– Какой был ущерб?
– Практически полное разрушение. Водоснабжение уничтожено вместе с электростанциями. Небоскребы разрушены до оснований. По всему городу пожары от «зажигалок». Невероятная для военных действий эффективность – взрывчатку не разбрасывали по городу на авось, ее аккуратно располагали там, где она могла нанести максимальный ущерб. Считается, что вертолеты сделали два или три захода. Все это, разумеется, стало возможным благодаря погоде, особенно газовая атака, завершившая налет.
– Как она прошла?
– Судя по всему, истощив запасы мощной взрывчатки, они принялись систематически патрулировать остров, оставаясь в облаках, и сбрасывать газовые контейнеры. Им приходилось много раз возвращаться на свои плавучие базы, поскольку все это длилось тридцать шесть часов кряду.
– Я ничего не услышал про сопротивление.
– Сопротивление, конечно, было, но… Ты же пилот. Как атаковать врага в облаках?
– Никак.
– Вот и ответ. Они уничтожили Манхэттен и около восьмидесяти процентов его населения. И хотя атака не была решающей, а служила лишь акцией устрашения, косвенно она привела к завершению войны.
– Каким образом?
– Во время налета на Манхэттен погибли пятеро из шести глав ведущих международных банков, не говоря уже об уничтожении основной части записей по финансовым операциям, из-за которых все и началось. И разумеется, поджарились сотни мелких сошек, крутившихся в банковском рэкете. В отсутствие зачинщиков конфликта конгресс прислушался к своему народу, который никогда и не хотел воевать. В феврале две тысячи четвертого года было объявлено перемирие. Условия мира включали мораторий на международные обязательства – то есть, вежливо говоря, их отмену, а также создание Всеамериканского экспортно-импортного банка, обеспечивающего дальнейшую торговлю на условиях немедленной оплаты за любой купленный товар.
– Что-то еще?
– В общем-то, это все. Разрушение Манхэттена пошло в зачет налетов на Рио и Буэнос-Айрес. Но самый важный результат – двадцать седьмая поправка.
– Это ведь поправка о военных референдумах?
– Да. В записях рассказывалось о том, как она действует?
– Ну, как я понял, это установление о том, что люди должны проголосовать, чтобы можно было объявить войну.
– Истинно так. По существу, данная поправка гласит, что во всех случаях, за исключением вторжений в Соединенные Штаты, конгресс не имеет силы объявлять войну, не проведя по этому вопросу референдум. Статья кратко обрисовывает механизмы проведения такого референдума и устанавливает временные ограничения на его проведение. Однако самая занимательная особенность данной статьи – в определении участников голосования.
– Разве не все могут голосовать?
– Отнюдь, голосовать разрешается лишь гражданам, пригодным к военной службе.
– А женщинам не разрешается голосовать?
– И да и нет. Если действующее законодательство декларирует, что женщины могут участвовать в боевых действиях, они голосуют. В противном случае – нет.
Перри присвистнул:
– Готов поспорить, что это вызвало бурю негодования.
Каткарт ухмыльнулся, словно смакуя шутку:
– Безусловно, вызвало. Воинствующие феминистки завывали с пеной у рта. Затем им было указано, что предложенная поправка никоим образом не упоминает половую принадлежность граждан и что они могут, если им угодно, сделать женщин пригодными, включив положение в соответствующий законопроект о военной службе.
– Но это же непрактично.
– Как раз наоборот. Даже более того, закон многие годы явным образом делал женщин пригодными к военной службе. Женщины могут замещать мужчин практически на всех военных должностях. Далеко не всегда эффективно, однако такие вещи случались много раз. В твоей военной истории наверняка об этом рассказывалось.
– Полагаю, вы правы. Да, я совсем забыл о женских батальонах смерти. И еще, разумеется, женщины – превосходные пилоты.
– В настоящее время к службе допускаются ограниченные классы женщин, они-то, соответственно, могут участвовать в голосованиях по вопросам войн.
