– Семья есть. Они живут под Лондоном, в ближнем пригороде. Я с ними вижусь, конечно. У меня два брата.
Интересно, понравился бы им Копенгаген? Джон съездил раз на каникулы с приятелями. Его рассказ изобиловал шокирующими деталями, вроде дешевого пива, которое лилось рекой, тусовок в ночных клубах и неразборчивых связей с доступными женщинами. Брендон откладывал деньги, чтобы съездить в Калифорнию на съезд фанатов «Звездных войн», но вероятность этой поездки все еще была не выше, чем у путешествия на Луну. А папа… ну, он вообще ни разу не был в отпуске с тех пор, как умерла мама.
– Моя мама умерла, когда мне было четырнадцать лет, – выпалила я. Я редко кому об этом рассказывала и сейчас сама удивилась. Видно, в Еве было что-то такое располагающее. Какое-то тепло, что ли, и еще дружелюбие.
– Это очень грустно.
– Да, но уже много лет прошло. – Я схватилась за мобильник, но смотреть на экран не стала: мне было неловко и не хотелось делать это под пристальным взглядом Евы.
– Для девочки это особенно тяжело.
Я подобрала с тарелки последние кусочки сдобы и положила в рот, избегая смотреть на Еву.
– Кафе чудесное. Давно вы им занимаетесь?
Ева улыбнулась.
– Вот уже шесть лет. Я занялась им вскоре после того, как рассталась с отцом Ларса.
– Ой, прости… я не знала.
– Как ты сказала, прошло уже много лет, и я сейчас намного счастливее. – Уголки ее рта опустились. – Андерс не датчанин, точнее, датчанин, но слишком много времени провел в США и Лондоне. Он трудоголик.
Я нахмурилась, не совсем понимая:
– Трудоголик?
– У датчан так не принято. Мы не живем, чтобы работать. Я надеялась, что, когда появятся дети, он перестанет так гореть на работе, больше не захочет тратить на нее все свое время. Мы много лет прожили в Лондоне, а когда вернулись в Копенгаген, я уж думала, что он немного сбавит обороты. Что мы сможем больше времени проводить вместе, но он не сумел. У нас было все. Уютный дом. Дети выросли. Настало время для нас – как для пары, – а он продолжал пропадать в своем офисе и все только работал, работал и работал. Жизнь коротка. Зато теперь я провожу время со своими друзьями. – Ева безмятежно опустила подбородок на руки, излучая уверенность и спокойствие. В ее голосе не было ни горечи, ни сожаления. – Здесь моя жизнь. Многие посетители со временем стали мне друзьями. Я кое-чего добилась сама, но с удовольствием делюсь этим. – Ее лицо просияло. – Очень уж я люблю готовить. Кормить людей. Заботиться о них. И для меня большая честь, что я могу делать это для жителей Копенгагена.
Я кивнула. На вкус и цвет товарищей нет. Для меня готовка была обузой, неизбежным злом, а уборка и мытье посуды – неоправданной тратой времени. Счастье еще, что есть супермаркеты, полуфабрикаты и готовая еда, которую нужно только разогреть.
– А что ты любишь готовить? – вдруг спросила Ева.
Вот засада, мой кивок она приняла за согласие с ее словами. Я замерла и уставилась в чашку, надеясь, что кофе вдохновит на ответ.
– В общем-то, я… ну, знаешь… – Ева кивнула с понимающей («с тобой все ясно») улыбкой, после чего оставалось только сознаться. – Как-то все времени не хватает. Я работаю допоздна, а с квартирной соседкой у нас разные графики. А для себя одной готовить большого смысла нет.
Трудно было усмотреть что-то обидное в том, как Ева покачала головой, удивленно и слегка неодобрительно.
– По-моему, эта поездка в Копенгаген придумана прямо для тебя, Кейти.
– Я Кейт… – Я замолчала и… передумала. В устах Евы это мое имя прозвучало так ласково и с такой теплотой, что мне вспомнилась мама. Внезапно я почувствовала, что между Кейт и Кейти – огромное расстояние, целая бездна.
