– Ну и каков будет приговор? – спросила она наконец.
Эскильссон поморщился.
– Никаких приговоров мы, разумеется, не выносим. Но если все, что вы рассказали, правда, то должностные нарушения с вашей стороны, в общем и целом, можно рассматривать как незначительные. Вынужденные и/или незначительные. Комиссар Русенквист может вернуться к своей работе.
Ди перевела взгляд с ряда портретов в костюмах на Эскильссона, и перед ее глазами тут нарисовалась рамка вокруг верхней части его туловища.
– Значит, на этом все? – спросила она.
– Да, пока нам нечего добавить. Если понадобится дополнить картину, мы, разумеется, дадим вам знать.
Она встала, постояла некоторое время, разглядывая Эскильссона, потом повернулась и направилась к выходу, ожидая в последний момент услышать за спиной еще какие-нибудь мудрые наставления.
Но таковых не последовало.
Вместо этого Эскильссон произнес:
– Комиссар Конни Ландин из Национального оперативного отдела просил передать вам, что вы можете отдохнуть до конца этой недели. И всю следующую. Десять дней дополнительного отпуска. Не буду цитировать все его слова…
Ди резко обернулась.
– Почему же, процитируйте, пожалуйста, – сказала она.
Комиссар Эскильссон недовольно посмотрел на нее, однако взял в руки лист бумаги и прочел:
– Вот что пишет Ландин. Вам предоставляется десятидневный оплачиваемый отпуск за, цитирую, «лучший за последнее время единоличный вклад полицейского в дело поимки преступников в Швеции». Ландин, как известно, не отличается особым вниманием к тонкостям и нюансам…
Выходя в коридор, Ди широко улыбалась. Улыбка не сходила с ее лица и в лифте, где один большой начальник, которого она знала только внешне, одобрительно ей кивнул. Этого вполне достаточно.
Она вышла на улицу Польхемсгатан, такую же неприветливую, как всегда. Угрюмый бесцветный день, температура на грани нуля. Ди чувствовала себя опустошенной. Она, разумеется, знала, что ее ждет жесткий допрос – но целая армия полицейских, сменяющих друг друга в течение двух суток?
Ее, конечно, так просто не сломить.
По большому счету, все ее многочисленные заявления и высказывания были ложью. Однако ложью продуманной, убедительной и последовательной. Слишком много в этом деле такого, что не должно выплыть наружу. Иначе комиссар Дезире Русенквист была бы уже не только бывшим комиссаром, но и бывшей Ди. Для сокамерниц в женской тюрьме она стала бы любимой игрушкой, малышкой Дезире.
При этом результат получился более чем правдивый. Результатом стал «лучший за последнее время единоличный вклад полицейского в дело поимки преступников в Швеции». Она мысленно поблагодарила Конни Ландина. Только одна поправка: этот вклад не был единоличным. За ним стояло целое трио, и Ди играла здесь второстепенную роль. А в действительности дело раскрыли Молли Блум и Сэм Бергер.
Естественно, на допросе интересовались, не знает ли она, где сейчас находится Сэм Бергер. Однако в вопросах сквозило явное безразличие, особенно по сравнению с остальными подробными расспросами. Тогда, в пылу битвы, это просто показалось ей довольно странным, но только что, сидя в кабинете Эскильссона, Ди увидела во всем этом отчетливую закономерность.
Поимка Сэма Бергера «безусловно, входит в список наших приоритетов».
И это говорит человек, у которого дело всей жизни – сажать за решетку плохих полицейских, как бывших, так и действующих, как виновных, так и невиновных.
Нет, что-то тут не сходится. Интендант Лейф Эскильссон никогда не стал бы так рассуждать. А значит, это не его рассуждения. Значит, приказ поступил со стороны. И каков же наименьший общий знаменатель всех событий последнего месяца?
Добавить-то, собственно, и нечего. В воскресенье, двадцать пятого октября, в десять часов четырнадцать минут, Ди и ее тогдашний начальник Сэм Бергер начали захват отдельно стоящего дома в районе Мерста – и с тех пор снежный ком событий так и продолжал катиться, набирая обороты.
