– А теперь моя последняя песня, – сказала я в микрофон, – надеюсь, вам понравится. Она называется… «Дом».
Само слово «дом» немного выбило меня из колеи. Произнеся его вслух, я вспомнила о месте, где чувствовала себя в безопасности, где была счастлива, но куда больше никогда не смогу вернуться.
Мой дом там, где сталь…
Я пела, и все самые любимые места Шеффилда всплывали в памяти. Фонтаны около здания городского собрания, через которые мы бегали в жаркие летние дни; нависающая башня университета, которую мы использовали как ориентир; склоны, поросшие вереском, около нашего района.
Без дома мое сердце превратилось в сталь.
Почувствовала подступающие слезы. О боже, я не могу сейчас расплакаться. Не здесь, где все смотрят.
Я постаралась собраться после первого куплета и припева, но на втором, на словах «И я не могу вернуться назад, потому что больше там дома нет», меня прорвало.
Я заплакала прямо на сцене. Слезы медленно текли по щекам, голос срывался, руки тряслись. Поверить не могла, что разрыдалась, пытаясь выиграть конкурс талантов. Как унизительно. Но каким-то чудом я продолжала петь. Старалась вложить в песню все свои эмоции, и это было весьма просто с моими водопадами из слез. Я достала на свет воспоминания о том, как ужасно было прощаться с Алфи; как я стояла в своей пустой комнате, осознавая, что больше никогда не вернусь туда; как задыхалась от чувств во время переезда, когда все указатели на дороге вели «на юг», а я даже не могла ничего сказать, потому что папа чувствовал бы себя еще более виноватым. Все это вошло в песню, и слезы продолжали капать, когда я закончила петь со всхлипом на аккорде Ре-минор.
Стояла полная тишина. Я вытерла глаза и посмотрела на собравшихся, внезапно возвращаясь в реальность. Молчание продолжалось еще пять долгих, ужасных секунд, а потом загремели аплодисменты.
Самые громкие за вечер. Я моргнула и открыла рот от удивления, но все стали хлопать еще сильнее. Я сошла со сцены, готовая снова заплакать, – в этот раз от благодарности к публике. Алистар встретил меня на ступеньках, широко улыбаясь.
– Ты слишком рано ушла, – сказал он, – даже баллов не дождалась!
– Упс.
Я повернулась к судьям как раз в тот момент, когда они подняли свои карточки. Две девятки и две десятки. Я выигрываю! Разрыдалась у всех на виду, но все равно лидировала.
Алистар ободряюще хлопал меня по спине, радостно крича всем вокруг, что я именно его студентка. После такого мне было даже стыдно пробираться через толпу. Я потерла глаза, радуясь, что не красилась до концерта, и попыталась найти своих друзей. Окружающие поздравляли меня. Из ниоткуда выпрыгнула Дарла и обняла, словно мы были лучшими подругами.
– Это было так круто! – заверещала она. – Говорят же, что в тихом омуте еще и не такое водится, м-м-м?
– Спасибо, – пробормотала я, судорожно стараясь найти спасение в лице Джека, Ханны и Лив. И нашла: они встретили меня как вернувшегося с войны героя, обнимая изо всех сил.
– Боже, боже, – повторяла Ханна, – я в шоке. Ты же обычно такая… тихая. О мой бог. Ты потрясна!
– Расплакалась, – ответила я, все еще желая провалиться сквозь землю. – Так стыдно. Взяла и разревелась при всех.
– И это тоже было классно, – уверила меня Ханна, притягивая еще раз для объятий, – очень трогательно! Мне жаль, что ты так скучаешь по дому, Амели. Должно быть, это ужасно трудно.
Остаток выступлений прошел для меня как в тумане. Когда последняя группа закончила показывать свои гимнастические трюки и судьи показали свои оценки, моя победа стала очевидной для окружающих. Они назвали мое имя под громкие овации публики, заставляя меня желать одновременно испариться от смущения и наслаждаться каждым моментом, ведь я победила, победила, победила! Наверное, от меня ждали какой-то речи, но я даже стояла с трудом. И, получив маленькую статуэтку, постаралась как можно быстрее смыться со сцены. Остановилась только у ступеней, увидев его с товарищами по группе, пока они ждали своей награды за второе место.
