Сара Уильямс Голдхаген
Город как безумие. Как архитектура влияет на наши эмоции, здоровье, жизнь
Sarah Williams Goldhagen
WELCOME TO YOUR WORLD: HOW THE BUILT ENVIRONMENT SHAPES OUR LIVES
© 2017 by Sarah Williams Goldhagen
© Перевод на русский язык, оформление. ООО «Издательство АСТ», 2021
Предисловие
Позвольте дать вам смелое обещание. Я, незнакомка, приглашаю вас в мир, где вы живете – изо дня в день. И все же я уверена, что после прочтения этой книги ваши знания и представления об этом мире изменятся. Вы переосмыслите свою роль в нем, поймете, что он воздействует на вас, ваших детей, на всех, причем так глубоко, как вы не могли себе представить.
Откуда я это знаю? Потому что так случилось со мной.
Когда я была подростком в мире, еще не знавшем смартфонов и GPS, мне посчастливилось отправиться с родителями в Италию. Во время одной изматывающей, нервной поездки на взятой напрокат машине мой отец свернул с шоссе в пригороде Флоренции, моя мать не смогла сориентироваться, и мы поняли, что заблудились. У нас была карта, но, должно быть, север был югом, или юго-востоком, или западом, вопреки ее представлениям, и нигде на карте она не могла найти названий улиц, по которым мы проезжали. Огорченные, мои родители начали ссориться. Родители злились, автомобиль бросало из стороны в сторону, и я обнаружила – уже не впервые, – что оказалась в самой гуще битвы титанов. То есть колоссального скандала. Сверни налево! Нет, езжай прямо… Смотри сюда! Нет, туда. Видишь этот знак? На нем написано совсем не то… и так далее, и так далее.
Я попросила передать карту мне, быстро определила наши координаты и потребовала от них обоих – несомненно, противным подростковым голосом – сохранять спокойствие. Сурово и безошибочно я указала дорогу к отелю, где мы зарегистрировались, не обменявшись с родителями и словом. Затем я – отчаянно желая убраться подальше, остаться в одиночестве, – поспешно сообщила, что хочу прогуляться.
Все равно куда, я просто пошла прочь. Хотя в гуманитарной программе моей школы значились уроки по истории Флоренции и ее выдающейся роли в итальянском Ренессансе, ничто на это не указывало. Вокруг меня был просто еще один итальянский город, очаровательный, но не более и не менее очаровательный, чем множество других итальянских городов, в которых мы побывали. Я шла, не разбирая дороги, просто стараясь снять напряжение. Побродив по многолюдным улицам, я вышла на площадь, запруженную гудящими автомобилями, на большой скорости огибающими дома и туристов. Чудесное восьмиугольное здание было передо мной, основание его находилось чуть ниже уровня улицы, словно оно начало погружаться обратно в землю, но в то же время оно высоко поднималось над площадью. Его стать подчеркивали зеленовато-серые полоски pietra serena[1], оплетающие беломраморные блоки на его фасаде. За этим восьмиугольником – баптистерием, поняла я – огромный собор возносил славу оставившему сей мир Богу, в то же время восторженно отдавая дань гениальности человека. И это было еще не все! Рядом с правым крылом собора взмывало в небо кружевное каменное создание в нежных розовых, зеленых и белых тонах: колокольня Джотто. Я воспарила сердцем. Умиротворение разлилось по моему телу. За считаные минуты я окончательно освободилась от дневных испепеляющих треволнений. Как может существовать такая красота? Кто ее создал? Почему розовое и зеленое? Как могло случиться, что эти три здания, внезапно открывшиеся мне на незнакомой городской площади, так кардинально изменили мое настроение, мой день и, – хотя об этом я тогда вряд ли догадывалась, – мою жизнь?
Большую часть жизни, почти 40 лет, прошедших с того времени, я писала о зданиях, ландшафтах и городах, сначала как журналист, затем как профессор и историк модернизма и его деятелей, включая Луиса И. Кана, американского архитектора, о котором я написала книгу. Десять лет преподавания в Школе дизайна Гарвардского университета погрузили меня в архитектуру наших дней. Моя увлеченность современными методами и идеями вызвала, в свою очередь, растущее недовольство академическими публикациями, с их ограниченной аудиторией и специфической формой, поэтому я начала пополнять своими эссе и обзорами свод общедоступных публикаций.