Ди покачала головой. Она пересекла парк Крунуберг и вышла на площадь Фридхемсплан, где запрыгнула в третий автобус. Он шел до самой больницы Седер.
Поскольку никто из родственников не объявился, Ди решила сама навещать Молли Блум. И делала это каждый день. Даже в течение тех двух дней, когда она подвергалась ожесточенным допросам, ее отпускали навестить Молли.
Было так непривычно видеть на Молли другую прическу и другой цвет волос, совершенно чуждый ей. Прежде взъерошенные, теперь ее волосы казались гладкими и тусклыми.
Ди подолгу сидела с Молли Блум – ей необходимо было выговориться. То, что для душевных излияний ей необходим слушатель в бессознательном состоянии, немного пугало. С другой стороны, двойная игра – не лучший стиль жизни.
Вдали показался автобус. Ди побежала. Но не успела.
Какое-то время она стояла, словно погрузившись в вакуум. А потом вдруг все прояснилось.
Наименьший общий знаменатель событий последнего месяца – это СЭПО. Только такая организация, как СЭПО, обладает достаточной силой, чтобы заставить Эскильссона прикусить язык.
Ди встречала Сэма. Он внезапно появился у постели Молли. Это было четыре дня назад. Тогда он поклялся, что не имеет отношения к смерти серийного убийцы. Кто-то подставил его, воспользовавшись его старым служебным оружием. И Ди поверила ему. Ей очень хотелось верить хоть кому-нибудь в этом прогнившем двуличном мире, а никого лучше Сэма рядом не нашлось.
Кто-то повесил на Сэма Бергера убийство человека, за которым они охотились в течение всех этих безумных недель. Но потом люди из СЭПО прикрыли лавочку, позаботившись о том, чтобы Бергера – самого разыскиваемого в Швеции человека – не искали по-настоящему.
А просто делали вид, что ищут.
Почему?
Первый вывод, к которому пришла Ди: ничего хорошего это не предвещает.
Второй вывод: она должна найти Сэма Бергера.
А потом подошел автобус номер три. Они часто ходят.
У нее как-никак десять дней в запасе.
7
Среда, 2 декабря, 11:46
На углу с улицей Ригнвэген автобус-гармошка сложился почти пополам, потом распрямился и медленно пополз вверх к больнице. Этим серым декабрьским утром автобус подъехал, как всегда, прямо к главному входу в больницу Седер. На этой остановке вышла целая толпа пассажиров.
Среди них – неприметная женщина средних лет. Именно такое отражение мелькнуло на стеклянной входной двери. Ди уже успела войти внутрь, когда вдруг поняла, что отражение было ее собственным.
Поблуждав немного по бесконечным больничным коридорам, Ди оказалась в одном лифте с трупом. Хотя труп прибыл на нужный этаж, двое санитаров, которые его везли, были настолько поглощены разговором, что спохватились, лишь когда лифт снова закрыл двери. Ди пришлось прижаться к стене, пока санитары довольно небрежно выпихивали каталку из лифта. Одна рука выпросталась из-под простыни, мертвые пальцы коснулись ее живота. Тело Ди сковало страшным холодом.
Лифт достиг нужного этажа, температура тела пришла в норму, и по мере того, как Ди шла по коридору, она все дальше пробиралась в глубину своей души. Дойдя до определенного уровня, она позволила себе признать, что возвращается в больницу Седер каждый день не только из сострадания; она надеялась также быть первой, кого увидит Молли, когда очнется. Оставалось еще много вопросов, и если кто-то и мог на них ответить, так это Молли Блум.
Чем они с Бергером на самом деле занимались там, в глуши?
У входа в отделение Ди позвонила в звонок. Охранник, сидевший прямо возле двери, неторопливо поднялся и посмотрел на нее в окошечко.
Всего несколько лет назад на его месте сидел бы полицейский, который следил бы за тем, чтобы никто посторонний не проник к Молли Блум и чтобы она сама не сбежала. «Неужели дремлющий охранник обходится намного дешевле?» – подумала Ди.
Открыв наконец, охранник принялся внимательно изучать ее полицейское удостоверение.
– Все в порядке? – спросила Ди.