– Давай помогу, – сказал он, протягивая мне руку.
Как только я встретилась с ним взглядом, меня поразило сильное и ранее неизвестное чувство. Столовая и все люди в ней перестали существовать. Я чувствовала каждую клеточку своего тела. И когда взяла его за руку, потенциальная химия наших отношений была такой богатой, что я не смогла даже поблагодарить его – просто молча позволила помочь спуститься со сцены. Он продолжал смотреть на меня, и это было умопомрачительно.
– Ты была великолепна, – прошептал Риз, перед тем как отпустить мою руку и подняться на сцену со своей группой.
А я застыла на месте, с трудом переводя дыхание и пытаясь сообразить: что это вообще было?
За все то время, что сижу здесь, ты ни разу не встретился со мной взглядом – смотришь только на нее. Никогда раньше я не чувствовала такой всепоглощающей ревности. Раньше ты смотрел на меня так, словно мое лицо было для тебя ответом на все вопросы вселенной. Что же изменилось? Как будто ничего этого не происходило, как будто мы ничего не значили друг для друга. Я сижу в паре метров от того места, где ты впервые коснулся меня, помогая сойти со сцены, и прошептал, что я была для тебя той самой.
Ты врал? Сколько «тех самых» у тебя было?
Полагаю, это лишь один из тех вопросов, на которые никогда не будет ответа.
После нашей короткой встречи с Ризом я снова видела мир как в тумане. Отчасти это было из-за выпитой водки, отчасти – из-за того, что всем вокруг внезапно захотелось поговорить со мной. Но больше виноват был именно он. В тот момент мне казалось важным снова увидеть его, а лица окружающих приносили лишь разочарование.
Ханна и Джек затерялись в толпе поздравляющих с победой в конкурсе. Все хлопали меня по спине и кричали: «Молодец, Амели!», и всего этого внимания было чересчур много. Мне не хватало воздуха; я пробормотала извинения и выскользнула из столовой.
В вечернем сумраке корпуса колледжа выглядели оранжевыми. Я зашла за угол и прислонилась к стене, почувствовав прохладу кирпичей. Закрыла на секунду глаза – мой внутренний интроверт сегодня настрадался и требовал отдыха. В тот момент я приняла решение забрать свою гитару и уйти по-английски, надеясь, что никто не заметит. Одна лишь мысль о том, как упаду на кровать в своей спальне, в полном одиночестве, заставила меня улыбнуться. Подумать даже не могла, что, открыв глаза, увижу прямо перед собой Риза.
– Почему ты стоишь тут одна? – спросил он, наклонив голову, на которой была все та же шляпа.
– Просто… дышу воздухом, – сказала я, чувствуя, что задыхаюсь. Моментальное притяжение к этому едва знакомому парню казалось чем-то фантастическим. – И гитару хочу забрать.
– Я тоже иду в музыкальный корпус. Может, пойдем вместе?
Мое желание побыть в одиночестве мгновенно улетучилось. О таком обычно только в книгах пишут. Сама мысль идти с ним рядом казалась мне самым восхитительным путешествием из всех возможных. Дж. Р. Р. Толкин не смог бы сочинить более увлекательного похода, чем эта прогулка с Ризом Дэвисом. Я отлепилась от стены, и мы зашагали рядом.
– Классная шляпа, – вырвалось у меня против воли.
– Мерси, это одна из моих любимых. Зову ее «Верный друг». – Он слегка поправил ее на голове и негромко засмеялся.
Я не могла не смотреть на него, выхватывая мелкие детали. Мне нравилось все в его стиле – он одевался как старомодный денди. Шляпа сочеталась с жилеткой, узкие черные брюки смотрелись как что-то из позапрошлого века. Казалось бы, он не должен выглядеть так хорошо, но ему очень шел этот стиль.
– Ты пряталась? – спросил он. – Устала от того, как все восхищаются тобой?
– Я не пряталась, просто… Ну, ладно, пряталась.
Он засмеялся.
– Разве ты не должна купаться в лучах своей славы?
– Я стеснительная, – пришлось признаться мне, – и внимание окружающих – это мой личный ад.
– А по твоему выступлению и не скажешь. Ты действительно была офигенной. – Он снова засмеялся, заметив, как я стараюсь принять его комплимент. – Меня зовут Риз, – добавил он, – я видел тебя уже не раз в этом году, все время хотел сказать «привет». Так что привет! – Он по-ребячески помахал рукой.
