– А почему ты не можешь просто взять и бросить эту работу? – прервала Рут течение ее мысли. – Ведь у тебя имеются в запасе средства.
Этот вопрос был для нее крайне неприятным. Вот уже почти десять лет окружающие Аннели люди пребывали в заблуждении, считая, что она выиграла крупную сумму денег в лотерее, причем сама Аннели ничего не сделала, чтобы развеять это заблуждение. Ибо с его помощью она приобрела статус, которого ей невозможно было добиться иными способами. Ее по-прежнему воспринимали как неприметную, скучную серую мышку. Такова была реальность. Но с определенного момента она стала серой мышкой, окутанной некоей тайной.
Ее спрашивали: почему она не потратила хоть немного денег из этой суммы на себя? Почему продолжает ходить в дешевых шмотках? Почему не приобрела дорогие духи? Не отправилась путешествовать в какие-нибудь экзотические страны? Почему, почему, почему?
Аннели всего-навсего вскрикнула от неожиданности, когда в разгар рабочего дня соскребла защитный слой с лотерейного билетика и обнаружила сюрприз. Пятьсот крон – именно таков оказался максимальный выигрыш. Услышав ее бурную радость, Рут стремглав выбежала из соседнего кабинета, чтобы поскорее выяснить, что случилось.
– Я выиграла пять сотен, ты можешь себе представить? Целых ПЯТЬ сотен! – ликовала Аннели.
Рут даже утратила дар речи – кажется, она впервые увидела улыбку на лице Аннели.
– Вы слышали, Анне-Лине выиграла целых ПЯТЬСОТ ТЫСЯЧ! – внезапно вскрикнула она, и потрясающая новость облетела заведение со скоростью молнии.
Потом Аннели купила на всех пирожные и решила, что не имеет ничего против подобного заблуждения со стороны коллег. Таким образом повышался ее статус в глазах окружающих, она становилась чуть заметнее для них. Обратной стороной медали явилось то, что она так и продолжала жить с этой ложью, а чуть позже ее еще и стали подкалывать за прижимистость. Делая выбор в пользу обмана, Аннели предвидела последствия, и все же чаша весов с почетом окружающих странным образом перевесила чашу с приписанной ей скаредностью.
А теперь Рут спрашивает, почему она просто-напросто не бросит работу. И что же ей ответить? Возможно, в действительности это всего лишь вопрос времени, и ответ будет получен естественным путем совсем скоро, когда она покинет мир живых.
– Бросить работу? А кто же меня заменит? – серьезно ответила она. – Ровесница Жанетты? Вот уж будет вам помощь так помощь!
– Первое поколение с образованием гораздо ниже, чем у родителей, – согласилась одна из коллег, которая упорно продолжала считать, что стрижка «паж» все еще в моде. – Но кто примет на работу человека, который ничего не умеет?
«Парадайз Отель», «Большой Брат», «Экспедиция Робинзон»[3] и «Остров Бикини»![4] – сострила одна из хохотушек.
Но Аннели было не до смеха.
От количества выпитого джин-тоника и интенсивности одолевающих ее дурных мыслей Анне-Лине не могла ни заснуть, ни заняться каким-либо делом.
Если ей суждено вскоре покинуть этот мир, она ни за что не будет делать это в одиночестве. Мысль о том, что Мишель, Ясмин, Дениса и агрессивная панкерша Бирна будут по-прежнему веселиться, в то время как сама она будет гнить в могиле, слишком удручала ее. И хуже всего было то, что, пока она изо всех сил старалась помочь этим засранкам, те насмехались над ней у нее за спиной. Не далее как сегодня Аннели вышла из кабинета, чтобы помочь зайти одному из наиболее симпатичных ей клиентов – пожилому мужчине с больными ногами, вот уже полгода числившемуся нетрудоспособным, – а эти сучки мило сидели и сплетничали про нее под благосклонные улыбки остальных присутствующих. Обзывали ее унылой задницей и рассуждали о том, что такой подлюге, как она, поможет только двойная порция снотворного. Конечно, они прекратили злословить, когда кто-то предупредил их о том, что Анне-Лине вышла в коридор, однако не успели избавиться от наглых улыбок. И она прямо-таки задрожала от охватившей ее ярости.
– Надо уничтожить этих проклятых дармоедок, – глухо прогнусавила Аннели.
Она как-нибудь доберется до переулков Вестебро и разживется там пистолетом потяжелее. И когда потаскушки, навестившие ее сегодня, в очередной раз придут и сядут перед ее кабинетом, она выйдет и перестреляет их по очереди, целясь в их напудренные лбы.