Охранник пожал плечами, что-то записал в журнал, висящий позади него на стене, потом снова уселся и уткнулся в телефон. Ди решила запомнить его, и пошла дальше по пустому коридору. Остановилась у двери в палату Молли Блум. Дверь была закрыта. Ди потянула за ручку.
В кровати Молли не оказалось.
Первой реакцией Ди была спонтанная радость. Молли встала, она снова может двигаться, кома осталась позади.
На смену восторгу пришел скепсис. Ощущение, будто что-то не так. Которое с каждой секундой усиливалось.
Ди огляделась. Кроме кровати, респиратора, ночного столика и окон, здесь стояла еще капельница. Ди осмотрела шланг, по которому лекарство шло к канюле. Ее смутила длинная игла, которая лежала на пятнышке крови прямо на простыне, а вокруг этого пятнышка растекалось более крупное пятно бесцветной жидкости. При ближайшем рассмотрении оказалось, что кровь осталась в виде брызг, а на игле виднелись остатки оторванного хирургического скотча. Ди сомневалась, что персонал мог оставить кровать в таком состоянии – если, конечно, не произошло нечто экстраординарное, если речь не шла о спасении жизни.
Без сомнений, иглу выдернули из руки Молли.
Имелось в палате и еще кое-что. А именно дверь. Ди подошла к ней, медленно потянула за ручку и вошла в туалет. Из темноты доносился резкий запах антисептика, и пока зажигалась лампа, медленно, с миганием, Ди успела различить фигуру человека. Это была женщина, чей образ постепенно проступал в мигающем свете.
Женщина сидела на унитазе. Одета в обычную больничную сорочку, голова наклонена вперед, каштановые волосы водопадом струятся по лицу. Руки, обнаженные ниже локтя, висят по бокам. В локтевом сгибе левой руки виднелось большое синее пятно от иглы. Но никаких следов крови.
Ди подошла ближе, не смея выдохнуть. Что-то странное было в этой фигуре. Лишь стоя совсем близко к женщине, Ди поняла, что именно.
Руки были белее одежды.
Они были совсем белые.
– Молли, – прошептала Ди.
С трудом сглотнула. Опустилась на колени. Проследила, как ее собственная рука, словно самостоятельное существо, потянулась к голове женщины.
К голове мертвой женщины.
Ди бесконечно медленно убрала с лица отросшую челку. Встретилась с женщиной взглядом. Хотя это был взгляд, который невозможно встретить. Его можно было увидеть, заглянуть в голубые глаза, но по ту сторону ничего не было.
Молли Блум была мертва.
По-настоящему мертва.
Мир вокруг застыл. Слишком надолго. Но потом какая-то клеточка мозга все же пришла в движение. Ди даже не была уверена, что это происходит в ее мозгу, однако эта клеточка активировала другие, и все вместе они начали анализировать форму лица. Что-то не сходилось.
Ди пересилила себя, еще раз откинула все волосы с лица женщины, приподняла ее голову – труп еще не успел окоченеть – и вгляделась в ее черты.
Конечно, Ди повидала слишком много покойников за свою жизнь, и, естественно, знала, как смерть меняет внешность, как лица приобретают совсем другие очертания. Но все-таки…
Нет, это была не Молли Блум. Точно не она.
Ди снова опустила голову женщины на грудь, стараясь действовать осторожно, чтобы покойная не упала с унитаза. Потом поднялась и задумалась.
Глубоко задумалась.
Вернулась в палату. Еще раз осмотрела кровать с иглой и брызгами крови. Потом вышла в коридор. Подбежала к стойке медсестры. Никого из персонала не было видно. На секунду ей показалось, что весь мир опустел. Ди принялась открывать одну дверь за другой, и только за четвертой дверью, ведущей в большую шестиместную палату, обнаружилась медсестра, перестилавшая пустую постель. Ди открыла рот, чтобы заорать на нее, но сдержалась. Осмотрела пустую только что застеленную кровать.
– Кто там лежал? – вырвалось у нее.
– А кто спрашивает? – задала встречный вопрос медсестра.
Ди достала полицейское удостоверение, протянула его и сказала:
– Я из полиции. Меня интересует Молли Блум из четвертой палаты. Она пропала.
– Пропала? – скептически переспросила медсестра.