Глава 10
Отправиться на экскурсию, где все организовано, – невиданная роскошь. Первым делом нас отвели к Русалочке, которая оказалась намного меньше, чем я себе представляла. А ведь могла догадаться – не зря в ее имени содержится уменьшительно-ласкательный суффикс! Дальше наш путь лежал к королевскому дворцу Амалиенборгу, только вот дворцов оказалось целых четыре, они образовывали квадрат. Солдаты в карауле очень смахивали на гвардейцев нашей королевы – те же высокие медвежьи шапки, только мундиры не красные, как у наших, а темно-синие. Заприметив над одним из дворцов реющий флаг Дании, Мэс очень обрадовался и объяснил: это значит, что Маргрете у себя в резиденции (так и назвал ее, как будто речь шла о соседке, а не о королеве).
Мэс улыбнулся во весь рот.
– Наша королевская семья очень популярна, а Маргрете известна тем, что курит как сапожник, даже на публике.
Поскольку королева так и не выбежала к нам быстренько курнуть на задворках дворца, за контейнером для сбора вторсырья (все датчане помешаны на вторичной переработке), мы перестали ждать и отправились на обед в «Иду Давидсен», то ли семейный ресторан, то ли бутербродную для тех, кто помешан на типичных датских открытых бутербродах, называемых смёрреброд (или смёрребруг?).
Софи заставила Мэса повторить это слово раз пять, прежде чем смогла его воспроизвести. Гид объяснил, что датское произношение чрезвычайно сложно для иностранцев, так как в датском алфавите 29 букв, все эти ø, å, æ – отдельные буквы и, соответственно, очень тонко различающиеся гласные звуки, которые трудно расслышать и воспроизвести тем, кто родился не в Дании.
На обед мы с Софи шли рядом.
– Я так жду всего этого. Открытые сэндвичи здесь удивительные. Не могу дождаться. – Она помолчала и пожала мне руку. – Кейт, большое спасибо, что ты меня пригласила. Это будет незабываемая поездка.
Она так сияла и радовалась, что я невольно улыбнулась в ответ.
– Не за что. Я и сама рада, что ты смогла поехать. И сразу так охотно откликнулась. – Я покосилась назад через плечо. – Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы уломать кое-кого.
Все, кроме Бена, задавали множество вопросов. Он же почти все время висел на телефоне, а несколько раз я видела, как он зевает, будто от скуки. Мог бы, по крайней мере, притвориться.
– Правда? Трудно даже поверить. – Софи с сомнением оглядела остальных. – Кто же променяет пять дней в Копенгагене на работу в офисе? Хотя получилась интересная компания. Дэвид – просто прелесть. Я уже однажды с ним была в поездке. С ним легко и просто. Аврил и Конрад. Ну в них я не настолько уверена. А Бена и вовсе не знаю, но он, мне кажется, довольно сексуальный, горячая штучка, да? – и она смешно пошевелила светлыми бровями, ненатурально изображая страсть.
Я только плечами пожала – вроде неуместно комментировать, непрофессионально. Ох, если бы она только знала… Я готова была его удавить собственными руками. Он сводил на нет все усилия объединить группу, постоянно отбегал с мобильником, как непослушный подросток, да еще и зевал, когда думал, что никто не видит этого. К сожалению, я видела. Не могла заставить себя не смотреть, постоянно проверяла, как он отреагирует, – и огорчалась, потому что его реакции были далеко не позитивные.
– Хорошо еще, что я по уши влюблена в Джеймса.
– Твой бойфренд? – Я ухватилась за возможность сменить тему. Не хотелось ни думать про Бена, ни тем более говорить о нем – и особенно о его сексуальности.
– Да, – со вздохом ответила Софи. – Он очень милый.
– Вы с ним уже давно вместе?
– Почти два года. – Она обхватила себя руками и взглянула на меня. – Надеюсь – скоро дождусь самого важного предложения.
– Вы живете вместе? – продолжила я допрос.
– Вроде, только есть одна проблема. Мать у него очень больна. Поэтому четыре дня в неделю он работает в Лондоне, а потом уезжает в Корнуэлл, ухаживать за мамой. Система медицинской помощи устроена по-идиотски. Они не предоставляют сиделок на выходные. Так что все у нас непросто, но я подумываю брать дополнительный выходной на работе, чтобы мы могли ездить к ней вместе. Да я и не намерена всю жизнь жить в Лондоне. А ты? У тебя кто-нибудь есть?