– Но послушайте, мне кажется, что несправедливо оставлять вопрос на усмотрение лишь тех, кто может служить. Если я что и усвоил из сегодняшней истории, так это то, что война затрагивает всех граждан страны, что она способна уничтожить целый народ. Да даже в мое время все это знали.
– Ты верно думаешь. Однако не предполагается – по крайней мере, всерьез, – что на войне будут убивать мирное население. В войне А. Б. Ч., если бы банкиры, погибшие в налете на Манхэттен, предполагали, что их будут травить газом и бомбить, никакой войны не случилось бы. Но они этого не предполагали. Они думали, что войной будут заниматься профессионалы, причем очень далеко от них. Нет, гражданские в массе своей никогда не воспринимают войну как что-то личное, если до каждого из них не донести, что им придется лично участвовать. Лично ему, Джону. Поэтому раньше народы так легко объявляли войны, а затем были вынуждены вводить воинские повинности, чтобы в этих войнах сражаться. Страна желает ввязаться в войну. О, разумеется… «Это тело Джона Брауна…», «Сделайте мир безопасным ради демократии», «Шотландцы никогда не будут рабами»… Однако, если война чуть больше, чем заварушка, приходится набирать людей, чтобы в ней участвовать. Не сочти за неуважение, Диана, женщины в этих вопросах были похуже мужчин. Женщин всегда можно раззадорить до состояния военной лихорадки. Половина мужчин, идущих воевать добровольно, не дожидаясь призыва, делают это по понуждению или будучи пристыженными тетками, считающими такой по ступок прекрасным и романтичным. В мирное время женщины эмоциональные пацифистки, но, стоит заиграть оркестрам, они начинают ходить строем куда быстрее, чем мужчины. О чем задумался, сынок? У тебя такой вид…
– Мне вспомнилась организация, от которой мороз по коже, – Комитет солдатских матерей. Он появился после мировой войны, и, чтобы входить в состав комитета, женщина должна была потерять сына на войне. Собрания, офицеры, съезды, национальные председатели – в общем, все, как в масонской ложе. Просто волосы дыбом вставали.
Тут вмешалась Диана:
– Знаешь, Перри, я считаю, что такая организация могла бы стать могущественной силой добра.
– Могла бы, но не стала. Посвяти они себя тому, чтобы сделать невозможной новую войну, все было бы замечательно. Но они же устроили просто еще одну ложу, еще один клуб для женщин. Но давайте же вернемся к нашей теме. О Комитете матерей я предпочту забыть.
Каткарт продолжил:
– Я не рассказал тебе о самой замечательной особенности этой поправки. Как мы обсудили, лишь способные сражаться могут голосовать. Выступившие за объявление войны автоматически вступают в ряды вооруженных сил на время ее ведения. В бюллетене каждого даже содержится информация о том, куда явиться следующим утром. Воздержавшиеся от голосования идут в следующий набор, а проголосовавшие против служат последними.
Перри был озадачен и немного раздражен:
– Но это ведь получается премия за трусость? Если войну объявили, шансы должны быть равными у всех. Будь моя воля, я сделал бы все ровно наоборот.
– Не спеши, Перри, остановись и подумай. Премия за трусость? Наверное, так. Но разве это еще и не премия за разумное суждение? Возможно, война не стоит того, чтобы ее начинать. Я всю свою жизнь изучаю историю и могу вспомнить лишь две или три войны, которые мне показались достойными их причин, да и на их счет есть у меня сомнения. Как бы то ни было, если человек принимает ответственность и голосует за то, чтобы ввергнуть страну в ситуацию, способную уничтожить эту страну и наверняка убить и покалечить множество граждан этой страны, не должен ли он принять последствия своего решения, встав в первых рядах бойцов? Сурово, но справедливо. По этому правилу ни один человек не может проголосовать за то, чтобы отправить другое человеческое существо под пули, лучи, ядовитые облака, не будучи готовым встать рядом с ним и встретить ту же участь.
