– Спасибо, что пришла сегодня, Элли. Я отлично провел время, – сказал он, покачиваясь на пятках своих кроссовок Nike.
– Да, я тоже.
– Как насчет следующей среды?
– Это свидание, – произнесла я и тут же почувствовала, как кровь прилила к лицу. – Я хочу сказать, не настоящее свидание, но что-то вроде встречи, когда двое людей общаются…
– Это свидание, – ласково ухмыльнулся Грейсон. – Поговорим об этом позже. И смотри не погрязни в интернете, ладно?
Он уже собрался уходить, но я окликнула его.
– Да? – ответил он.
– Я просто хотела сказать, что я вижу тебя настоящего, вижу тебя таким, каким не видят тебя остальные.
Сморщив нос, он потер затылок.
– Отлично, потому что я тоже тебя вижу.
Я столько времени провела, прячась в тени. Избегала людей, потому что невидимкой быть гораздо безопаснее. Люди не могли осуждать меня, когда я растворялась посреди толпы. Не могли смеяться мне в лицо. Я всегда считала, что прятаться – это лучший выбор.
Но в тот день мои мысли медленно развернулись в другом направлении, потому что Грейсон остановился и внимательно присмотрелся ко мне. И кто бы мог подумать, что это окажется таким чудесным – когда тебя видят…
6
Грейсон
Родители снова воевали. На дворе стояла ночь, деваться мне было некуда, поэтому я заперся в своей комнате, нацепил наушники и включил музыку на полную громкость. Нелегко было заглушить их вопли, но я старался изо всех сил. Усевшись на кровать, я уставился в потолок, размышляя о том, что мы будем делать в следующую встречу с Элеанор. Думал о местах, в которых она захотела бы побывать, и о том, чем бы захотела заняться.
Я пытался придумать, что она могла бы есть, учитывая ее брекеты, чтобы ее не раздражало, когда я буду поглощать пиццу. Подумал, что, может, стоило бы подарить ей цветы, чтобы сделать приятное, но затем мне пришло в голову, что, возможно, она равнодушна к цветам. Не всем девчонкам нравились цветы, хотя большинство их обожали.
А затем я вспомнил ее улыбку.
Она всегда улыбалась несколько натянуто, едва показывая зубы. Скорее всего, виной тому были брекеты, из-за них она чувствовала себя неуверенно. Но у нее не было причин для неуверенности. Когда Элеанор улыбалась от души, это было самое прекрасное, что я видел в своей жизни.
Мама назвала отца засранцем, а затем я услышал, как что-то разбилось.
Я сделал музыку погромче и снова погрузился в размышления.
Коньки.
Интересно, любит ли Элеанор кататься на роликах?
А я с удовольствием покатался бы вместе с ней.
Хотя, скорее всего, шлепнулся бы на ровном месте.
В ту ночь я думал об Элеанор. И постепенно эти мысли стали единственными, что не давало мне сойти с ума. Я сказал ей, что хотел бы стать ее другом, чтобы она не чувствовала себя одинокой, но, возможно, мне самому требовался друг не меньше, чем ей.
А возможно, я нуждался в ней даже больше, чем она во мне.
– Ладно, возьми столько книг, сколько захочешь, и отправимся навстречу первому приключению, – сказал я Элеанор, когда мы шли по отделу фэнтези букинистического магазина. Прошла всего неделя с нашей последней встречи, но мне казалось, что минула целая вечность.
– О, Грей, не стоит говорить подобные вещи истинному книгоману. Нам понадобится грузовик, чтобы вывезти отсюда все книги, – попробовала пошутить она.
– Хорошо, тогда давай выберем парочку и направимся дальше. Но можешь не спешить. У нас полно времени.
Она отправилась на поиски своих двух книг, а я изо всех сил пытался ограничить их общее количество до пяти.
Я выбрал фэнтези и ужасы, а она исторический роман и комедию.
Я собирался позаимствовать у нее эти книги после того, как Элеанор прочтет их.
– Ладно, и что теперь? – спросила она, прижимая к груди книги.
– Пойдем в кофейню и почитаем. Думаю, этим и занимаются люди – пьют кофе и читают книги.
Она зарделась, но попыталась скрыть от меня свои пунцовые щеки, слегка отвернувшись, и это было чертовски мило.
– О, здорово, – воскликнула она. – Хотя я никогда не пила кофе.