В течение восьми лет я была архитектурным критиком в New Republic, и к настоящему времени опубликовала целый ряд научных и популярных работ здесь и за границей. Все это перечисление – просто для того, чтобы показать, что изрядная доля моей профессиональной и личной жизни была посвящена тому, чтобы ответить на вопросы, которыми я задалась в тот памятный день. Именно путешествие побуждало посещать все новые и новые места, изучать и фотографировать здания, ландшафты и города и читать все более глубокие книги, постигая различные способы анализа и осмысления городской среды. Будучи студенткой, а потом аспиранткой на кафедре истории искусств, я научилась оценивать непреходящую власть визуальных языков и художественных традиций и определять, как такие традиции взаимодействуют и с чувствами дизайнера, и с запросом общества на новизну в культурных высказываниях. Однако быстро выяснилось, что одной лишь истории искусств недостаточно для решения стоящей передо мной задачи: понимания эстетического переживания. Поэтому я искала ответы в истории техники, общественной теории, эстетике и даже лингвистике и теории литературы.
В то же время я разбирала записи и эскизы самих дизайнеров, анализируя их стили и художественное видение, докапываясь до лежащих в их основании мыслей. Я познакомилась с идеалами французского Просвещения, породившими неоклассицизм XVIII века; с неоплатонизмом и органическим универсализмом, давшими толчок геометрическим планам Андреа Палладио и Франческо Борромини, а позднее – Энн Грисуолд Тинг; с доктриной конструктивного рационализма конца XIX века, наиболее ярко разработанной Э. Э. Виолле-ле-Дюком и оказавшей влияние на некоторых ранних модернистов. Я анализировала разнообразные интерпретации функционализма, от «универсального пространства» Людвига Мис ван дер Роэ до психобиологизма Рихарда Нойтры, а также стилизации социологии и ностальгии в «языке паттернов» Кристофера Александера. Идеи, собранные у всех этих деятелей, а также из научных статей и направлений, питали непрерывно развивающуюся схему, которую я разрабатывала для того, чтобы пролить свет на то, как и почему архитекторы, урбанисты и ландшафтные архитекторы проектировали так, а не иначе, и на то, как люди воспринимают здания, города и места, которые проектируют архитекторы.
Я многое узнала о множестве вещей. Но я не была удовлетворена и все еще искала ответы на вопросы, как, насколько архитектурная среда влияет на то, что мы думаем, чувствуем и делаем. Только литераторы, мне кажется, уловили что-то из того, что я пытаюсь объяснить. В ассоциативных, нелинейных, интуитивных мыслях, содержащихся, в частности, в стихотворных и прозаических отрывках, которыми в качестве эпиграфов я предваряю каждую главу, выкристаллизовались некоторые важные характеристики того, как люди воспринимают наши архитектурные среды. Мои первоначальные вопросы все же остались по преимуществу без ответов.
Семь или восемь лет назад я начала перелистывать разрозненные работы, касавшиеся социальной теории, когнитивной лингвистики, различных отраслей психологии и когнитивной нейробиологии, – и это дало мне новое представление о том, как люди видят, что думают и, в конечном итоге, как воспринимают окружающую среду, к которой, несомненно, относится и городская застройка. В процессе дальнейшего чтения стало очевидным, что недавно сложившаяся теория, называемая по-разному – «воплощенное», или «укорененное», или «ситуативное» познание – возникла на пересечении работ во многих направлениях, отчасти научных. Обнаружилось, что человеческое мышление по преимуществу – в большей степени, чем считалось прежде, – является не логическим и не линейным, а ассоциативным и бессознательным. Эта все еще находящаяся в процессе становления теория создает основы для моделирования и анализа того, как мы живем одновременно в этом мире, в наших телах, стоящих ногами на земле. О том, как мы сосуществуем с другими людьми и с образами в наших головах, которые переполнены представлениями о мирах, которые мы сами постоянно воображаем и преобразуем. Человеческие познание, принятие решений и действия представляют собой некую смесь всех трех компонентов.