Аннели рассмеялась от этой мысли и отправилась к буфету за бутылкой портвейна. А когда первые четыре бездельницы захлебнутся собственной кровью, она распечатает список клиентов и поедет расправляться с остальными им подобными, пока в городе не будут уничтожены все девки этого сорта.
Улыбнувшись, Аннели сделала очередной глоток. Ее действия явно сэкономят датскому государству гораздо больше денег, чем оно потратит, посадив ее на хлеб и воду на всю оставшуюся жизнь. Особенно если жизнь ее окажется такой короткой, как кажется сейчас.
Она буквально корчилась от хохота. А как выпучат глаза ее подружки с занятий йогой, когда прочитают об этом в газетах!
Неизвестно, правда, навестит ли ее кто-то из них в тюрьме.
Вряд ли.
На мгновение она представила себе пустой стул в тюремной комнате для свиданий. Перспективу нельзя было назвать радужной. Быть может, стоило поразмыслить над более изощренным способом избавления от халявщиц…
Аннели положила диванную подушку на место и осторожно прилегла, не выпуская из рук бокал.
Глава 6
Пятница, 13 мая 2016 года
– Роза! – Карл на мгновение пригляделся к ее мутному взгляду. Она уже давно выглядела утомленной, и все же – что это: действительно усталость или очередной приступ упрямства?
– Естественно, ты не желаешь больше это слышать, но наконец настал момент, когда мне окончательно надоело унижаться и упрашивать тебя дописать отчет по делу Хаберсота. Я любезно просил тебя об этом не менее двадцати пяти раз и больше не собираюсь уговаривать тебя, поняла? Завтра исполняется ровно два года с тех пор, как погибла Юна Хаберсот и в деле была поставлена точка[5]. Целых два года, Роза! Приди уже наконец в себя!
Роза безразлично пожала плечами. Значит, сегодня предстоит очередной день, когда она замкнется в собственном мире и будет заниматься своими делами.
– Если ты считаешь, что это так срочно, мог бы и сам написать отчет, правда, господин Мёрк? – огрызнулась она.
Голова Карла беспомощно упала на грудь.
– Ты прекрасно знаешь, что у нас в отделе «Q» заведен порядок: кто начинает писать отчет, тот его и заканчивает. Сколько можно дискутировать на эту тему? У тебя есть все необходимые для этого материалы, Роза. Надо просто сесть и сделать.
– А иначе что, Карл? Может, ты меня уволишь?
Их взгляды пересеклись.
– Послушайте, юная леди! Эти отчеты оправдывают само существование отдела «Q». А ты, быть может, задумала разрушить наш отдел, позволь задать тебе встречный вопрос?
Роза снова отреагировала провокационным пожатием плеч.
– И что мы будем делать с этим отчетом, я не совсем понимаю? Преступник во всем сознался, преступник мертв… Эти отчеты все равно ни единая душа не читает.
– Очень может быть, Роза. Но все-таки их регистрируют. А кроме того, несмотря на то, что перед тем как испустить дух, Юна Хаберсот призналась Ассаду и твоему покорному слуге в убийстве Альберты, это нигде не задокументировано, верно? Ее признание остается всего лишь словами, и факт, что она не облекла свои слова в письменную форму, неоспорим. Само собой разумеется, Хаберсот – убийца, и все же у нас нет неопровержимых доказательств. То есть официально дело еще числится открытым. Такова система, как бы идиотски это ни звучало.
– Ага! Но в таком случае я могла бы просто написать в отчете, что мы еще не завершили дело.
– Уф, Роза, черт возьми!.. Доделай эту ерунду, иначе я на тебя совсем разозлюсь. Закроем эту тему раз и навсегда. Допиши отчет, и он улучшит нашу внутреннюю статистику. Для закрытия дела не хватает только этого дурацкого отчета, ибо мы уже удалили все материалы по делу Хаберсота из ситуационной комнаты, из коридора и даже из архива. Тогда мы наконец сможем выбросить раскрытое дело из головы, будем двигаться дальше и спокойно займемся унылыми делами, свалившимися на наши головы за последние пару недель.
– Выбросить из головы? Тебе-то легко говорить, а как насчет меня?
– Роза, хватит! Отчет должен к завтрашнему утру лежать у меня на столе, ясно?! – Мёрк стукнул ладонью по столу, едва не взвыв от боли. Пожалуй, он погорячился.
