они потрясающие! Никто, кроме Кэма, так не сможет. У него взгляд художника!
Пока Фейлин расточала восторги, я следила за реакцией Кэма. Всем своим видом тот выражал крайнее смущение, на лбу и в уголках его глаз появились морщинки. Забавно.
Я вновь обернулась на здание магазина с ярко-желтым козырьком над входом. Интересно, нужны ли Марси продавцы? В списке моих дел сразу за пунктом «Купить кусок пирога» шло «Найти работу». «Всякая всячина» еще не открылась, и я запланировала зайти туда позже.
– Лучше не откладывай в долгий ящик, потому что, возможно, магазин скоро обанкротится. Марси ожидала, что летом, когда люди отправятся в походы и дальние велосипедные прогулки, будет приток покупателей, но ее надежды до сих пор не оправдались.
– Какая жалость! Я могу как-то помочь? – Сердце заныло. Значит, устроиться во «Всякую всячину» не удастся. Рабочих мест в Уиклоу еще меньше, чем туристов.
Фейлин погладила меня по руке.
– Ах ты солнышко, мы тебе очень благодарны за предложение. Но мы справимся, как и всегда.
Кэм выпрямился.
– С удовольствием поболтал бы с вами подольше, леди, но мне пора: ждет одна халтурка.
– Правда? Какая? – Фейлин сложила ладони в молитвенном жесте. – Расскажи!
Кэм намотал на запястье поводок.
– Во дворике кафе видели каких-то редких птиц, и теперь все орнитологи и просто любители пернатых стоят на ушах. Один мой приятель из их компании заказал пару фотографий. Ничего особенного, но надо бежать, пока хорошее освещение.
– Ты про черных дроздов? – уточнила Фейлин. – Ну, так у тебя времени навалом. Они редко появляются днем. Приходи незадолго до полуночи, как раз успеешь.
– Вы тоже слышали про этих птиц?
Фейлин подбоченилась.
– Про черных дроздов, Кэм, в Уиклоу знают все, кроме тебя. Надо бы почаще спускаться с гор!
Кэм перевел взгляд на меня, и я поддержала Фейлин:
– Черные дрозды прилетают каждую полночь, сколько я живу на этом свете, и поют целый час. Ах, как же они поют! Вы нигде не услышите ничего прекраснее!
– Но это же ненормально. – В тоне Кэма зазвучало сомнение. – В смысле, что они появляются ночью.
– Дорогуша, мы все уже привыкли к черным дроздам, – заверила его Фейлин. – Даже странно, что они вдруг, спустя столько лет, произвели такой фурор. – Она поднялась на цыпочки. – Но лучше уж любители птиц, чем никого. Побегу сообщу им, что «Всякая всячина» откроется в одиннадцать.
– Нам с Олли тоже пора. – Я посмотрела на кафе. – Приятно познакомиться, Кэм. Увидимся, Фейлин.
– Да-да, уже скоро! – подхватила она. – И обязательно сходите куда-нибудь с Марси и малышками. Уверена, Олли и Линди-Лу сразу подружатся.
Друзья – это хорошо. Я-то думала: вот вернусь домой, сначала будет тяжело, но привыкну. Все вернется на круги своя. Заживу как раньше, стану такой, как прежде.
Должна была догадаться, что это невозможно.
Боль меняет людей.
Ничего не пойдет по-старому, ведь я теперь другая.
Потому-то мне и необходим пирог «Черный дрозд». Он даст ответы на мучающие меня вопросы, и в сердце воцарится мир. Это нужно не только мне, но и Олли. Чтобы быть для нее хорошей мамой, надо исцелить душу и разум, иначе я повторю ошибки своей матери, которая, ожесточившись, на двадцать с лишним лет замкнулась в своем горе. Ее ничто не тревожило, кроме собственных страданий.
Нагнувшись, я заправила одну из выбившихся кудряшек дочки под повязку.
– Олли, скажи «пока-пока».
– Пока, собачка! – Олли энергично замахала рукой.
Кэм помахал в ответ, а Ривер завилял хвостом.
Повернув коляску, я шагнула в сторону «Черного дрозда»… и остолбенела.
Меня больше не волновало, что Фейлин проболтается маме о моем появлении в кафе. Потому что мама была здесь. Она, скрестив руки на груди, стояла у входа в «Черный дрозд» и заглядывала внутрь. Я начала медленно пятиться назад в надежде улизнуть незамеченной.
