– Это опасно? – спросил я.
– Где лечилась ваша жена? – ответил он вопросом на вопрос.
– Где – что? – пробормотал я.
– У какого врача? – нетерпеливо спросил он.
– Не знаю… – ответил я. – Нет, ничего не знаю… Я не знал…
Он посмотрел на меня.
– Это вы должны были бы знать…
– Но я не знаю. Она мне никогда об этом не говорила.
Он склонился к Пат и спросил ее. Она хотела ответить, но опять стала кашлять кровью. Врач подхватил ее. Она хватала воздух ртом и дышала с присвистом.
– Жаффе! – проклокотало наконец у нее в горле.
– Феликс Жаффе? Профессор Феликс Жаффе? – спросил врач. Она кивнула одними глазами. Он обернулся ко мне. – Вы можете ему позвонить? Было бы лучше всего спросить у него.
– Да, конечно, – ответил я. – Я сделаю это сейчас же. А потом заеду за вами! Жаффе?
– Феликс Жаффе, – сказал врач. – Номер узнайте в справочной.
– Ничего страшного не случится? – спросил я.
– Кровотечение должно прекратиться, – ответил врач.
Я схватил служанку за руку, и мы побежали с ней по дороге. Она показала мне дом, в котором был телефон. Я нажал кнопку звонка. В доме сидело небольшое общество за пивом и кофе. Я окинул их взглядом, не понимая, как могут они пить, когда Пат истекает кровью. Я заказал срочный разговор и стал ждать у аппарата. Прислушиваясь к далекому гулу в трубке, я то смутно, то с предельной отчетливостью видел сквозь просвет между портьерами часть смежной комнаты. Видел покачивающуюся, в желтых бликах лысину, видел брошку на черном бархате платья, перетянутого шнурами, и двойной подбородок, и пенсне, и пышную прическу над ним; видел костистую старую руку с набухшими венами, барабанившую по столу… Я не хотел ничего этого видеть, но был беззащитен против этих видений, все это застило мне глаза, как слишком яркий свет.
Наконец меня соединили с нужным номером. Я попросил профессора.
– Сожалею, – сказала сестра. – Профессор Жаффе уже ушел.
На минуту сердце мое перестало биться, а потом вдруг застучало, как молот под рукой кузнеца.
– А где он? Мне срочно нужно поговорить с ним.
– Я не знаю, куда он пошел. Может быть, снова в клинику.
– Пожалуйста, позвоните туда. Я подожду. У вас ведь есть другой аппарат.
– Минутку.
Снова врубился гул в беспросветной тьме, прорезаемой тонким металлическим звуком. Я вздрогнул: совсем рядом, в накрытой клетке, вдруг защелкала канарейка. Снова послышался голос сестры:
– Профессор Жаффе уже ушел из клиники.
– Куда?
– Сударь, этого я не знаю.
Это конец. Я прислонился к стене.
– Алло! – произнесла сестра. – Вы еще здесь?
– Да. Послушайте, сестра, вы не знаете, когда он вернется?
– Этого не знает никто.
– Разве он этого не сообщает? А должен бы. Ведь если что случится и он срочно понадобится…
– В его клинике всегда есть дежурный врач.
– А вы не могли бы позвать… – Нет, это не имело смысла, ведь он ничего не знает. – Ладно, сестра, – сказал я, чувствуя смертельную усталость, – если придет профессор Жаффе, попросите его немедленно позвонить сюда. – Я назвал номер. – Только прошу вас, сестра, пусть позвонит сразу же!
– Сударь, можете на меня положиться. – Она повторила номер и повесила трубку.
Я остался один. Покачивающиеся головы, лысина, брошка, вся комната рядом превратилась в блестящий резиновый шар, который раскачивался, как маятник. Я сбросил оцепенение. Делать здесь больше нечего. Надо только сказать этим людям, чтобы меня позвали, когда позвонят. Но я все не решался выпустить из рук телефон. Он был для меня теперь как спасательный круг. И вдруг меня осенило. Я снова поднял трубку и назвал номер Кестера. Он должен быть дома. Ведь иного выхода не было.
И вот из густого варева ночи выплыл спокойный голос Кестера. Я и сам сразу успокоился и рассказал ему все. Я чувствовал, что, слушая, он записывает.
– Хорошо, – сказал он, – я немедленно выезжаю на поиски. Я позвоню. Не волнуйся. Я найду его.