– О, да, привет. – Я была настолько не в себе от разговора с ним, что даже такой ответ казался достижением.
– Ты же Амели, правильно?
Я ошарашенно кивнула. Он знал мое имя? И уже видел меня в колледже? А я его совсем не замечала. Как можно было не заметить кого-то в шляпе?
Мы дошли до здания, в котором проводились музыкальные занятия, и остановились, не сводя друг с друга глаз. Я захихикала, подчеркивая неловкую тишину, хотя Риз выглядел довольно уверенным.
– Где твоя группа? – спросила я. – Кстати, совсем забыла сказать: мне очень понравилось ваше выступление.
– Спасибо, и черт их знает. Видел, как ты уходишь, и пошел за тобой. – Он смущенно почесал краснеющую шею. – Прости, хм, это прозвучало так, будто я какой-то поехавший преследователь. А все ведь так хорошо начиналось.
– Что начиналось?
– Попытка познакомиться с тобой.
Меня накрыло волной эмоций, которая мешала осознать сказанное им.
– Нам… наверное, надо забрать свои вещи, – пропищала я срывающимся голосом, но меня проигнорировали.
– Что ты сейчас будешь делать?
– Хм, пойду домой.
– И сама потащишь гитару?
– Как и все годы до этого.
– Да, но ты наверняка устала. Давай провожу? – Он улыбнулся, словно знал, что отказа не последует. Так и случилось.
Он открыл передо мной дверь, как настоящий джентльмен, и я снова хихикнула. Внутри в окружении инструментов и сумок стояла миссис Кларк, пытающаяся хоть как-то разобраться с этим бардаком. Она выглядела измученной, но, увидев нас, приободрилась.
– Амели! Поздравляю, ты была великолепна! Просто прекрасна! Мне безумно понравилось твое выступление. Ты тоже, Риз. Первая песня сегодня была новой?
– Все верно, – подтвердил он, – другие думали, что она еще не закончена, но я их переубедил.
– Ну что ж, тогда сегодня у меня есть повод гордиться собой как учителем музыки. Вы пришли за вещами?
Я пробралась к своей гитаре, стараясь притвориться занятой и не сойти с ума от того, что нахожусь так близко к Ризу. С трудом вытащив тяжелый кейс, увидела на нем наклейку, которую когда-то давно наклеил Алфи:
«Я НЕ СКРОМНЯЖКА, ПРОСТО СКРЫВАЮ СВОЮ КРУТОСТЬ, ЧТОБЫ НЕ ПУГАТЬ ВАС»
Коснувшись картинки, я с нежностью подумала об Алфи. Затем вспомнила отсутствие сообщений в телефоне, резко встала и закинула гитару на плечо.
– Ты готова? – спросил меня Риз с такой естественностью, словно мы давно знаем друг друга и всегда проводим время вместе после наших концертов.
– А ты свою гитару не берешь?
– Оставлю тут. У меня музыка идет первой парой в понедельник, да и мне нужны свободные руки для твоей.
Я сморщила нос, думая: «Мне не нужна ничья помощь» и одновременно «Да-да, помоги, чтобы мы продолжали стоять так близко».
– До свидания, миссис Кларк! – помахала я ей и засобиралась к выходу.
– Пока, Амели. И еще раз поздравляю тебя. Риз, доставь ее домой в целости и сохранности.
Он отсалютовал ей в ответ.
– Так где ты живешь? – спросил он, как только мы вышли на улицу.
– Эм… Черри Хилл Гарденс. – Эти слова все еще звучали странно. Я жила не там, а в Шеффилде, Тернерс Хилл, 26. Но это было в прошлом…
– Ага, знаю, где это. Наш город такой мелкий, тут все места знакомы. – Он снял гитару с моего плеча, не спросив, перекинул себе за спину и повел нас к моему дому.
Это наверняка должно было казаться более чем странным – идти вечером домой с незнакомцем в шляпе и классической жилетке. Но все оказалось до странного нормальным. Будто сама судьба протянула нить, за которой я и последовала.
– Так ты издалека? – спросил Риз, переключившись на новую тему.
– А что, у меня такое странное произношение?