Словно почувствовав мое присутствие, мама резко повернула голову в мою сторону.
Я попалась.
Мама направилась ко мне, и я еле сдержалась, чтобы не поморщиться.
Сили Эрл Линден была одета, как всегда, строго и со вкусом: в белоснежную блузку, легкие льняные брючки и кожаные босоножки. Волнистые светлые волосы с вкраплениями медных прядей свисали до плеч. На голове у мамы красовалась белая шляпа, на груди – двойные жемчужные бусы. Лицо закрывали темные очки.
– Оливия-Ли такая милая, когда щурится, правда? И ей очень идет загар, ты не находишь?
Мама никогда не называет внучку просто Олли, считая это имя глупым, смешным и совсем не женским. Она заявила, что Олли могут принять за мальчика. Как будто это возможно с ее длинными локонами, губками бантиком, аккуратным носиком и выразительными бровками. Не говоря уж о том, что Олли носит розовые блузки с кружевными оборками и инициалами на кармашках, розовые юбки, комбинированные с шортами, и сандалии – разумеется, тоже розовые.
– Баба! Пливет-пливет! – Олли помахала ей рукой.
Я не стала даже упоминать, что перед выходом намазала Олли кремом от загара, а ее солнцезащитные очки убрала в рюкзак от греха подальше после того, как Олли шесть раз подряд стаскивала их с себя. Уже вечером в гостевой домик доставят детскую широкополую шляпу, и ничто не убедит маму, что Олли это не нужно.
– Привет, моя умница! – Мама сжала протянутые ручки малышки и, наклонившись, поцеловала ее в лоб.
При виде того, с какой любовью мама воркует с Олли, сердце заныло. Больно осознавать, что мне она никогда не дарила столько заботы и внимания. Хорошо хоть, Олли не пришлось испытать на себе ее холодность и равнодушие. И не придется, чего бы мне это ни стоило.
Мы помирились, напомнила я себе. Помирились.
– Значит, ты вышла прогуляться с утра пораньше, – обратилась мама к Олли и, подняв голову, уставилась на меня в ожидании ответа на незаданный вопрос.
– Мы… идем в библиотеку. – Это почти правда: мы действительно намеревались заглянуть в библиотеку. Только после кафе. – Не ожидала тебя здесь увидеть.
Сколько себя помню, мама никогда не приближалась к «Черному дрозду». Старательно обходила кафе за несколько акров, чтобы каменное здание ни в коем случае не попалось ей на глаза.
Мама нервно сжала жемчужные бусы.
– Я шла на заседание комитета и задержалась, чтобы узнать, что за шум.
Звучит правдоподобно, ведь мама – председатель комитета по благоустройству города. Но меня не проведешь. Члены комитета обычно встречаются дома у Корали Дэбади, в двух кварталах отсюда. Зачем же маме делать такой крюк? К тому же она и не думает возмущаться из-за моего присутствия рядом с «Черным дроздом». Очень подозрительно.
Мама указала на толпу во дворике.
– Что вообще происходит? Кто эти люди? Они ведь собрались явно не по поводу открытия кафе.
Через окно я заметила, что в переполненном зале какая-то девушка примерно моих лет ловко лавирует с подносом между столиками. Внешне она кого-то мне напоминала. Может, это и есть Анна-Кейт Кэллоу?
Высокая, не ниже меня (а я ростом целых пять футов восемь дюймов![4]), она не слишком походила на маленькую, хрупкую блондинку Зи с ее излюбленными летящими юбками, развевающимися шарфами и серьгами-подвесками. На этой были джинсы, подвернутые до середины голеней, простая сиреневая футболка и никаких сережек. Каштановые волосы задорно кудрявились.
– Их интересуют черные дрозды. Любители птиц в полном восторге. Они вроде как редкие. Дрозды, я имею в виду.
Я говорила путано и невнятно. Мамино присутствие часто на меня так действует.
Мама вновь кинула взгляд внутрь кафе и стиснула бусы так, что побелели костяшки пальцев. Это украшение ей подарил папа от имени моего старшего брата на День матери больше сорока лет назад.
