– В этом учебном году? Бывало. Несколько обвиненных в употреблении наркотиков, несколько – в воровстве. Припоминаю только одного с обвинениями в насилии. В отношении мужчины, подававшего заявку на должность физрука, действует судебный запрет, а в его биографии обнаружили случаи бытового насилия. Не в отношении детей, однако мы не собирались потенциально рисковать нашими сотрудниками женского пола. Не помню его имени, но этим утром его заявку достали из архива и скопировали для полиции.
– Прошлым вечером вам звонили?
Директор кивает и поправляет галстук. После этого ему приходится заново подтянуть ремень, так что галстук съезжает опять.
– У нас есть телефон, доступный в нерабочее время. Порой дети что-нибудь забывают и не могут ждать до следующего учебного дня – скажем, лекарства или ингалятор, – так что мы договариваемся, что ответственный за ключи передаст потерянную вещь родителям. По этому номеру также звонят предупредить, если ребенок или его родственник заболел. В случае настоящей чрезвычайной ситуации любой сотрудник, находящийся у телефона, может связаться со мной или дежурным администратором. Мне позвонили сообщить о пропаже ребенка.
– В котором часу?
– Чуть позже десяти вечера. Бернал – начальник школьного отдела кадров – и я сразу после шести часов осмотрели школьные здания и территорию, перед тем как уйти. Мы не видели ничего и никого странного. Когда мне позвонили, я вернулся в школу – чуть позже половины одиннадцатого. Встретился с полицейскими, и мы совершили еще один обход. Никаких признаков того, что Бруклин была здесь после занятий или что вернется сюда.
Эддисон кивает и записывает названное время.
– Понимаю, у вас слишком много учеников, чтобы вы знали всех… – начинаю я и умолкаю при виде улыбки на лице директора.
– Так оно и есть, но я стараюсь. Каждое утро навещаю классы по очереди. Если все идет нормально, то дважды в четверть провожу утро в каждом классе. Это не значит, что я хорошо знаю учеников, но, по крайней мере, поверхностно знаком с большинством из них.
– Следовательно, вы знакомы и с Бруклин.
– Да, немного. В прошлом году в первый школьный день она пришла в мой кабинет, рыдая, потому что ее и Ребекку Коперник распределили в разные классы. Она умоляла поместить их в один.
– А вы это сделали?
– После консультации с учителями и с родителями – да. Оказалось, что отсутствие Ребекки – лишь часть проблемы. Другая девочка в изначальном классе Бруклин травила ее и Ребекку, и Бруклин не хотелось учиться с ней.
– Это девочку зовут… случайно, не Сьюзи Грей?
Директорские брови приподнимаются.
– Именно. И все три девочки состоят в одном отряде «Брауни».
– Бабушка Сьюзи рассказала нам, что они плохо ладят.
– Не стану утверждать, что Бруклин и Ребекка никогда не совершали ничего дурного, но, к сожалению, Сьюзи – задира. Для решения этой проблемы мы назначили ей еженедельные встречи со школьным консультантом.
– Не знаете, есть какие-то конкретные причины такого поведения?
– Полагаем, это реакция на домашние неприятности. Очевидно, ее родители стараются как минимум не контактировать друг с другом. Мы в основном общаемся с бабушкой.
– Со службой опеки ни разу не связывались?
– Нет. Бабушка – законный опекун, и мы не заметили никаких признаков, что со Сьюзи плохо обращаются. Бабушка активно интересуется ее делами и явно обожает внучку. Судя по нашей информации, скорее всего, Сьюзи приревновала к тому, как деятельно Алиса Мерсер и Мириам Коперник заботились о своих дочерях, когда те состояли в «Дейзи»[16], и стала срываться на них.
– Директор Мур?..
Все трое поворачиваемся к стоящей на почтительном расстоянии женщине в длинной юбке-«метле» и толстом джемпере. Она или консультант, или учительница начальных классов.
– Да?
– Тут, в холле, заплаканная Сьюзи Грей. Она хочет поговорить с вами.
Мур встает и оглядывает комнату – полагаю, удостовериться, что рядом нет учеников.
– Приведите ее. Мы только что о ней говорили.
