Глэдден оттолкнулся от парапета и, двигаясь чуть быстрее своего врага, пошел в том направлении, где волнолом заканчивался. На ходу он проделал то же самое, что и женщина-полицейский: загораживая сумку своим телом, словно щитом, он перебросил ее на живот и расстегнул молнию. Потом просунул внутрь руку, схватил фотоаппарат и, не вынимая его, принялся вертеть, пока не нащупал нужный переключатель и не стер все из памяти. Впрочем, там и так почти ничего не было – девчонка на карусели да несколько малолеток в общественном душе. Невелика потеря.
Проделав все необходимые манипуляции, Глэдден пошел дальше вдоль волнолома. Вытащив из сумки сигареты, он сунул одну в рот, остановился и, слегка сутулясь, повернулся спиной вперед, якобы прикрывая от ветра огонек зажигалки. Закурив, он поднял взгляд и увидел, что оба полицейских подошли еще ближе. Очевидно, они считали, что преступник уже у них в руках, ибо Глэдден направлялся как раз в ту сторону, где мол заканчивался и начиналось море. Женщина догнала напарника, и они о чем-то беседовали. Глэдден подумал, что бездействие копов объясняется тем, что они дожидаются подмоги, и быстро зашагал дальше – к закусочной и административному зданию на самом дальнем конце длинного мола.
Он неплохо знал это место – за прошедшую неделю ему дважды приходилось незаметно сопровождать сюда родителей с детьми, идущих от карусели. С другой стороны закусочной имелась лестница, которая вела на крышу, на смотровую площадку.
Скрывшись за углом здания, Глэдден побежал вдоль стены к лестнице. Через считаные секунды он оказался наверху, откуда ему было видно все, что делается на молу. Полицейские остановились прямо под ним, продолжая переговариваться. Потом мужчина последовал за Глэдденом в обход здания, а женщина осталась стеречь фасад. Судя по всему, они были настроены ни в коем случае не упустить свою жертву.
«Но как они узнали? – неожиданно подумал Глэдден. – Как?»
Он еще ни разу не видел на пляже этого копа в галстуке. Полицейские появились на побережье не случайно, а наверняка пришли за ним. Но кто навел их на его след?
Ему потребовалось сделать над собой усилие, чтобы отделаться от панических мыслей и вернуться к более насущным проблемам. Необходимо было предпринять отвлекающий маневр. Коп скоро сообразит, что среди рыболовов, облепивших мол, преследуемого нет, и поднимется на смотровую площадку. Что же делать?
Внезапно ему попалась на глаза жестяная урна, стоявшая в углу возле ограждения. Глэдден бросился к ней и заглянул внутрь. Там почти ничего не было, и он скинул с плеча сумку, потом поднял урну над головой и, разбежавшись, метнул ее в море. Затормозив у перил, он увидел, как урна пролетела над головами двух рыбаков и с шумом плюхнулась в воду.
– Эй, смотрите! – раздался снизу мальчишеский голос.
– Человек тонет! – во всю силу легких закричал Глэдден. – Человек упал в воду!!!
Потом он подхватил сумку и, в два прыжка преодолев смотровую площадку, заглянул вниз, высматривая женщину. Та все еще загораживала ему путь к отступлению, однако было очевидно, что она слышала всплеск и крик. Двое подростков выбежали из закусочной, чтобы узнать, из-за чего поднялся шум, и сразу же скрылись за углом. Глэдден видел, что женщина колеблется; еще немного, и она, не выдержав, последовала за мальчишками.
Не теряя ни минуты, Глэдден надел сумку через плечо, перекинул ноги через перила, присел и прыгнул. Здесь было невысоко, всего футов пять. Приземлившись, он быстро побежал вдоль мола к берегу.
Примерно на полпути Глэдден встретил двух копов на велосипедах. Оба несли службу на пляже, а потому были одеты в шорты и голубые рубашки поло. Смешно! Он украдкой наблюдал за ними еще вчера, удивляясь, как эти лежебоки вообще могут считаться полицейскими. Теперь же Глэдден, размахивая руками, побежал прямо на них.