Эта переживающая становление, научно обоснованная теория воплощенного познания легла в основу представленного здесь мной анализа, который в итоге позволит мне ответить на некоторые вопросы, занимавшие меня и так долго не дававшие мне покоя. Каким образом, при каких обстоятельствах комната, или здание, или городская площадь, или любая застройка воздействуют на нас? Что именно в том или ином месте привлекает или отталкивает нас, что западает в нашу память или никак не откладывается в ней, что может тронуть кого-то до слез или оставить равнодушным?
Хотя семена идей, которые я представляю здесь, были посеяны в тот далекий день во Флоренции, лишь после того, как я узнала все, что стало известно ныне ученым и психологам о человеческом познании, я смогла написать эту книгу. Я неслучайно попала на пьяцца-дель-Дуомо; план улицы, на которой я оказалась, ширина ее тротуаров, повороты, за которыми на мгновение приоткрывалось что-то большое и белое, – все это подталкивало меня к ней. Нельзя сказать, чтобы я была одинока в своем восприятии флорентийской Соборной площади. Отчетливо обозначенные границы плазы, масштаб и чистые геометрические формы ее центральных строений, внезапное чередование разных материалов совместно работали на то, чтобы завладеть моим рассеянным вниманием. В сочетании с выступами и углублениями, дающими представление о масштабе, яркими красочными архитектурными деталями, эти здания пленяли взгляд соответствием действиям и склонностям человеческих тела и разума, производя огромное впечатление. То, что колокольня Джотто, собор Брунеллески и величественный Баптистерий стали частью моей биографии, – после стольких лет все еще живо стоя перед моим внутренним взором, – совершенно очевидно, результат природы и проделок долговременной человеческой памяти.
Подумайте о том, как прослушивание вашего любимого музыкального произведения может изменить ваше настроение. Как созерцание великолепной картины переносит вас в другой мир. Как необычная форма предмета мебели заставляет вас представить тело отдыхающего человека; танцевальное представление вызывает мысли о вашем собственном теле в движении. Удачные скульптуры могут вызвать ощущение стояния с гордо поднятой головой, или ползанья, или плаванья; хороший фильм обогащает нашу жизнь сюжетами и драматическими коллизиями. Каждое из искусств воздействует на нас могущественным и реальным образом, но происходит это, только когда мы активно вовлечены в процесс восприятия. Обычно такое бывает короткое время на протяжении какого-то дня, а в множество других дней может не случиться вообще.
Наши отношения со строительной средой – иные, чем с любым другим видом искусства. Она воздействует на нас все время, а не только тогда, когда мы решаем уделить ей внимание. Более того, архитектурная среда влияет на нашу жизнь и наш выбор всеми способами, какими это делают другие виды искусств вместе взятые. Она влияет на наши настроения и эмоции, на то, как наши тела ощущают себя в пространстве и в движении. Она глубоко видоизменяет истории, которые мы себе рассказываем и сооружаем из нашей повседневной жизни.
Что обнаруживает эта новая теория воплощенного или ситуативного познания, так это то, что городская застройка и ее дизайн значат гораздо, гораздо больше, чем кто-либо, даже архитекторы, мог себе представить. Информация, которую открывает эта книга, должна глубоко повлиять на то, как люди воспринимают строительную среду и как архитекторы ее проектируют. В ней, словно в зеркале, отражаются миры, которые мы создали, и она иллюстрирует способы перестройки нашей среды, которые помогут сделать ее менее угнетающей для души и более живительной для человеческих тела и ума, обществ и государств.
Почему я чувствую себя такой уверенной, приглашая вас в ваш мир? Потому что в процессе написания этой книги я – которая уже привлекла к решению этой задачи выдающихся специалистов в области строительной среды – стала видеть здания, ландшафты и города по-новому, и не только в тот памятный день во Флоренции, но и ежедневно.
И здесь я хочу поделиться тем, что поняла, с вами.