– Что? И ты называешь себя книгоманом? – расхохотался я. – Хотя я тоже не пил кофе, но мы можем это исправить.
Она улыбнулась, и это тоже было чертовски мило.
Мне нравилось, как она улыбалась – улыбалась по-настоящему, не пряча брекеты. Ее искренние улыбки означали, что она не грустит, и это было замечательно. Очень важно, если в жизни бывает хотя бы несколько моментов, когда вам не грустно.
Мы направились в кофейню в паре кварталов от книжного магазина. Оказавшись внутри, мы попробовали почти все их фирменные напитки.
Я размышлял, заметила ли Элеанор, как у меня подергивались глаза от избытка кофеина.
Хотя, скорее всего, она ничего не заметила, потому что была увлечена разговором, вдруг сделавшись словоохотливой. Вероятно, ее избыток кофеина сделал менее стеснительной.
Я обнаружил, что мне нравится мокко. Элеанор оказалась более придирчивой: два кусочка сахара, ваниль, дополнительная порция сливок.
Когда мы определились с выбором напитков, разговор на время утих, потому что мы погрузились в чтение, попивая кофе. Но Элеанор то и дело поглядывала в мою сторону и улыбалась, а я улыбался в ответ.
Ее улыбка завораживала меня. Так я мог привыкнуть видеть ее раз в неделю.
Пару часов спустя мы двинулись обратно к ее дому. Мне нравилось смотреть, как бережно она прижимает к груди книги, словно маленьких детей.
– Знаешь, о чем я совсем не думала последние два часа? – спросила она, когда мы остановились около ее дома.
– И о чем?
– О раке.
Я улыбнулся.
Это же прекрасно.
Мы продолжили встречаться, а когда не удавалось увидеться, общались в AOL. Я рассказывал, какие фильмы о кунг-фу нравятся мне больше всего, а она скидывала мне свои любимые романы. А затем мы выполняли домашнюю работу, смотря фильмы или читая книги, и делились впечатлениями.
В дни, когда Элеанор сидела с Молли, она первым делом подходила к моему дому, где я уже поджидал ее, сидя на крыльце. А затем я провожал ее через три дома, переходя улицу, и шел до крыльца Молли. Вернувшись домой, я вспоминал ее улыбку.
Я вспоминал ее смех, ее любимые кардиганы и то, как расцветало ее лицо, когда она рассказывала об интересной книге. Вспоминал, как улыбка угасала каждый раз, как я спрашивал о здоровье ее мамы. Я вспоминал о том, что делало ее счастливой. И о том, что огорчало ее.
Обо всем.
Я вспоминал обо всем этом.
И продолжал придумывать, чем еще мы могли бы заняться при встрече. Чтобы отвлечь ее. И чтобы она была рядом со мной.
Проснувшись утром, я первым делом думал об Элеанор, а последней моей мыслью перед тем, как моя голова касалась подушки, тоже была мысль о ней.
Я и не представлял, что такое возможно.
Не знал, как быстро ваше сердце может привязаться к человеку, который еще недавно был вам совершенно незнаком.
7
Элеанор
Наконец-то я решила показать Грейсону стрекоз. Мы встретились на парковке у Лори-Лейк, и, увидев его, я подумала, что он стал еще красивее, чем прежде. На нем были простая белая тенниска и темные джинсы, но для меня он выглядел просто сногсшибательно.
– Привет, – улыбнулась я.
– Привет, – ответил он, а затем обнял меня.
Подошел ко мне, раскинул руки и прижал меня к себе. Да.
Он обнял меня.
Наше первое объятие.
И он сделал это так непринужденно, словно мы всегда обнимали друг друга при встрече. Я тоже обняла его и, возможно, держала его в объятиях дольше, чем следовало, но мне было все равно. И, похоже, ему тоже было все равно, потому что он крепко прижимал меня к себе, пока я первая не отпустила его.
Отступив назад, я откашлялась, не в силах взглянуть на него из-за переполнявшего меня волнения. Что означало это объятие? Возможно, эти несколько мгновений, что мы прижимались друг к другу, значили больше, чем простое дружеское объятие? Волновался ли он, как и я? Или же я преувеличивала каждое мгновение наших встреч с тех пор, как Грейсон Ист появился в моей жизни?