Женщина кивает и поспешно выходит. Почти сразу возвращается в компании другой женщины, более пожилой и грузной, и девочки-брюнетки, из-за слез толком не разбирающей дороги и спотыкающейся, так что ее приходится вести.
Мур подставляет ей свой стул, на который та буквально рушится, и садится рядом на корточки. Женщины устраиваются на краю платформы.
– Сьюзи? – мягко спрашивает директор. – Мисс Сьюзи, расскажите, что случилось.
– Это я виновата, – всхлипывает девочка. – Виновата в пропаже Бруклин. Я не хочу в тюрьму!
Глава 5
Все таращатся на нее. Мур первым приходит в себя, берет руку девочки в ладонь и мягко поглаживает ее пальцем.
– Сьюзи, что ты имеешь в виду? С чего ты взяла, что это твоя вина?
Сьюзи издает грандиозный всхлип. Я вытаскиваю из кармана куртки упаковку салфеток и передаю директору через стол. Мур вручает одну из них девочке, чтобы было куда высморкаться.
Мы с Эддисоном опасливо переглядываемся. Он, как и все братья, имеет тенденцию паниковать при виде плачущих девочек. Не то чтобы не питает к ним симпатии или не умеет обращаться с детьми – просто плачущие маленькие девочки разбивают ему сердце, и он становится крайне неловким и взволнованным. Обычно в подобной ситуации вмешиваюсь я.
Но если Сьюзи думает, что пропажа Бруклин – ее вина, то при виде меня она вряд ли почувствует себя лучше.
Бровь Эддисона дергается. Я морщу нос. Он склоняет голову набок, подталкивая меня к действию.
Ладно.
– Сьюзи? Меня зовут Элиза. Я одна из тех, кто занимается поисками Бруклин.
Девочка делает судорожный вдох. По ее лицу по-прежнему обильно катятся слезы.
– Милая, что случилось с Бруклин?
– В среду на встрече «Брауни»… – начинает Сьюзи и вновь всхлипывает. Директор молча дает ей новую салфетку. – …Я отобрала у нее вторую булочку. И толкнула ее и назвала плаксой, когда она сказала, что обо всем расскажет.
Она съеживается, явно ожидая, что ее выбранят.
– Сьюзи, я здесь не затем, чтобы кричать на тебя. Ты уже знаешь, что поступила неправильно, и поэтому коришь себя. Что было дальше?
– После встречи мы пошли к ней домой, миссис Мерсер приготовила нам обед. Моей бабушке пришлось задержаться на работе, и миссис Мерсер предложила присмотреть за мной. Но после обеда Бруклин ушла к себе в комнату и закрыла дверь. Тогда я сказала миссис Мерсер, что Бруклин на встрече украла мои булочки. Я только хотела, чтобы она вышла, но мать велела ей остаться в комнате и подумать над своим поведением. Бабушка пришла только через несколько часов. Миссис Мерсер разрешила мне посмотреть фильм, но…
– Но тебе было одиноко.
Сьюзи кивает и вновь шмыгает носом. По крайней мере, не вытирается рукавом.
– Ребекка рано ушла домой. Вчера то есть. На перемене Бруклин сидела одна, так что я столкнула ее с качелей и сказала, что никто не хочет находиться рядом с ней и ей лучше исчезнуть. Я сказала ей… сказала…
– Успокойся, Сьюзи. Можешь рассказать нам все.
– Я сказала, что родители собирались отослать ее подальше, но ее дедушке и бабушке она тоже не нужна и поэтому они постоянно ссорились. Что ей лучше убежать, тогда все будут счастливы. И она сбежала. Ее нет, все напуганы, и это целиком моя вина!
Она вновь переключается на непрерывные рыдания, сотрясаясь всем телом.
Женщина постарше поспешно огибает стол, мягко отстраняя директора в сторону, и заключает Сьюзи в объятия. Она плавно баюкает девочку, тихо что-то бормоча-напевая, давая ей выплакаться.
Достаю рабочий телефон и шлю сообщение Уоттс, а заодно и Рамирес:
Спросите Мерсеров: пыталась ли раньше Бруклин сбежать? И ссорятся ли Мерсеры-старшие с бабушкой и дедушкой? Не знаю, с какими именно.