– Но послушайте, в демократическом государстве мы ведь все в одной лодке. Почему не все должны на равных защищать страну?
– Ты рассуждаешь здраво, Перри, но этот аргумент здесь неприменим. Ты забыл, что, если происходит вторжение в Соединенные Штаты, референдум не требуется. Если быть точным, достаточно вторжения в любую часть Североамериканского континента или приближения к нашим территориальным водам флота с очевидно враждебными намерениями – тогда конгресс может действовать, не советуясь с народом. Референдум же созывают только для событий вроде Первой мировой войны, или испано-американской войны восемьсот двенадцатого года, или войны А. Б. Ч. Строго говоря, президент обладает властью действовать даже без одобрения конгресса, с целью отражения вторжения или для оказания помощи нашим гражданам за границей. Нет, цель поправки – позволить людям самостоятельно решать, является ли инцидент или ряд инцидентов достаточно серьезной причиной, чтобы они захотели покинуть страну и воевать с кем-либо. Разумеется, производителям оружия поправка не понравилась, равно как и многим финансистам и промышленникам, однако она была демократичной и разумной, так что народ проголосовал за поправку, когда разобрался, что к чему. А вот оружейники зубами и когтями держались за прежнюю систему, чем и вырыли себе могилу в конечном итоге.
– Каким образом?
– На следующем заседании конгресса в обычном порядке был предложен законопроект государственной монополии на отрасль вооружений. К этому моменту оружейники уже пользовались дурной репутацией, и конгресс принял закон.
Перри рассмеялся:
– Так им и надо, а? А если серьезно, эта схема вроде бы подходит к современным условиям, но я не верю, что она сработала бы в мое время.
Каткарт поднял мохнатые брови:
– Почему нет?
– Слишком обременительно. Ушли бы недели, чтобы подготовиться к голосованию, и снова недели, чтобы подсчитать голоса. К тому времени вся стратегическая ситуация изменилась бы, и война была бы проиграна, объяви мы ее.
– Думаю, ты переоцениваешь сложности, Перри. Полагаю, что знаю твой период настолько хорошо, насколько возможно для историка, потому что специально изучал его. Если бы конгресс обсуждал вопрос объявления войны, разве не узнал бы об этом каждый гражданин? Президент регулярно обращался к населению при по мощи радиотелефонов, ведь так? Так что, обратись он к стране с объявлением о результатах голосования в конгрессе и о созыве референдума, его слушали бы все, разве нет?
– Девяносто девять процентов населения или больше.
– Превосходно. Созвать референдум легко. Как скоро его можно провести? Нет необходимости ждать, чтобы люди все изучили и взвесили за и против; если ситуация действительно критическая, они уже и без того несколько недель следили за ней и наверняка что-то для себя решили задолго до того, как конгресс начал действовать. Следующий вопрос в том, как скоро можно будет физически провести голосование. Любой гражданин, достигший возраста голосования, знал или мог очень быстро узнать, где находится избирательный участок в его районе. И на каждом избирательном участке работал официально назначенный представитель властей. Напечатать бюллетени было бы достаточно легко, поскольку вопрос для голосования всего один, или же их можно было бы печатать заблаговременно, а имя врага оставлять для заполнения или же неявно предполагать. Подсчет голосов на каждом участке – столь же простое дело, он занимает от силы 20 минут. Единственное новшество здесь – сбор информации о голосах. Скажи, ведь по всей стране были пункты передачи телеграмм?
– О да, вероятно, поблизости от каждого избирательного участка был хотя бы один. Я начинаю понимать вашу мысль.
– Тогда пусть каждый телеграфист страны считается специальным чиновником избирательной системы. При достаточно эффективной системе промежуточных подсчетов и регистрации окончательные цифры окажутся на столе президента в течение часа после закрытия всех избирательных участков.