Жаль, что я совсем не помню Эндрю-Джеймса Линдена, красу и гордость нашей семьи, да и, пожалуй, всего Уиклоу. Мне только исполнилось три, когда брат погиб в автокатастрофе. В то время ему шел девятнадцатый год.
Я была поздним, незапланированным ребенком. Мое появление на свет оказалось сюрпризом для родителей. И хотя все знают, что Сили Эрл Линден не любит сюрпризы, в тот раз мама была вне себя от радости.
Однако мамино счастье длилось недолго: со смертью Эджея оно померкло навсегда.
Мама пренебрежительно усмехнулась.
– Черные дрозды? Какая глупость.
– Сили! Да я глазам своим не поверила, когда тебя тут увидала! – приблизившись к нам, радостно воскликнула Фейлин. – До тебя, поди, уже дошли слухи… С ума можно спятить, правда?
Мама натянуто улыбнулась.
– Не понимаю, о чем ты.
Шея Фейлин вновь покрылась пятнами.
– Слухи об Анне-Кейт…
Поджав губы, мама продолжала холодно смотреть на Фейлин. Та завертела головой, переводя взгляд с мамы на меня и обратно.
– Мне… э-э… пора. – Фейлин по очереди кивнула мне и маме. – Рада была поболтать.
– Передавай привет Марси, – сахарным тоном вставила мама.
– Обязательно! – на ходу пообещала Фейлин.
– И что это было? – как только она отошла подальше, поинтересовалась я.
– Ты же знаешь, Натали, я терпеть не могу сплетни, – пренебрежительно отозвалась мама.
Недоумевая, я оглянулась по сторонам и обнаружила, что все кругом, включая посетителей кафе, пялятся на нас.
– Я ухожу, – объявила мама. – Ты со мной? Библиотека как раз по дороге к дому Корали.
Я нервно сглотнула. Приходилось выбирать: купить кусок пирога, а вместе с ним и ответы, в которых я так нуждаюсь… или сохранить хрупкий мир в нашей разобщенной семье.
– Идем, – подавив вздох, согласилась я.
Ради того, чтобы вновь не поссориться с мамой, я готова подождать с пирогом. Но завтра утром я за ним вернусь.
И, может, заодно узнаю, почему все так носятся с этой Анной-Кейт Кэллоу.
3
– Когда вы впервые заметили черных дроздов? – спросил журналист.
Лук Бартелеми вытянул длинные, тощие ноги.
– Сколько себя помню, они всегда были здесь.
– Вы давно работаете в кафе?
– Двадцать пять лет. Но я слышал, что дрозды появились гораздо раньше. Больше века назад.
Журналист закатил глаза и что-то черкнул в блокноте.
– Их двадцать четыре, как в той песенке? «Две дюжины дроздов сидели в пироге…»
– «Когда пирог разрезали, они все стали петь»[5], – кивнув, процитировал Лук начало второго куплета. – Да. Зи однажды сказала, что эти птицы, скорее всего, родственники.
– Она, должно быть, пошутила?
– Зи никогда не шутила о черных дроздах.
Не зная, что ответить, журналист постучал ручкой по блокноту.
– Вам не кажется, что все это как-то странно?
– Ничуть. У нас с вами разное представление о «странном». – Лук поднялся и задвинул стул. – Мне пора работать. Хотите еще ежевичного чая?
– Да, спасибо. В жизни не пил ничего вкуснее!
– Я слышал, юная леди, что вы скоро уезжаете изучать медицину.
Словно готовясь к баталии, мистер Лейзенби оттопырил нижнюю губу и выпятил челюсть.
Обойдя его стул, я убрала с соседнего столика грязную посуду и приборы. Любопытство мистера Лейзенби меня не удивило: этот недостаток присущ почти всем жителям города, как и бесцеремонная манера нарушать личное пространство. Все утро посетители кафе лезли ко мне обниматься, и моя сдержанность их нисколько не обескураживала. Ну разве так можно?
– Да. Занятия начинаются в августе.
Чтобы пройти первую ступень высшего образования, мне понадобилось семь лет: дважды я переводилась из одного университета в другой, потом приходила в себя после смерти мамы… К тому же денег на обучение не хватило, и я долго не могла накопить нужную сумму. Сама удивляюсь, что я вообще получила диплом. Честно говоря, если бы не обещание, давным-давно данное маме, я бы оттуда ушла.