По отцовской линии, – быстро отвечает Уоттс. – Уже занимаемся этим вопросом.
У Рамирес на ответ уходит больше времени. Впрочем, ответ и длиннее.
Алиса говорит, что два года назад Бруклин и Ребекка попытались сбежать в цирк, потому что хотели стать акробатками, но родители сказали, что у них нет гимнастической подготовки. Они уговорили Дэниела отвести их в цирк. Тот водил их по задним дворам, пока девочки не устали и не проголодались, затем повел обратно домой. Похоже, это была единственная попытка побега, над которой все от души посмеялись.
Видимо, версия бегства все еще актуальна. Что навело вас на мысль рассмотреть ее? – спрашивает Уоттс.
Вчера после ухода Ребекки домой Сьюзи Грей наговорила Бруклин гадостей. Сказала, что ссоры ее родителей с бабушкой и дедушкой – ее вина и что им всем стало бы лучше, если б она сбежала.
Проходит почти две минуты, прежде чем от них приходит ответ. Держу пари, за это время было напечатано и удалено немало нецензурных слов.
Аналитики рассмотрят ситуацию с их бабушкой и дедушкой. Смитам тоже поручу заняться этим.
Рамирес вообще ничего не отвечает. Я не удивлена.
– Что думаешь? – тихо, чтобы плачущая девочка не расслышала, спрашивает Эддисон.
– Если бы Бруклин собиралась сбежать, она не сделала бы это без Ребекки, – отвечаю так же тихо. – Уверена, слова Сьюзи причинили ей боль, но не думаю, что она сбежала. Скорее искала бы утешения у Ребекки.
Он кивает и отходит от стола. Следую за ним – к другой женщине-консультанту. Та с беспокойством следит за Сьюзи, стискивая локти сквозь рукава толстого джемпера цвета вереска. Когда мы останавливаемся перед ней, она моргает и сосредоточивается на нас.
– Прошу прощения, – бормочет женщина. – Я – Гермиона Нэнс.
– Наверное, вы сразу узнаёте, когда дети открывают для себя «Гарри Поттера», не так ли?
– Практически моментально, – соглашается она с усталой улыбкой на лице.
– Вы консультант Бруклин, верно?
Она кивает и задумчиво смотрит на меня.
– Как вы узнали?
– Вы зашли и предоставили своей коллеге заниматься Сьюзи. И теперь она утешает ее.
– Да, я консультант Бруклин. Мы решили, что выйдет лучше, если у девочек будут разные консультанты. Чтобы мы могли помочь им обеим, не рискуя выбрать кого-то в любимчики.
– Что можете сказать о Бруклин?
– Милая девочка. Всегда готова помочь другим. Не любит конфликты. Если поблизости начинается ссора или же она становится ее частью, старается отстраниться.
– Значит, если ее родители и бабушка с дедушкой ссорятся…
Гермиона кивает.
– В этом учебном году Бруклин часто заходит в мой кабинет на переменах. Она встревожена.
– Можете назвать причину тревоги?
– В обычной ситуации не назвала бы, но… – Она качает головой, из небрежно собранного и съехавшего набок пучка волос выбиваются каштановые пряди. – Ее бабушка и дедушка по отцовской линии никогда не жаловали Алису. Почему – мне неизвестно. Могу лишь предположить, что миссис Мерсер никого не сочла бы достойной своего «милого сыночка». Думаю, дело не конкретно в Алисе, а в том, что для ее сына стала важнее другая женщина. После свадьбы они не разговаривали годами, до рождения Бруклин. С тех пор свекровь и свекор постоянно критиковали Алису как мать. Это непрерывное давление определенно сказывается на ней.
– Похоже, и на Бруклин.
– О да. Иногда после визита бабушки с дедушкой Бруклин просит назначить встречу, просто чтобы спокойно посидеть у меня в кабинете. Но с началом нового учебного года ее тревоги стали носить более специфический характер.
Эддисон выпрямляется и постукивает авторучкой по блокноту.
– Специфический?
– Кажется, бабушка с дедушкой угрожали отцу и матери Бруклин лишить их родительских прав в судебном порядке и оформить опеку над внучкой.
Chas v’sholem[17].