Роза на мгновение застыла, излучая электрические заряды, а затем бросилась к себе в кабинет, извергая громогласные ругательства и проклятия в адрес Карла.
Как и следовало ожидать, менее чем через полминуты перед Мёрком предстал Ассад с выпученными глазами, напоминая всем своим видом большой вопросительный знак.
– Знаю, знаю, – устало сказал Карл. – С Розой творится что-то непонятное, но к нам не перестают поступать новые дела, которыми необходимо заниматься и которые надо регистрировать в архиве. Она сама постоянно ходит и зудит на эту тему. А потому нам необходимо навести порядок в делах – как положено, оформлять раскрытые и актуализировать информацию по новым. Это важная составляющая нашей работы, так что не надо на меня так смотреть. Роза просто должна сделать то, что требуется.
– А! И все-таки это было непредусмотрительно с твоей стороны, Карл. Она передо мной как отрытая книга.
Карл недоуменно взглянул на него.
– Открытая! Ты имел в виду открытую книгу. Не отрытую.
– Да-да, все верно. Но не забывай, как тяжело ей далось дело Хаберсота. Именно после этого дела Роза сломалась и даже согласилась отправиться в психиатрическую клинику, причем до сих пор регулярно проходит там контроль. А ты думаешь, почему она так долго не может написать отчет?
Карл вздохнул.
– Как будто я не в курсе… Огромное сходство Кристиана Хаберсота с ее отцом что-то сдвинуло у нее в голове.
– Ну да, а еще и гипноз, Карл. После гипнотического сеанса она очень хорошо вспомнила своего отца. Ведь его убило прямо у нее на глазах.
Карл кивнул. Гипноз никому из них не пошел на пользу. Воспоминания о том, что хотелось бы забыть навсегда, всплыли на поверхность. Сам Мёрк еще долго страдал от бессонницы и кошмаров, то же самое касалось и Ассада. И потому логично было предположить, что жуткий несчастный случай на сталепрокатном заводе, стоивший жизни Розиному отцу, отчетливо возник в ее сознании именно после сеанса гипноза и все это время не давал ей покоя. Хотя Роза вряд ли признается им в этом.
– Мне кажется, Карл, она снова погрузится во мрак во время работы с отчетом. И ты считаешь, что поступил мудро? Давай лучше я напишу отчет вместо нее.
Брови Мёрка встрепенулись. Он уже представлял себе результат его труда. Никто, помимо самого сирийца, не сможет догадаться, о чем идет речь.
– Ассад, это очень мило с твоей стороны, и мы, конечно, должны беречь Розу, но с этим заданием она должна справиться сама. К сожалению, у меня больше нет времени на обсуждение этой темы.
Он взглянул на часы. Через двадцать минут начнется оглашение свидетельских показаний в городском суде, Карлу пора выходить. Это было последнее заседание суда перед вынесением обвинительного приговора по одному из дел, расследованных его отделом. И кому предстоит затем трудиться над составлением заключительного рапорта? Ему, конечно. Кому же еще? Ему, который ненавидел любую форму рутины, кроме продолжительных сигаретных затяжек и периодов полудремы на рабочем месте с задранными на стол ногами.
Мёрк как раз вышел в коридор, когда Роза, белая как мел, наткнулась на него и сообщила, что если он собирается заставить ее писать отчет, ей придется взять больничный.
Возможно, у него действительно вырвалось несколько необдуманных фраз, но он терпеть не мог, когда его шантажируют. Карл покинул здание. Последнее, что он услышал, спускаясь по лестнице, был дрожащий голос Розы – она кричала, что черт с ним, сделает она то, что он требует, но ему придется ответить за последствия.
Глава 7
Среда, 11 мая 2016 года
– Дениса, у тебя в холодильнике что-нибудь найдется?
Он вытянулся на матрасе, почти не заняв места. Кожа блестела, глаза увлажнились и сверкали, дыхание еще не пришло в норму.
– Я сейчас умру от голода. Ты способна вытянуть из меня все соки и силы, детка.
Дениса обернулась в кимоно. Рольф был «сладким папочкой», который лучше других обеспечивал ей ощущение, близкое к тому, что называется интимностью. Обычно мужчины уходили едва ли не сразу после полового акта, но у этого не было ни жены, ожидавшей его дома, ни работы, требующей обязательно прийти к определенному часу. Она познакомилась с ним во время отдыха в Алании, и эта поездка обошлась ей в итоге дешевле всех прочих.