Пронесло. Пронесло ли? Но мир успокоился. Призрак исчез. Я побежал обратно.
– Ну как? – спросил врач. – Дозвонились?
– Нет, – ответил я, – но я дозвонился до Кестера.
– Кестер? Его я не знаю. Что он сказал? Как он ее лечил?
– Лечил? Нет, он ее не лечил. Кестер его ищет.
– Кого?
– Жаффе.
– Мой Бог. А кто этот Кестер?
– Ах да, простите. Кестер – мой друг. Он ищет профессора Жаффе. До которого я не дозвонился.
– Жаль, – сказал врач и снова повернулся к Пат.
– Он его найдет, – сказал я. – Если только он жив, он его найдет.
Врач посмотрел на меня так, как будто я спятил. И пожал плечами.
Тусклый свет лампы рассеивался по комнате. Я спросил, не могу ли помочь. Врач покачал головой. Я выглянул в окно. Пат захрипела. Я закрыл окно и стал в дверях. Я наблюдал за дорогой.
Вдруг раздались крики:
– Телефон! Телефон!
Я повернулся к врачу.
– Телефон. Пойти мне?
Врач вскочил.
– Нет, я пойду сам. Я расспрошу его лучше. Останьтесь здесь. Ничего не предпринимайте. Я сразу вернусь.
Я сел к Пат на постель.
– Пат, – тихо сказал я. – Мы с тобой. Мы сделаем все. С тобой ничего не случится. Не может ничего случиться. Профессор уже позвонил. Сейчас он нам все скажет. А завтра наверняка приедет и сам. Он тебе поможет. И ты выздоровеешь. Почему же ты никогда не говорила мне о том, что еще больна? А кровь – это не страшно, Пат. Мы дадим тебе новую. Кестер разыскал профессора. Теперь все в порядке, Пат.
Врач вернулся.
– Это был не профессор…
Я встал.
– Это был ваш друг. Ленц.
– Кестер его не нашел?
– Нашел. Жаффе дал ему указания. Ленц продиктовал мне их по телефону. Совершенно чисто, без единой ошибки. Он что, врач, ваш друг Ленц?
– Нет. Но хотел стать врачом. А что же Кестер?
Врач посмотрел на меня.
– Ленц сказал, что Кестер несколько минут назад выехал сюда. Вместе с профессором.
Я прислонился к стене.
– Отто! – только и смог я сказать.
– Да, – добавил врач, – это единственное, в чем ваш друг ошибся. Он сказал, что через два часа они будут здесь. Я знаю эту трассу. При самой быстрой езде им понадобится не меньше трех часов. Никак не меньше…
– Доктор, – ответил я. – В этом вы можете не сомневаться. Если он сказал два часа, то через два часа он будет здесь.
– Это невозможно. Дорога часто петляет, а сейчас ночь.
– Вот увидите, – сказал я.
– Как бы там ни было… если он все-таки будет здесь… это самое лучшее.
Изнемогая от нетерпения, я вышел на улицу. Стлался туман. Вдали шумело море. С деревьев капало. Я огляделся. И вдруг почувствовал, что я больше не одинок. Где-то на юге, за горизонтом, гудел мотор. За туманами по бледно мерцающим дорогам мчалась помощь, фары выбрасывали снопы света, шины свистели, а две руки железной хваткой держали баранку, два глаза буравили темноту, то были холодные, уверенные глаза, глаза моего друга…
Потом Жаффе рассказал мне, как все было.
Сразу после разговора со мной Кестер позвонил Ленцу и сказал, чтобы тот был наготове. Потом он слетал в мастерскую за «Карлом» и помчался с Ленцем в клинику. Дежурная сестра высказала предположение, что профессор отправился ужинать. Она назвала Кестеру несколько ресторанов, в которых он мог быть. Кестер отправился на поиски. Он носился по городу, не обращая внимания на дорожные знаки, а также на трели полицейских. «Карл» метался в потоке машин, как норовистый конь. В четвертом по счету ресторане Кестер отыскал профессора. Жаффе сразу все понял. Оставив ужин, он вышел с Кестером. Они поехали к нему на квартиру, чтобы взять нужные вещи. Это был единственный участок пути, который Кестер преодолел хотя и быстро, но не в сумасшедшем темпе. Он не хотел пугать врача прежде времени. По дороге профессор спросил, где Пат находится. Кестер назвал местечко километрах в сорока. Важно было не выпустить профессора из машины. Остальное уж как-нибудь уладится. Собирая свой саквояж, Жаффе объяснял Ленцу, что нужно передать по телефону. Затем он сел с Кестером в машину.