– Честно говоря, да, – засмеялся он, – но вообще тут просто все друг друга знают. Даже помнят, кто в каком возрасте болел ветрянкой, фу. Так откуда ты?
– Шеффилд.
– О, это объясняет твой музыкальный дар. Это же родина Arctic Monkeys, Pilp, The Long Blondes... А теперь еще и твоя, Амели.
Я улыбнулась и покачала головой под впечатлением от его слов. Большинство людей даже не знали, где находится Шеффилд, не говоря уже о местных музыкальных знаменитостях. Я решила сказать ему об этом.
– Музыка – это, пожалуй, единственное, в чем я хорошо разбираюсь, – ответил он. – А тебе какая нравится?
– Боже, это же самый сложный вопрос на свете!
Его лицо озарилось широкой улыбкой, хорошо видной в свете фонарей.
– Окей, сузим рамки вопроса. Кем из певцов тебе хотелось бы быть?
– Лора Марлинг! Это благодаря ей я была так помешана на свитерах и кардиганах.
– Так и знал, – сказал Риз, – ты очень похожа на нее! Я думал об этом во время твоего выступления.
Это, пожалуй, был самый лучший комплимент из возможных. Но я все равно на автомате затрясла головой, отрицая сходство.
– Чистая правда, не вру. О таком не шутят.
– Ну хорошо, а тебе она нравится? – спросила я.
– Нравится? Да я фанат! Вообще осуждаю всех, кто не фанатеет от нее. Это мой способ проверки того, хороший человек или нет.
После этого заявления мы умудрились пройти целый километр, возбужденно сравнивая ее лучшие песни, альбомы, тексты, стиль музыки… У меня во рту пересохло от шока: я встретила кого-то, чьи познания о Марлинг были сравнимы с моими.
– Так, следующий вопрос, – продолжал Риз, освещая фонариком мобильного темную аллею. – Любимый музыкант, о котором никто не слышал?
И снова ответ последовал немедленно:
– Олдос Хардинг.
– Да ладно. Ты знаешь ее?
– Ты знаешь ее?
Риз потряс головой, пребывая в таком же шоке.
– Это так странно.
Чем дальше, тем более удивительным все казалось. Пока мы говорили, становилось понятно, что я встретила свою вторую половинку в мире музыки.
– …Да, Тейлор Свифт очень даже крута, ее должны воспринимать всерьез, – соглашался он со мной.
На каждый ответ у нас тут же вылетало: «Я тоже, я тоже!», и мы улыбались друг другу как чокнутые.
– Когда ты начала писать песни?
– Насколько мастерски ты владеешь гитарой?
– Где черпаешь вдохновение?
– Как ты настраиваешься на процесс?
– Серьезно?
– Да, я тоже.
– И я.
Мы гуляли по темным улицам от одного круга оранжевого света к другому, и я рассказывала о себе больше, чем за всю жизнь. Как только отвечала на вопрос – он тут же задавал следующий. Такого с парнями никогда не случается. Обычно они говорят и говорят, нужно только кивать в ответ на их якобы гениальные познания. Даже Алфи порой любил слушать сам себя, особенно когда говорил о ГМО, химии или чем-то еще. А Риз был не такой. Казалось, он искренне заинтересован каждым моим ответом, заворожен моим голосом, и это просто кружило мне голову. Я расслабилась, даже сама того не подозревая, жестикулировала и смеялась над своими же ответами.
– Я давно пишу песни… с детства… Вроде тех детей, которые хотели играть музыку еще до того, как научились нормально говорить… А, та песня была о моей тоске по дому… Нет, тут у вас очень даже неплохо, но я же почти никого не знаю. Все мои друзья остались там… Любимый цвет? Зеленый, а что? А твой? Тоже? Серьезно? Ты не притворяешься?.. Да, мои родители не в разводе… хотя это было тяжело для них, ну, из-за папиной работы… Да, мы поэтому сюда и переехали.
Мы дошли до путепровода, и мне стало неловко, что так много говорю о себе. Я попыталась узнать его получше:
– А как давно ты тут живешь?
– Всю свою чертову жизнь, – вздохнул он.
– А твоя группа, вы давно вместе играете?
– Тоже всю жизнь, – закатил он глаза. – Мы дружим с первого класса.
– У вас хорошо получается, очень слаженно.