– Рольф, ты же знаешь, что у меня ничего нет. Можешь доесть то, что осталось вон там.
Дениса указала на смятую упаковку из-под чипсов и подошла к зеркалу.
Не осталось ли на шее следов от его ласк? Остальные «сладкие папочки» явно не одобрят подобные отметины.
– А ты не можешь спуститься к матери и посмотреть, чем у нее можно поживиться? Я заплачу, детка. – Он рассмеялся.
В плане финансов можно было не беспокоиться. Она разгладила кожу под подбородком. Небольшое покраснение вряд ли возбудит какие-то подозрения.
– Хорошо. Но в следующий раз не рассчитывай на дополнительное обслуживание. Тут тебе не отель.
Он слегка хлопнул по простыне, взглядом приглашая Денису подойти. Некоторая строптивость с ее стороны всегда возбуждала его. Но на оплату он потом не скупился.
В квартире стоял какой-то кислый запах, весь свет был включен. На улице уже стемнело, а здесь было светло, как днем. После смерти бабушки у матери теперь всегда царила такая атмосфера. Она впала в вечный ступор.
Сначала Дениса увидела руку, свисавшую с подлокотника дивана с сигаретным окурком; на полу под рукой вздымалась горка пепла. Постепенно перед взглядом девушки предстала вся картина жалкого разложения матери: открытый рот, незамаскированные морщины на лице, спутанные волосы, казалось, составляли одно целое с шерстяным пледом, покрывающим диван. Ну, а чего еще можно было ожидать, нанося неожиданный визит?
Кухня представляла собой сплошной хаос. Это был вовсе не привычный бардак, в котором обилие грязной посуды, бутылок из-под спиртного, упаковки из-под продуктов и остатков еды свидетельствовали о бытовой неряшливости и банальном отсутствии самоорганизации. Сейчас это было какое-то адское, сюрреалистическое буйство красок старой еды, которое распространилось теперь на все стены и любые горизонтальные поверхности. Вероятно, мать просто-напросто свихнулась посреди всего этого безобразия. Она напилась, и ей было плевать на последствия хаоса. Как только алкоголь выветрится из организма, эта женщина наверняка задумается над тем, что ей со этим всем делать.
Конечно, холодильник тоже оказался пуст. Если Рольфу так приспичило поесть, придется довольствоваться прокисшим йогуртом и неизвестно сколько хранившимися яйцами. Не совсем то, что он рассчитывал получить за свои деньги, но кто его знает, на что он вообще рассчитывал, если в столь неподходящий момент проснулся для подвигов?
– Дениса, это ты? – заскрипел из гостиной ржавый голос.
Девушка с досадой покачала головой. Какого лешего она должна посреди ночи тратить время на выслушивание пьяного бреда?
– Ты пришла ко мне? Я не сплю.
Вот именно этого Дениса и опасалась.
Мгновение они смотрели друг на друга, не испытывая никакой взаимной симпатии.
– Где ты была все эти дни? – спросила мать, в уголках рта у нее собралась загустевшая слюна.
Дениса отвернулась.
– Недалеко.
– Патологоанатомы все сделали, так что нам скоро выдадут бабушкино тело. Может, сходим к ритуальному агенту вместе?
Она пожала плечами. И все-таки ей необходимо было ответить что-то именно сейчас, чтобы избежать дальнейшей дискуссии. Все-таки в постели наверху ее ждал мужчина.
Глава 8
Четверг, 12 мая 2016 года
На кухонном столе лежала скомканная газета, напоминая ему о том, что он потерял. Всего четыре года назад он был человеком, абсолютно счастливым в браке, занимал хорошую должность, пользовался большим уважением и успешно справлялся со встающими перед ним непростыми задачами – а теперь оказался в бездне тотального одиночества. За минувшие четыре года его статус непредвиденно и существенно понизился, произошел большой регресс и в самовосприятии. Вместе с самым дорогим ему человеком он прошел весь ужасный процесс болезни. Его любимая женщина увядала и замыкалась в себе у него на глазах, а он на протяжении долгих месяцев держал ее за руку, когда она плакала и страдала от непостижимых болей. Держал он ее за руку и тогда, когда судороги сковали ее тело в самый последний раз – и отпустили уже навсегда, оставив покоиться в вечном мире. С тех пор он выкуривал по шестьдесят сигарет в день и почти ничего больше не делал. Вся квартира провоняла табаком, его пальцы стали похожи на иссохшие пальцы мумии, а легкие свистели, как будто были проколоты.