– Это вы едете на подмогу? – задыхаясь, крикнул он. – Ваши коллеги в самом конце, у закусочной. И им нужна лодка. Там педик упал в воду, то есть он сам туда прыгнул… Меня послали предупредить вас.
– Езжай вперед! – рявкнул один коп другому.
Тот нажал на педали, а второй полисмен снял с пояса передатчик и принялся вызывать спасательную станцию.
Глэдден взмахом руки поблагодарил блюстителей порядка за быструю реакцию и не торопясь пошел своей дорогой. Выждав несколько секунд, он обернулся и увидел, что и второй коп тоже мчит по дамбе в направлении закусочной. Тогда он снова побежал.
На самой середине горбатого моста, соединявшего побережье и Оушен-авеню, Глэдден позволил себе остановиться и отдышаться. Глядя назад, он рассмотрел небольшую толпу, собравшуюся на дальнем конце волнолома. Сняв солнечные очки, Глэдден закурил.
«Какие же эти копы тупые, – подумал он. – Вот и пусть теперь получают, что заслужили».
Он спустился с моста на городскую улицу, пересек Оушен-авеню и свернул на засаженную деревьями Третью улицу, слывшую одним из самых популярных в городе мест, где можно было сделать покупки и перекусить. Затеряться в здешней толпе раз плюнуть.
«Чтоб им пусто было, этим копам. Представился дуракам шанс, но они его профукали. Больше не дождутся…»
Пройдя по Третьей улице, Глэдден свернул на дорожку, которая вела к нескольким ресторанчикам быстрого обслуживания. От переживаний у него разыгрался зверский аппетит, и он зашел в один из них, чтобы купить пиццу и выпить лимонада. Ожидая, пока пиццу разогреют в духовке, Глэдден вспомнил девочку на карусели и пожалел о пропавшем снимке. Но, с другой стороны, разве мог он знать, что ему удастся так легко ускользнуть от полиции?
– А следовало бы знать, – сказал он громко и чуть сердито, и тут же со страхом оглянулся, надеясь, что девушка за прилавком не слышала его восклицания. Некоторое время Глэдден рассматривал ее, но в конце концов не нашел в ней ничего привлекательного.
«Слишком старая, – решил он. – У нее самой небось уже дети».
Наблюдая за официанткой, Глэдден не мог не заметить, как она выталкивает горячую пиццу на бумажную тарелку, осторожно действуя пальцами. Потом девица облизала их – все-таки обожглась! – и поставила заказ на прилавок. Глэдден перенес тарелочку на свой столик, но есть не стал. Ему не нравилось, когда другие люди трогали его еду.
В данный момент его интересовало, как долго придется ждать, прежде чем он сможет без опаски вернуться на побережье и забрать машину. Хорошо еще, что он на всякий случай оставил ее на ночной стоянке. Теперь, как бы ни развивались события, копы не доберутся до его авто. Если бы ему не повезло и это случилось, копы первым делом полезли бы в багажник, нашли компьютер, а уж тогда ему ни за что не отвертеться.
Чем больше Глэдден думал о недавнем инциденте, тем сильнее становился его гнев. Карусель была теперь потеряна. Возвращаться туда, во всяком случае в ближайшее время, нельзя ни под каким видом. К тому же необходимо отправить предупреждение другим членам их сети.
И все же он никак не мог взять в толк, как такое могло случиться. Его разум беспокойно перебирал самые различные варианты развития событий; Глэдден даже заподозрил, что утечка информации могла произойти из самой сети, однако в конечном итоге блестящий шарик его воображаемой рулетки остановился на девушке, проверявшей билеты. Должно быть, это она заявила в полицию. За всю неделю никто другой не мог видеть Глэддена изо дня в день. Да, это она, больше некому…
Он закрыл глаза и, откинувшись назад, прислонился затылком к прохладной стене. В своем воображении он вернулся к карусели и теперь приближался к билетерше. В руке у него был зажат нож. Он должен преподать ей урок и навсегда отучить совать нос не в свое дело. Маленькая сучка небось думала, что она…
Глэдден почувствовал, что кто-то стоит рядом. Стоит и смотрит прямо на него.