– Ну, и где же стрекозы? – спросил он, отвлекая меня от волнующих мыслей.
Я откашлялась, потирая правую руку.
– Ах, они там. Пойдем.
Мы направились через территорию парка, которую множество отдыхающих облюбовали в качестве места для пикников и игры в волейбол. Летом на озере было полно людей. Городок Рэйн не мог похвастаться обилием теплых деньков, и потому жители пользовались любой удобной возможностью, чтобы понежиться под лучами солнца.
Когда мы с Грейсоном вышли на пешеходную тропу, он стал гладить каждую собаку, попадавшуюся нам на пути. Каждый раз, когда он замечал нового пса, его глаза загорались так, словно это была единственная в мире собака, и он тут же оборачивался ко мне со словами: «Ты только взгляни на его нос, Элли! Подумать только, он улыбается!» Словно он только что обрел нового лучшего друга, пока на горизонте не появлялся новый.
Его любовь к животным мешала мне контролировать нарастающие чувства к этому парню.
Можно быть чуточку менее идеальным, Грейсон? Это было бы замечательно, благодарю.
Когда мы прошли половину пути, я кивнула влево.
– А теперь нам надо свернуть с тропы и пройти через лес.
Он вскинул бровь.
– Ты ведь не собираешься заманить меня в лес, чтобы убить, правда?
Я расхохоталась.
– Не глупи, Грей. Если бы я хотела тебя убить, то давно бы это сделала.
– Что ж, звучит обнадеживающе.
Мы начали продираться через чащу, и ветки то и дело хлестали нас по лицу. Через три минуты борьбы с густой листвой мы выбрались на поляну, и Грейсон расплылся в улыбке.
– Ух ты, – воскликнул он, глядя на раскинувшуюся перед нами водную гладь. По сравнению с озером этот водоем был крошечным, но отсюда он казался огромным, особенно для нас двоих. У воды лежало несколько поваленных древесных стволов, на которых мы обычно сидели и болтали с мамой. Повсюду буйствовали полевые цветы, а трава сияла изумрудной зеленью.
– Классно, да?
Я подвела его к бревну, и мы уселись рядышком.
Некоторое время мы молчали, любуясь красотой окружавшей нас природы. Грейсон притих, но его улыбка оказалась красноречивее любых слов, и я поняла, что ему нравится эта тишина.
А затем мимо нас пронеслась стрекоза.
– Теперь я понимаю, почему тебе здесь так нравится. Здесь так безмятежно, – воскликнул Грейсон.
– Кроме того, вода вдохновляет маму, когда она пишет картины.
Мои слова его заинтересовали.
– Твоя мама – художница?
– Да. Она всю свою жизнь занималась этим ради удовольствия. Она потрясающая.
– А в чем заключается ее работа?
– Ну, днем она сидит с детьми, а вечером рисует. Она могла бы посвятить рисованию все свое время, но ей нравится возиться с ребятишками.
– Классно.
Я помрачнела.
– Думаю, да.
– В чем дело?
– Просто недавно она перестала работать няней. И не рисует, как раньше, – сказала я, заерзав на бревне. – Думаю, у нее просто нет сил после химиотерапии.
Улыбка Грейсона угасла.
– Мне очень жаль, Элли.
– И мне тоже. – Чем меньше она рисовала, тем реальнее становилась для меня ее болезнь. Но я изо всех сил старалась отогнать от себя эти мысли. Стоит мне только соскользнуть в пучину тоски, и обратно уже не выбраться. – А твои родители? Чем они занимаются? – спросила я, меняя тему.
Он пожал плечами.
– Отец – генеральный директор компании по производству виски, а мама бесконечно путешествует. Я их редко вижу. Маму я не видел уже пару недель, а отец только иногда забегает поспать. Большую часть времени он живет в квартире в Чикаго, чтобы не ездить домой.
– Выходит, ты почти все время один?
– Да. Раньше у меня был дедушка, но с тех пор как он умер… да, я остался один.
– Ты скучаешь по ним? – спросила я. – По родителям?
– Это неважно. Моя тоска по ним не заставит их остаться. И я постоянно говорю себе, что не стану таким, как они, понимаешь? Я хочу быть другим, если когда-нибудь у меня появятся дети. Я бы никогда их не бросил. Предполагается, что через пару лет я возглавлю компанию, но буду вести дела иначе, нежели мой отец. Я бы чаще бывал дома. Мой дедушка мог делать и то, и другое: не только вести бизнес, но и быть родителем. Он постоянно появлялся дома.