Перри кивнул:
– Да, это возможно, полностью возможно. Я чувствую себя глупым оттого, что сразу этого не понял.
– Не стоит. Я описал, с незначительными поправками, некоторые из положений исходного закона. В твое время существовала адекватная задаче организация и достаточно быстрая сеть передачи информации. Не хватало лишь решения их использовать. Сказать по правде, этот метод работал практически идеально с момента внедрения.
– Так этот механизм реально использовали?
– Трижды с момента принятия поправки. Каждый раз люди голосовали против войны, и каждый раз, на мой взгляд, история утверждала их правоту. Таким образом, Соединенные Штаты не совершили самоубийства. И все же в каждом случае, можешь быть уверен, без референдума конгресс вверг бы нас в войну. На это указывает сам факт, что конгресс созывал эти референдумы. Однако ты поднял еще вопрос о стратегической потребности в быстром решении. Такой подход не только не тратил ценного для стратегического планирования времени, но и выигрывал его.
– Почему вы так считаете?
– Потому что мобилизация первого набора происходила на следующий после объявления войны день. Это по меньшей мере на шесть недель быстрее всех ранее применявшихся методов набора в армию. Далее, в мирное время могли проводиться адекватные подготовительные мероприятия, чтобы полностью обеспечить такую армию, а также учения и милитаризация в масштабах, которые сами по себе не провоцировали бы военные действия. Такой механизм позволял мирным, лишенным имперских амбиций гражданским быть полностью готовыми к любой возможной войне.
Перри энергично кивал:
– Действительно, по описанию схема очень надежная. Преклоняюсь перед ее военными особенностями не меньше, чем перед политическими. Благодарю, что вы указали на эти особенности. В мое время предлагалось множество планов по сохранению мира, но мне ни один из них не казался работоспособным. В большинстве своем они как будто бы основывались на идее, что отсутствие вооружений и подготовки убережет Соединенные Штаты от участия в войне. Я почитал кое-что по истории и убедился, что это как раз верный способ ввязаться в войну.
– Полагаю, ты прав, Перри. Разумеется, у ряда людей возникло одно возражение против плана референдума.
– А именно?
– Оно принимало различные формы, но смысл всегда был один и тот же. Предположение, будто люди не знают, что для них хорошо, и что они слишком недалекие, чтобы доверять им такую власть. Оно сводится к полнейшему неверию в демократическую форму правления. И что странно, оно исходило от тех самых групп, которые громче других выступали против американской формы правления и американизма (пусть и никто не знает, что это такое), если эта форма не была демократией. С таким возражением выступали школьные учителя, проповедники, представители ветеранских и патриотических организаций, профессиональные демагоги и тому подобные. Интересно, что армия и флот не выступили против предложенной схемы, хотя им и было отказано в праве голосовать на референдуме.
– Приятно это слышать, но я не удивлен. Профессиональный военный не поверит в романтическую чушь о войне, даже если он к войне уже привык.
Диана воспользовалась возникшей паузой:
– Жаль прерывать этот разговор, но мне уже хочется спать. Магистр, вам нужно вернуться сегодня?
– Сегодня нет, но я хочу уехать завтра с утра. Вы приютите меня на ночь?
– Конечно. Рада принимать вас в любое время. Мужчинам дозволяется не спать сколько хочется и рассказывать хоть до утра всевозможные военные байки. Я заварила кофе, и к нему прилагается поднос с бутербродами.
Она погладила Перри по щеке, послала воздушный поцелуй Каткарту и скользнула в тень в дальнем конце комнаты. Перри проводил ее взглядом, и Каткарт заметил, как он на нее смотрит:
– Замечательная девушка.
– Ч-что?.. О! Да, да.
– Думаю, нам стоит вскоре последовать ее примеру. Но раз уж мне утром возвращаться, давай-ка пробежимся по последним восьмидесяти годам как можно быстрее, чтобы ты имел представление о сегодняшнем дне. Опиши вкратце наиболее характерные события истории страны в начале века.