Я открыла рот, чтобы поведать ей о Джоше, но вдруг заметила на себе ледяной взгляд Бена (полную противоположность тому взгляду, который он бросал на меня в вечер первого знакомства).
Уголки губ сами поползли вверх.
– Нет, хотя недавно был. Но в обозримом будущем мужчин в моей жизни не предвидится.
Снаружи ресторан показался непритязательным, самый обычный дом, как любой другой. Но внутри все выглядело стильно – уже хорошо узнаваемый датский дизайн, явное отражение датской души. Темные деревянные столы и стулья были расставлены в строгом порядке, на белых крашеных стенах висели фотографии знаменитых посетителей, карикатуры и шаржи и множество портретов улыбчивой Иды Давидсен, оказавшейся реальным человеком.
Кто знал, что презренный сэндвич может быть настоящим произведением искусства? В меню было больше двухсот пятидесяти их разновидностей, и нас пригласили подойти к прилавку и познакомиться с ярким, как радуга, ассортиментом в стеклянных шкафчиках. От одного их вида у меня началось активное слюноотделение, хотелось попробовать каждый.
На ломтиках темного ржаного хлеба рядами лежали сочные розовые креветки, янтарные рулетики из копченого лосося, темная икра какой-то рыбы с лимоном и укропом, тонкие ломтики ростбифа, украшенные свежим огурцом, скрученные половинки селедки в окружении четвертинок яйца, мелко нарезанного зеленого лука и его длинных усиков.
Софи была на седьмом, восьмом, да чего уж там, на девятом небе от счастья.
– Я могла бы поселиться здесь навсегда. Как, ну как можно что-то выбрать?
– Желудок умер и попал в рай, – заявил Конрад, надевая очки и внимательно изучая витрину.
– Я не совсем понимаю, из чего это сделано, – заметил Бен.
– Это – ломтики свинины, – принялась объяснять Софи, – а здесь…
Она отлично разбиралась в этом многообразии, как и следовало ожидать от журналиста, который пишет о еде.
– Бррр, все это – сплошные калории. – Аврил печально потерла свой несуществующий живот. – Не хотелось бы вернуться домой раздобревшей, как шкаф.
Учитывая, что сейчас она была худющей, как скелет, ей не помешало бы к возвращению домой принять облик нормального человека.
– Можем мы заказать что-то сверх? – спросила Софи, когда все мы заняли места за отведенным нам столом, громко переговариваясь и обсуждая, что же заказать. В кафе было полно народу – популярное место, сразу видно. – Нам всем хочется попробовать что-то незнакомое.
– Гм, я сомневаюсь, что мне понравится маринованная селедка, благодарю покорно. – Аврил почти брезгливо отвернула свой аристократический нос от меню.
– Нет, ты должна, для твоего кулинарного просвещения. А вдруг тебе понравится? – убеждала Софи, взмахивая руками в сторону витрин.
Аврил, поморщившись, вернулась к меню.
– Кое-какие идеи тут просто классные, так и просятся на страницы журнала. Думаю, я сделаю убойный материал по открытым бутербродам.
– Отличная мысль, – кивнула я, а у самой лихорадочно заработали мозги. – А можно было бы провести в универмаге демонстрацию, вроде мастер-класса? Объявить его как событие, организуемое журналом.
– Там в нем будет кафе или ресторан?
– Вряд ли, это, наверное, слишком по-английски.
– Жалко, но я уверена, что мы сможем организовать прекрасный показ и занятие по стряпне. – Софи мгновенно загорелась энтузиазмом. – Моему редактору это понравится. Мы постоянно в поиске интересных событий для подписчиков. Я могу выступить и рассказать о типах хлеба. Ржаной хлеб. Отруби, плетенки традиционные и современные. Маринованная селедка и зеленый салат, копченый салат с редиской, говяжья солонина и датские маринованные огурчики.
– Здорово, звучит аппетитно. А потом можем рассказать об этом в Твиттере. Нащелкать фотографий и разместить в Инстаграме.
– И на Фейсбуке, – оживленно прочирикала Софи.
Я извлекла свой блокнот.
– Господи, у вас когда-нибудь бывают передышки? – вздохнул Бен, сидящий напротив нас. Почти весь день он помалкивал и явно больше интересовался своим телефоном. И здесь, не успели мы усесться, сразу спросил у официантки код для Wi-Fi.