– Мне кажется, многие люди не понимают, как важно просто приходить домой.
– Да, это многое значит, – согласился он.
– Значит, ты унаследуешь отцовскую компанию?
– Да. Ее основал дедушка. Полагаю, это семейное дело.
– И ты именно этим хочешь заниматься? Кем ты хочешь стать, когда станешь взрослым? – спросила я.
– Хочу стать счастливым, – мгновенно ответил он.
– Счастливым?
– Да. Только и всего. Именно об этом мне всегда говорил дедушка. Он говорил: «Слушай внимательно, Грейсон. Ты можешь быть кем угодно, и все будет хорошо. Заслуги на работе не так уж важны, пока на столе есть пища, а в очаге горит огонь. А вот что действительно важно, так это ощущение счастья. Поэтому, когда ты по-настоящему повзрослеешь, постарайся стать счастливым. И тогда все остальное встанет на свои места». Поэтому я хочу быть счастливым. И мне все равно, чем я занимаюсь, если я счастлив.
Мне несказанно понравился его ответ.
– А ты, Элли? Чего хочешь ты?
– Хочу быть счастливой, – повторила я его слова. – Думаю, я тоже просто хочу быть счастливой.
Он улыбнулся и ласково подтолкнул меня плечом. А затем вскинул голову, уставившись в небо.
– Как же мне здесь нравится…
– Да. Как хорошо укрыться от мира маглов, – заметила я.
Он ухмыльнулся.
– Ты сильно увлечена всем, что связано с Гарри Поттером, да?
– Для меня это словно воздух, – как ни в чем не бывало откликнулась я.
Я и представить себе не могла, как бы пережила последние несколько лет, если бы не книги о Гарри Поттере. Если бы не они, я могла бы поверить во всю ту чушь, что люди рассказывали обо мне.
Я бы поверила, что во мне нет ничего волшебного, и это стало бы для меня огромным позором.
Как печально, что многие люди жили на свете, даже не догадываясь, сколько в них волшебства.
– Думаю, здорово, что ты так увлечена этим, – сказал он. – И я жду не дождусь выхода следующей книги.
– Я тоже, – призналась я. – Скорей бы.
Мы сидели, наблюдая, как вокруг с жужжанием носятся стрекозы, и я набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула.
– Я могу спросить тебя? Ты можешь не отвечать, если не хочешь.
– Спрашивай.
– Что это за история со Стейси Уайт? Не хочешь – не говори, но, мне кажется, раз уж она стала причиной нашего знакомства…
Он потер переносицу.
– Мне неловко.
– Можешь не рассказывать, правда. Я спросила из любопытства.
Он стиснул ладони, расправил плечи, щелкнув позвоночником.
– Ну, мне тоже было бы любопытно. Но это ужасно нелепая история.
– Грейсон, я ношу вязаные кардиганы со стрекозами. Вот что нелепо.
Он вздохнул и, кивнув, обернулся ко мне. А затем снова сжал ладони.
– Ладно. Мы со Стейси встречались некоторое время, совсем недолго, и я даже не знал, стоило ли вообще мне с ней встречаться, потому что она совершенно не в моем вкусе. Она слишком самовлюбленная, но это уже неважно. Все шло неплохо, пока она не захотела, ну, ты понимаешь… – Грейсон покраснел, еще никогда я не видела его таким смущенным.
Наконец-то мы оказались на равных.
– Догадываюсь. – Я кивнула, изо всех сил стараясь ободрить его.
– Когда я сказал ей, что никогда раньше этим не занимался, она расхохоталась, решив, что я разыгрываю ее, и я рассмеялся в ответ, решив обратить все в шутку. Но когда мы занялись сексом, я не смог… – Он опустил глаза. – Ну, я так разволновался, что у меня… не получилось. – Последние слова он произнес едва слышно, и я прониклась к нему еще большей симпатией.
– Я волновался и преувеличивал, и я понимаю, что мне семнадцать, а я еще ни разу…
– Я тоже ни разу, – оборвала его я.
Он изумленно уставился на меня, и его взгляд поразил меня. Он удивлен, что любительница кардиганов и Гарри Поттера все еще девственница?