– Это опасно? – спросил Кестер.
– Да, – сказал Жаффе.
И в то же мгновение «Карл» превратился в белый призрак, вихрем полетевший по дороге. Он обгонял всех, вылетая подчас двумя колесами на тротуары, мчась в поисках кратчайшего пути из города в запрещенном направлении по улицам с односторонним движением.
– Да вы с ума сошли! – воскликнул профессор, когда Кестер метнулся наперерез автобусу, едва не задев его высокий бампер. На мгновение Отто сбавил газ, но потом мотор опять взревел на полную мощь.
– Да не гоните вы так машину, – вскричал врач, – что это нам даст, если мы попадем в аварию?
– Мы не попадем в аварию.
– Если вы не сбавите скорость, это случится через две минуты.
Кестер бросил машину в обгон трамвая с левой стороны.
– Мы не попадем в аварию.
Впереди была длинная прямая улица. Кестер посмотрел на врача.
– Я и сам отлично понимаю, что должен доставить вас целым и невредимым. Положитесь на меня, все будет в порядке.
– Но к чему эта бешеная гонка? Так мы выиграем лишь несколько минут.
– Нет, – сказал Кестер, увильнув от груженного камнем грузовика, – нам предстоит проделать еще двести сорок километров.
– Что?
– Да, двести сорок. – «Карл» прошмыгнул между почтовой машиной и автобусом. – Я не хотел говорить вам этого сразу.
– Это не имело значения, – проворчал Жаффе, – я не отмеряю свою помощь по километровому счетчику. Поезжайте на вокзал. По железной дороге мы доберемся скорее.
– Нет. – Кестер уже выскочил в предместье, и ветер срывал слова с его губ. – Я узнавал… Поезд идет слишком поздно…
Он снова посмотрел на Жаффе, и, видимо, врач прочел на его лице что-то такое, что заставило его сказать:
– Ну, помогай вам Бог… Ваша приятельница?
Кестер покачал головой. Он не произнес больше ни слова. Он уже миновал огороды с садовыми домиками и вырвался на шоссе. Теперь можно было развить предельную скорость. Врач съежился на сиденье. Кестер протянул ему свой кожаный шлем.
«Карл» непрерывно сигналил. Леса отбрасывали назад его рев. Даже в деревнях Кестер сбавлял скорость только при крайней необходимости. Грохот не стесненного глушителем мотора ударялся в стены проносившихся мимо домов, громко хлопавших в ответ, как полотнища на ветру; обдав их на миг мертвенным светом фар, машина летела дальше в ночь, выхватывая из тьмы новые дали.
Шины визжали, шипели, выли, свистели – мотор отдавал теперь все, на что был способен. Кестер весь вытянулся вперед, его тело превратилось в одно огромное ухо, в некий фильтр, просеивающий и грохот, и посвист внутри и снаружи, чутко улавливающий малейший шорох, любой подозрительный скрежет и скрип, чреватый аварией, смертью.
На глинистом и размокшем участке дороги машина заюлила, стала раскачиваться. Кестер вынужден был сбавить темп. Зато он еще более круто стал нырять в повороты. Он вел машину уже не головой, а одним голым инстинктом. Фары высвечивали повороты только наполовину. Нырять поэтому приходилось в кромешную тьму. Кестер включил прожектор-искатель, но его луч был узковат. Врач помалкивал. Внезапно воздух перед фарами стал двоиться, расслаиваться, окрашиваться в бледно-серебристый цвет, окутываться дымкой. То был единственный раз за весь путь, когда Жаффе услышал, что Кестер выругался. Минуту спустя они окунулись в густой туман.
Кестер переключил фары на ближний свет. Словно обернутые ватой, они теперь плавали в сплошном молоке, где как призраки мелькали расплывчатые очертания столбов и деревьев; от шоссе ничего не осталось, на нем царили его величество авось и случай, да еще отчаянный рев мотора и то набегавшие, то исчезавшие тени.
Когда они минут через десять выбрались из этой полосы, Кестера было не узнать: он осунулся на глазах. Взглянув на Жаффе, он что-то пробормотал. Потом снова дал полный газ и снова прильнул к рулю, вглядываясь вперед холодными и уверенными глазами…
Как свинец плавилась в воздухе липкая духота.