Он медленно открыл глаза. Полисмены с мола. Мужчина в галстуке, с лицом, блестящим от пота, махнул рукой, приказывая Глэддену встать:
– Идем, гнида…
По пути в участок копы не сообщили Глэддену ничего полезного. Разумеется, они забрали спортивную сумку и обыскали его самого, потом надели наручники и объявили, что он арестован, однако не сказали, за что. Сигареты, бумажник и сумка были в их руках, но Глэдден по-настоящему беспокоился только за свой фотоаппарат. К счастью, сегодня он не взял с собой книги.
Прикрыв веки, Глэдден вспоминал, что же лежало у него в бумажнике. Пожалуй, ничего такого, что могло бы ему повредить. Водительское удостоверение, выданное в штате Алабама, было выписано на имя Гарольда Брисбейна. Поддельный документ он достал через сеть, выменяв корочки на фото. В машине лежало еще одно фальшивое удостоверение личности, поэтому с Гарольдом Брисбейном можно будет навеки распрощаться, как только его отпустят.
Ключи от автомобиля копам не достались; Глэдден довольно предусмотрительно спрятал их на заднем правом колесе. Хорошо все-таки, что он подумал о возможном провале и подготовился. Главное, не подпускать копов к машине. Опыт подсказывал ему никогда не пренебрегать мерами предосторожности и всегда быть готовым к худшему. Именно этому Гораций учил его по ночам в Рейфорде все то время, что они провели вместе.
В полицейском участке Глэддена довольно грубо, но без лишних слов втолкнули в комнату для допросов размером шесть на шесть футов. Там его усадили на серый металлический стул, освободили одну руку и тут же пристегнули наручники к стальному кольцу, которое было привинчено к середине стола. Потом детективы ушли, оставив арестованного одного почти на час.
На стене, лицом к которой он сидел, было зеркальное окно, и Глэдден понял, что находится в комнате для опознания, однако ему никак не удавалось сообразить, кто может стоять с другой стороны. После того как он приехал в Лос-Анджелес, его личность никоим образом нельзя было связать с событиями в Финиксе и Денвере, так что в этом отношении он, пожалуй, мог не волноваться.
Один раз ему показалось, будто он слышит голоса, доносящиеся из смежной комнаты за стеклом. Определенно там кто-то был, какие-то люди рассматривали его и перешептывались.
Глэдден закрыл глаза и уперся подбородком в грудь, чтобы скрыть свое лицо. Потом он неожиданно вскинул голову и, растянув губы в злобном оскале, заорал:
– Ты еще пожалеешь об этом, сука!
Он рассчитывал, что его неожиданный угрожающий выпад создаст психологическое торможение в мозгах свидетеля, кого бы копы сюда ни приволокли.
«Наверняка это та сука-билетерша», – снова подумалось ему.
И Глэдден опять погрузился в грезы о том, как он отомстит ей.
Примерно через полтора часа дверь в комнату наконец-то распахнулась, и в нее вошли двое уже знакомых ему полицейских. Мужчина опустился на стул слева, а женщина села прямо напротив Глэддена и положила на стол его сумку и магнитофон.
«Ничего у них нет, – снова и снова, словно заклинание, твердил про себя Глэдден. – Меня отпустят еще до захода солнца».
– Простите, что заставили вас ждать, – вежливо сказала женщина.
– Ничего страшного, – откликнулся Глэдден. – Могу я получить обратно свои сигареты?
И он кивнул в сторону спортивной сумки. На самом деле курить ему не хотелось, но он рассчитывал узнать, на месте ли фотоаппарат. Копам нельзя доверять – эту истину Глэдден усвоил твердо, еще до того, как начал брать уроки у Горация. Не доверять, никогда и ни за что!
Женщина-детектив проигнорировала его просьбу и включила магнитофон. Потом она назвала свое имя – детектив Констанция Делпи, и представила напарника, которого звали Рон Свитцер. Оба оказались сотрудниками ОЗД – отдела по защите детей от преступных посягательств.
Глэддена удивило, что женщина, судя по всему, была здесь главной, хотя и выглядела лет на пять или даже восемь моложе Свитцера. Ее светлые волосы были подстрижены коротко, так, чтобы их можно было поддерживать в порядке, не тратя слишком много времени. Фигура Делпи не отличалась изяществом – у нее было по меньшей мере фунтов пятнадцать лишнего веса, главным образом на бедрах и на плечах. Глэдден предположил, что она, должно быть, пробивалась к своему теперешнему положению с самого низа. К тому же ему казалось, что Делпи – лесбиянка; он всегда мог определить подобные вещи благодаря какому-то особому чутью.