Что ж, дело только что стало или проще, или сложнее. Время покажет, первое или второе, однако что-то определенно переменилось.
Эддисон почесывает за ухом авторучкой.
– Странно, вы до сих пор не предположили, что…
– …что, быть может, ее похитили бабушка и дедушка? – заканчивает за него Гермиона.
– Как думаете, насколько это вероятно? – спрашиваю я.
Она отвечает далеко не сразу, большим и средним пальцами теребя выбившуюся из рукава нитку.
– Не знаю, – в конце концов говорит Нэнс. – Я никогда не встречалась с ними лично. Бруклин не хочет, чтобы они присутствовали на школьных мероприятиях. Не хочет давать им шанс выставить свою мать посмешищем перед другими родителями.
– Господи Иисусе, – бормочет Эддисон. – Чтобы ребенку приходилось беспокоиться о такого рода вещах…
– Интуиция – какая ни есть – подсказывает мне, что похищать внучку, когда они пытаются оформить опекунство, контрпродуктивно. Они не являются ее дополнительными опекунами ни в одном официальном документе.
– Однако?..
– Люди не всегда совершают полностью обдуманные поступки. Семейные дела запутанны.
И это чистая правда.
Из бесед с Гермионой Нэнс и учителями Бруклин вырисовывается портрет дружелюбной отзывчивой девочки, улыбающейся всем, кого зовут не Сьюзи Грей, – и даже ей она нередко пыталась улыбаться. Интроверт, но не застенчивая. Оба ее главных учителя – один преподает литературу и обществознание и является классным руководителем, а другой – математику и естествознание – говорят, что дают Бруклин уединиться и прийти в себя после групповых занятий или презентаций. Ребекка более общительная из двух подруг, однако и Бруклин не уклоняется от контакта с другими детьми. Просто после этого ей требуется отдых. Любимый предмет – обществознание, особенно история; немногим меньше ей нравится рисование. Ее иллюстрации к заданиям по истории всегда лучшие.
Прибывшие постовые собираются внутри автобусного кольца; полицейские перемещают свои автомобили к стоянке, чтобы освободить место автобусам. Все постовые часто общались с Бруклин и Ребеккой: чтобы добраться до школы, девочкам надо миновать два перехода, и они нередко меняют маршрут – поздороваться с каждым постовым.
– Я спросил ее, где Ребекка, – сообщает последний видевший девочку постовой. Это пожилой человек с редеющими седыми волосами и обветренной кожей. Во время разговора он вертит в руках фуражку со светящимися полосками, теребя пальцами подвернутый козырек. – Она сказала, что Ребекка заболела и была вынуждена уйти домой, а Дэниел уехал на экскурсию. Бруклин покинула школу одной из последних ребят, перед самым концом нашей смены.
– Во сколько это произошло?
– Три пятнадцать, три двадцать… Где-то так. Мы уходим в три тридцать. Она сказала, что ждала родителей, но те не пришли. Я предложил ей пойти в здание администрации и попросить секретаря на всякий случай связаться с ее родными, но она ходит этой дорогой каждый день… – Постовой опускает голову, рассматривая большие костяшки пальцев в белых нитяных перчатках. – Она сказала, ничего страшного не случится. Пообещала пойти прямо домой или к Ребекке. Не останавливаясь и никуда не сворачивая, чтобы срезать путь.
– Следовательно, в последний раз вы видели ее…
– Когда она бежала трусцой по тротуару и оказалась в своем квартале.
– Вы не заметили, кто-нибудь еще видел Бруклин?
– Только Эдит. – Он мотает головой в сторону другого постового. – Она вчера дежурила на противоположной стороне перехода и тоже видела ее.
– Она выглядела обычно, – вставляет Эдит. – Шла спокойным шагом, пока мы не сказали ей поторопиться домой. Она не казалась испуганной. Больше я никого не заметила. Никаких притормаживающих рядом автомобилей – ничего особенного. И никто не сворачивал в тот же квартал сразу вслед за ней.
– Перед уходом со смены вы не видели, чтоб из того квартала спешно выезжали автомобили или выходили люди? – интересуется Эддисон.
Постовые переглядываются и качают головами.
– Нет, сэр, – отвечает мужчина. – Не берусь утверждать, что их не было, но мы не видели.