– Еще не прекратилось? – спросил я.
– Нет, – ответил врач.
Пат взглянула в мою сторону. Я постарался улыбнуться ей. Получилась гримаса.
– Еще полчаса, – сказал я.
Врач поднял глаза.
– Еще полтора часа, а то и все два. Дождь идет.
Капли дождя с тихим звоном стучали по листьям кустов и деревьев. Я смотрел в сад ничего не видящими глазами. Давно ли мы вставали с Пат ночью, забирались в резеду и левкои, и Пат напевала детские песенки. Давно ли Пат проворным зверьком бегала здесь меж кустов по белеющей от луны дорожке…
Я в сотый раз вышел в сад. Делать там было нечего, и я знал это, но так ожидание становилось менее невыносимым. В воздухе висел туман. Я проклинал его, я знал, каково приходится Кестеру. В белом мареве вскрикнула птица.
– Да заткнись ты! – проворчал я в сердцах. Сразу вспомнились всякие россказни о вещих птицах. – Все это чушь! – бодрился я, однако не мог унять невольную дрожь.
Где-то в тумане жужжал жук, но не приближался… не приближался. Жужжал тихо и равномерно. Вот умолк. Вот зажужжал снова. Вот опять… И вдруг я вздрогнул – то был не жук, а машина, где-то далеко-далеко она на огромной скорости брала повороты. Я застыл на месте, затаил дыхание и напряг слух: вот оно опять, вот еще раз – тонкое назойливое жужжание, будто кружит осатаневший слепень. Вот звук стал слышнее – и я отчетливо различил мелодию компрессора. И тогда натянутый до предела горизонт наконец рухнул под натиском мягких волн бесконечности, погребя под собой ночь, отчаяние, ужас, – я бросился к двери со словами:
– Едут! Доктор, Пат, они едут! Я их уже слышу!
Врач, как было видно весь вечер, считал, что я не в своем уме. Он встал и тоже прислушался.
– Действительно машина, но другая, – сказал он наконец.
– Нет, нет, я узнаю мотор.
Он посмотрел на меня с раздражением. По-видимому, он считал себя заправским автомобилистом. По отношению к Пат он был сама снисходительность и само терпение, но стоило мне заговорить о машинах, как от очков его сыпались недовольные искры и он давал понять, что разбирается в этом лучше.
– Нет, это невозможно, – отрезал он и снова ушел в дом.
Я остался в саду. Я весь дрожал от нетерпения. «„Карл“, „Карл“», – повторял я. Теперь пошла череда приглушенных и резких ударных звуков – машина проезжала деревню, в бешеном темпе проскакивая между домами. Вот хлопки ослабели – машина пошла лесом, а вот мотор взревел уже близко – с нарастающим, неистовым ликованием, туман прорезали яркие фары, слепящий свет летел на нас вместе с грохотом… Врач был явно ошеломлен. Взвизгнули тормоза, и машина как вкопанная остановилась у садовой калитки.
Я рванулся к машине. Профессор уже вылезал из нее. Не обращая на меня внимания, он направился сразу к врачу. За ним шел Кестер.
– Как она? – спросил он.
– Кровь еще идет.
– Это бывает, – сказал он, – не паникуй прежде времени.
Я молча смотрел на него.
– У тебя найдется сигарета? – спросил он.
Я дал ему закурить.
– Хорошо, что ты приехал, Отто.
Он жадно курил.
– Решил, так будет лучше.
– Ты очень быстро ехал.
– Да ничего. Вот только туман был в одном месте.
Мы сидели рядышком на скамье и ждали.
– Думаешь, пронесет?
– Конечно. Кровотечение – вещь не такая опасная.
– Она никогда мне об этом не говорила.
Кестер кивнул.
– Она должна жить, Отто.
Он не смотрел на меня.
– Дай-ка мне еще сигарету, – попросил он, – забыл прихватить свои.
– Она должна жить, – сказал я, – иначе все, все ни к черту.
Вышел профессор. Я встал.
– Будь я проклят, если я еще когда-нибудь поеду с вами, – бросил он Кестеру.
– Вы меня извините, – ответил Кестер. – Это жена моего друга.
– Вот как, – сказал Жаффе и взглянул на меня.
– Она будет жить? – спросил я.
Он испытующе посмотрел на меня. Я отвел глаза в сторону.
– Вы полагаете, я стал бы прохлаждаться здесь с вами, если бы она была в опасном состоянии? – заметил он.