– Я делаю свою работу, – огрызнулась я. Он с самого приезда не желал включаться в общий ритм и демонстративно интересовался лишь своей электронной почтой.
– Работа, тоже мне, – буркнул Бен, снова приникая к экрану мобильника.
За столом группа разделилась и вела параллельно как минимум два разговора. Софи, Дэвид и я болтали с Мэсом, в то время как Конрад и Аврил набрели на богатую жилу сплетен о знакомом им обоим редакторе журнала светской хроники. Фиона с самого начала уселась немного на отшибе, выбрав самый дальний стул, и, кажется, старалась слиться с тенями. Она крутила в руках фотоаппарат, а я все никак не могла придумать, как бы половчее и потактичнее вытянуть ее из изоляции.
У Бена был не менее отрешенный вид, но вот он внезапно поднял голову и заметил, что я исподтишка за ним наблюдаю. Он тут же выпрямил спину, перегнулся через стол и обратился к Фионе:
– Ну что, есть удачные кадры?
Девушка дернула головой с обычным своим испуганным видом и застыла на секунду. Но все остальные оживленно болтали, никто не обращал на нее внимания, и она робко протянула Бену свою камеру. Склонившись над экраном, он пролистывал снимки, бережно держа камеру и время от времени одобрительно кивая.
– Это великолепно, Фиона, – сказал он негромко, собираясь вернуть аппарат, но, к несчастью, его услышала Аврил.
– Ух ты, я тоже хочу посмотреть.
Я отметила страдальческое выражение на лице Фионы и искреннее сожаление Бена, но ничего не поделаешь: все столпились вокруг его стула, стремясь разглядеть получше.
– Ого, а снимки и правда хороши, – удивилась Аврил. – Русалочка просто сказочная. И вот тот кадр мне понравился, где на первом плане дворец, а сзади море. Я тоже его щелкнула, чтобы запостить в Твиттере, но моя фотография этой и в подметки не годится.
Бен пролистал все снимки.
– Я не уверен только насчет этого, – весело заметил он, показывая нерезкое изображение Дэвида и Конрада на фоне дворца перед одним из караульных.
– Ради Господа Иисуса, Марии и Иосифа, умоляю, скорее сотрите этот кошмар, – комично запричитал Конрад. – Я здесь похож на престарелого трансвестита после недельного запоя.
Неожиданно Фиона, вместо того чтобы опустить голову и залиться краской, тихо прыснула.
– Раз ты просишь, я его сотру.
– Очень, очень надеюсь, – шутливо поклонился ей Конрад. – Есть ли возможность получить к обеду бокал вина? Я погибаю от жажды.
Бен отдал камеру Софи, и мы, сидевшие с другой стороны стола, сгрудились вокруг. Фиона оказалась на редкость талантливым фотографом. Она снимала и кое-кого из группы, и меня особенно поразили фотографии Аврил. Ничего удивительного, что она так горячо хвалила Фиону: на портретах она была хороша, как голливудская кинозвезда. Впрочем, она явно позировала, видя, что ее снимают, и большинство портретов выглядело постановочными. Но имелось одно исключение. Пока все мы любовались статуей Русалочки, Аврил погрузилась в свои мысли и рассеянно смотрела куда-то в море. Фиона уловила момент, когда Аврил, вся залитая солнечным светом, не замечала, что ее снимают. Ее очаровательное лицо было полно грусти и тревоги, а плечи так поникли, словно несли на себе земной шар. Все это насколько отличалось от образа, который Аврил обычно являла миру, что я задумалась.
Я передала аппарат владелице, и Фиона, розовая от удовольствия, убрала его в сумку.
– Мне кажется, ты вполне можешь претендовать на работу профессионального фотографа, – сказала я. – Интересно, сможем ли мы приобрести часть снимков для кампании.
– Не надо, я их и так тебе пришлю.
– Ни в коем случае, – вмешался Бен, неприветливо хмурясь в мою сторону. – Обязательно получи с них деньги. Снимки чертовски хороши, а бизнес есть бизнес. У тебя авторское право. Не позволяй никому себя использовать.
От разговора всех отвлекло появление подноса с кофе, а я не справилась с искушением и лягнула Бена ногой под столом (не так сильно, как хотелось бы).