Введение
Следующая революция среды
Оглянитесь вокруг. Что вы видите из своего окна? Что из обстановки комнаты вы видите с того места, где сидите? Ваш ответ будет столь же уникальным, как вы сами. Живете ли вы в городе, крупном или маленьком, в пригороде или за городом, или в одном из растущих мегаполисов – Нью-Йорке, Сеуле, Сан-Паулу, – вы находитесь посреди городской застройки или, в любом случае, смотрите на нее из окна. В давние времена при обустройстве человеческих местообитаний, как правило, главную роль играла природа. Те времена прошли. По всему миру в развитых и развивающихся странах люди проводят большую часть своего времени внутри и в окружении зданий и искусственных ландшафтов. В больнице или спальне вы родились; в хосписе, спальне или больнице, вероятнее всего, умрете. Вы обустраиваете свой дом или квартиру. По улицам, мостам и под землей вы едете, добираясь до офиса, лаборатории, или промышленного предприятия, или магазина, где вы работаете. В школах, общественных центрах, на детских площадках и в парках вы растите и учите своих детей, налаживаете и поддерживаете социальные связи. В средах, предназначенных для вашего свободного времени, вы гуляете, играете в мяч или бегаете, смотрите театральные представления, посещаете спортивные состязания, рассматриваете музейные экспозиции, ходите по магазинам, отдыхаете в кафе.
Постоянно растущая доля человечества проводит почти все свое время – 90 % и более – в средах, задуманных и созданных руками человека, и, в отличие от прежнего мира, по преимуществу не своими собственными руками. Около четырех миллиардов человек живут в наиболее плотно застроенных частях мира, известных как городские территории. Места, которые мы населяем и используем, не только построены в том смысле, что сооружены, но они спроектированы, чтобы выглядеть и функционировать именно так, как люди решили. Некто решает включить тот или иной элемент, а кто-то предпочитает объединить эти элементы в композицию. Не только каждое здание, или городская площадь, или детская площадка, – но и каждый тротуар рассчитан, каждое окно имеет определенные размеры и расположение, потому что люди принимают решения о ширине, высоте и трассе тротуара, о том, способно или нет данное окно защитить жителей от капризов погоды, а также о том, как оно будет выглядеть и функционировать. Это кто-то решает. А кто-то другой решает, достаточно ли продуманы решения этого человека.
Городская застройка создает обманчивое впечатление неизменности. На самом деле статистика изменений и роста показывает, что она постоянно обновляется, реставрируется и расширяется. Цифры ошеломляющие, однако только знакомство с ними позволяет представить, что ждет впереди. Если говорить о предстоящих нескольких десятилетиях, то к 2050 году население одних только Соединенных Штатов увеличится на 68 миллионов человек, на 21 %, и составит почти 400 миллионов. Это вызовет необходимость нового массового строительства в городах и непосредственно примыкающих к ним районах зданий, ландшафтов, инфраструктуры и городских территорий. Представьте себе увеличение застройки городской территории Нью-Йорка на 20 %, что позволит вместить еще 5 миллионов человек. Расширьте городскую территорию Лос-Анджелеса для размещения еще 4 миллионов человек; Вашингтона – для дополнительных 2 миллионов жителей; Остина – для 400 000 сверх его нынешнего двухмиллионного населения, и так далее, для каждого из городов США. Примите во внимание масштабы строительства в каждом из этих городов, необходимого для обеспечения жильем, офисными зданиями, торговыми площадями, парками и площадями такого количества людей. Одно только расселение их потребует строительства в общей сложности миллиарда квадратных метров нового жилья. Это, вкупе с непрерывными изменениями в экономическом ландшафте, которые влекут людей в одни города и выталкивают из других и которые заставляет разрушать некоторые здания, а другие – обновлять, означает, что Соединенным Штатам потребуется значительно большее количество и разнообразие зданий и ландшафтов, чем создали наши родители, деды и прадеды. К 2030 году не менее половины зданий, в которых обитают американцы, будут постройки 2006 года: каждое третье, а возможно, второе здание, попавшееся вам на глаза, будет новым.