Свитцера отличали невыразительное лицо, немногословность и сдержанная манера поведения. Он был почти лысым, если не считать узкой полоски редких волос на затылке. В конце концов Глэдден решил сосредоточиться на женщине. Ему казалось, что именно она представляет главную опасность.
Делпи достала из кармана какую-то бумажку и зачитала Глэддену его конституционные права.
– Зачем мне это? – спросил Глэдден, когда она закончила. – Я не совершил ничего противозаконного.
– Вы поняли, что я только что вам прочитала?
– Да. Я только никак в толк не возьму, за что меня привезли сюда.
– Повторяю вопрос: мистер Брисбейн, поняли ли вы, что я вам…
– Да.
– Вот и хорошо. Кстати, ваше водительское удостоверение было выдано в Алабаме. С какой целью вы приехали в наш город?
– Это мое дело. А сейчас я хотел бы связаться с адвокатом. Ни на какие вопросы я пока отвечать не буду. Не зря же вы зачитали мне мои права.
Глэдден понимал, что сейчас полицию в первую очередь интересуют местонахождение его машины и адрес отеля, где он остановился. У них по-прежнему не было ничего серьезного против него, однако уже сам факт его бегства от патрульных мог оказаться вполне достаточным основанием, чтобы выдать ордер на обыск его комнаты и машины. Если только копы узнают, где находится либо то, либо другое. Допустить этого нельзя было ни в коем случае.
– Об адвокате мы поговорим чуть позже, – миролюбиво произнесла Делпи. – Я хочу дать вам возможность объясниться. Не исключено, что ваши доводы убедят нас и вы выйдете отсюда в ближайшие полчаса. В этом случае вам не придется тратить деньги на адвоката.
С этими словами она расстегнула лежащую на столе сумку и достала фотоаппарат и пакетик конфет «Старберст», которые так нравятся детям.
– Что это такое?
– Мне кажется, вы и сами знаете.
Делпи взвесила фотоаппарат на руке и воззрилась на него с таким видом, словно никогда в жизни не встречала ничего подобного.
– Для чего вы это использовали?
– Чтобы фотографировать.
– Детей?
– Я хочу увидеться с адвокатом.
– А конфеты для чего? Что вы с ними делали? Угощали детей?
– Мне нужен адвокат.
– Забодал ты уже со своим адвокатом! – неожиданно вступил в беседу Свитцер. – Не трепыхайся, Брисбейн, мы взяли тебя за задницу. Ты фотографировал детей в душе, маленьких голеньких ребятишек и их матерей. Меня тошнит от таких типов, как ты, Брисбейн!
Глэдден откашлялся и посмотрел на Делпи мертвыми, ничего не выражающими глазами.
– Я ничего об этом не знаю, однако мне хотелось бы уточнить: а в чем здесь преступление? Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? Я не утверждаю, что занимался тем, о чем вы говорите, но даже если бы и так, то, скажите, разве противозаконно фотографировать детей на пляже? Лично я такого закона не знаю. – И Глэдден замотал головой, изображая недоумение.
Женщина так и передернулась от отвращения и негодования. Но он гнул свое:
– Уверяю вас, детектив Делпи, существует значительное количество вполне законных случаев, когда общество приемлет наготу и не связывает ее с эротикой или извращениями. В данном случае матери мыли своих маленьких детей на пляже, что же тут такого? И если фотограф, случайно сфотографировавший их, совершает преступление, тогда вам следовало бы задержать и этих женщин тоже – за то, что они сделали это возможным. Впрочем, это вы должны были бы знать и сами. Я уверен, что один из вас потратил как минимум полчаса на консультацию с городским прокурором.
Свитцер наклонился к нему через стол, и Глэдден почувствовал, как у него изо рта пахнет табаком и жареными картофельными чипсами. Должно быть, коп специально наелся их, чтобы во время допроса его дыхание стало труднопереносимым.