– А вместо нее в туалете сидит мертвая женщина. Поэтому я повторяю: кто лежал в той кровати?
Медсестра встретилась с ней взглядом, полным язвительно-вежливого скептицизма, столь характерного для медперсонала.
– Ханна, – произнесла она наконец. – Ханна Дунберг.
– Она умерла? Когда? Как она выглядит?
– Как все покойники.
– Давайте без лирики, – сказала Ди холодно. – Только факты.
Медсестра положила пододеяльник на кровать, скрестила руки на груди и начала рассказывать:
– Ханна умерла час назад, ничего неожиданного, рак груди последней стадии. Приходил врач, констатировал смерть, мы положили ее на каталку в коридоре. Через некоторое время пришли ребята из морга и увезли ее.
Ди быстро переварила информацию и уставилась в потолок.
По ее телу разлился странный холодок.
– Черт возьми! – заорала она и выбежала в коридор. Пронеслась мимо охранника, который едва поднял глаза от своего телефона, отыскала лестницу рядом с лифтом. Бросилась вниз по ступенькам, выбежала в коридор первого этажа и заорала мужчине в белом халате, проходившему мимо:
– Где тут у вас морг?
– Четвертый корпус, – ответил доктор с олимпийским спокойствием, указывая пальцем.
Ди проследила за направлением пальца и побежала дальше, все глубже по больничным лабиринтам. Нашла указатель с надписью «корпус 4», понеслась туда. Заплутала. Отыскала морг, дверь туда была приоткрыта. В коридоре стояла пустая каталка, рядом валялась простыня. Из какой-то двери вышел одетый в белое мужчина, остановился, почесал голову; Ди узнала одного из тех санитаров из лифта. Второй такой же мужчина вышел из другой комнаты, и Ди заметила, как они обменялись взглядами.
– Просто невероятно, – произнес один из них.
Ди подбежала к ним и крикнула:
– Где ближайший выход?
Какое-то время они таращились на нее, словно на инопланетянку. Наконец первый санитар махнул рукой в сторону коридора и произнес:
– Там в самом конце есть запасной выход, но…
Не дослушав его, Ди кинулась туда, добежала до конца коридора, нашла запасной выход. Дверь была приоткрыта. Ди вышла из помещения, оказалась на заднем дворе рядом с лестницей, которую преодолела в несколько прыжков, очутилась на том самом месте, где улица делала крюк. От главного входа отъезжал автобус номер три. Ди побежала, быстрее, еще быстрее. Почти поравнялась с автобусом, но тут он начал ускоряться. Ди заорала ему вслед, но водитель продолжал нажимать на газ. Последнее, что увидела Ди перед тем, как остановиться, был взгляд в заднем окне автобуса. Не совсем ясный взгляд голубых глаз из-под отросших светлых волос, с которых почти полностью сошла коричневая краска.
Взгляд Молли Блум.
Автобус свернул на Рингвэген и исчез из виду.
8
Среда, 2 декабря, 12:11
Возникновение мира. Как это удивительно.
Кусочки мозаики постепенно складывались в единое целое. Бесформенные соединения нервных клеток выстраивались в нужном порядке, восстанавливались прежние связи. Потерянный мир вновь обретал очертания, кирпичик за кирпичиком, фрагмент за фрагментом.
Вначале был хаос. Внезапное пробуждение. Разрозненные впечатления пробудили профессиональный инстинкт, остальное пришло позже. Понимание, причинно-следственные связи, воспоминания – все подчинялось инстинкту. Даже самосознание вернулось не сразу.
Оно проснулось в ней через несколько остановок. Именно тогда она осознала, что начинает привлекать к себе внимание. Она подождала еще немного, пока восстановленные клетки оживляли в памяти карту Стокгольма и пытались составить план действий. Все это время вокруг нее то усиливались, то стихали голоса. К этому моменту автобус забился почти под завязку, но рядом с ней было пусто. Поскольку Молли удалось уловить обрывки разговоров, она сделала вывод, что восприятие речи также вернулось к ней. Люди говорили о том, что она может представлять опасность – наверное, сбежала из психушки, может быть, стоит ее схватить. Времени на размышления почти не оставалось.