Живот мистера Прингла, который был не столь уж скромен, заурчал.
– Вам доводилось бывать на дне моря, мистер Прингл? – спросил немец.
– Что? – удивился мистер Прингл. – Нет.
Однако во взгляде его появилась непривычная глубина.
– Лично мне – не доводилось, – проговорил Фосс. – Кроме как во снах, разумеется. Поэтому я заворожен лежащими предо мной перспективами. Даже если будущее бескрайних песков лежит исключительно в дебрях метафизики.
Немец подбросил камешек, сменивший цвет в его ладони с бледно-лавандового на пурпурный, и поймал его прежде, чем тот достиг солнца.
Публика в виде солидных молодых людей лишь посмеялась над этой немецкой блажью, и их сложенные на груди руки еще сильнее натянули материю на спинах.
Бедняга мистер Боннер отчаянно стыдился. Он с радостью запихнул бы этого типа куда подальше и в будущем намеревался свести роскошь их общения к приватным беседам, хотя в данном случае был ни в коей мере не виноват.
Он подумал о жене. И неодобрительно покосился на племянницу.
Лора Тревельян водила кончиком туфельки по длинному ребристому следу какого-то морского червя, будто это было важно. В тот замечательный день чрезвычайно важным казалось все: и пытливые рты анемонов, окруженные щупальцами, и перекрученные корни плавника на мелководье, и сиреневая пена, лижущая песок, и солнце – солнце, бьющее прямо в голову. Разумеется, Лоре было слишком жарко в теплом платье, которое она надела на случай более холодной погоды, в результате чего все слова превращались в круглые тяжелые гирьки. Когда разговаривал немец, она не поднимала головы, зато слышала, как падают его слова, и любовалась их формой. Покинув плоскость рациональности, которой Лора намеревалась придерживаться, ее мысли и сами приняли причудливые и даже дикие формы. Ну и пускай. Прелестное чувство. Ей хотелось сидеть на камне и слушать слова, только не любые, а особенные, таинственные, поэтичные слова, чей смысл понимает лишь она, благодаря способности, обретенной во сне. И сама она бесплотна. Воздух соединяется с воздухом, испытывая удовольствие ничуть не меньшее, чем тела из плоти и крови.
Она чуть улыбнулась этому решению моря и солнечных бликов. Лицо девушки раскраснелось. Подол платья стал неровным, набухнув черными фестонами там, где на него попала вода.
– Послушай, Лора, – сказал Вилли Прингл, подходя, – на этом пикнике мы еще не состязались в беге, а какой без этого пикник! Что скажешь?
Вилли Прингл был юношей или даже молодым человеком (судя по его учтивости), довольно непринужденным или же он пока не ожесточился. Влажные, добродушно изогнутые губы, невинный взгляд. Он лишь недавно поступил младшим клерком в компанию своего отца и дядьев, поверенных, и потому еще испытывал чувство собственной значимости.
– Ты действительно считаешь, что состязаться обязательно? – спросила Лора.
Ранее она тоже увлекалась забегами, но теперь видела некую неспешную необходимость в том, чтобы водить носком туфельки по следу морского червя.
– Э-э, нет. Только разве на пикниках не принято состязаться в беге? – воскликнул Вилли, который желал заниматься именно тем, что делают все люди.
– Глупыш Вилли! – ласково засмеялась разомлевшая Лора.
Вилли тоже рассмеялся.
Ему хотелось обмениваться с Лорой затейливыми шутками, разделять ее непростые увлечения. Однажды он нарисовал ее портрет – не потому, что был влюблен, об этом юноша не думал, просто потому, что образ девушки заполонил его мысли безмерной силой и задумчивой грустью. Рисунок вышел неудачный – он не смог ничего передать, и Вилли быстро порвал его в клочья.
– Нет! – громко прозвучал его собственный голос, возвращая к пикнику. – Вовсе не обязательно. Просто все этого ждут – все эти дети. Давай что-нибудь сделаем!
Лора предпочла остаться в стороне.
Миссис Боннер жалела, что Вилли Прингл не родился несколькими годами ранее – возможно, это многое бы упростило, ведь совместное времяпрепровождение способствует сближению, а Вилли был старшим сыном и обладал хорошими перспективами, пусть и не отличался физической привлекательностью. Однако миссис Прингл вовсе не разделяла иллюзий миссис Боннер. Будучи более чем богатой, она, разумеется, стремилась подыскать своему сыну невесту с деньгами. Кроме того, она придерживалась личного мнения – надо сказать, очень личного, что Лора Тревельян – девица ушлая.
Какой-то молодой человек, костлявый и с бугристой кожей, принялся вещать о проблемах гельминтоза в стаде его мериносовых овец в Кэмдене. Старшие джентльмены следили за рассказом с явным облегчением на лицах. Все были рады отвлечься от тягостных откровений одержимого немца, который продолжал стоять в их кругу, удрученно грызя ногти.
«Еще немного, и я вытолкал бы его отсюда взашей», – сказал себе мистер Боннер, в конечном итоге встав на сторону овец.
– Мы обязаны сделать хоть что-нибудь! – настаивал Вилли Прингл. – Если не бег, то что? Ну же, Лора, помогай! Придумай игру или занятие. Пусть дети соберут плавника, сложим его в кучу и устроим костер.
– Тебе и правда так неймется? – спросила Лора Тревельян.
Она попала в точку, хотя сам он этого пока не осознавал.
– Они же бесцельно тратят время!
Юноша попытался добавить что-нибудь или рассмеяться, но умолк.
Еще в раннем детстве у Вилли Прингла появилось подозрение: от него зависит многое, хотя он так и не выяснил, что именно. До сих пор его усилия ограничивались отчаянными попытками подражать поведению старших и выявлять в нем отличительные черты своего класса – таким образом он надеялся познать самого себя. Однако истины ему не открывались. Поэтому он смотрел на щемящую красоту и простоту обычного стола или кухонного стула и понимал, что в некоем самом важном смысле сущность этих предметов будет по-прежнему от него ускользать, если только он не найдет выхода из тюрьмы собственного разума. Иногда он бился как эпилептик духа, пытаясь вырваться на волю. В результате ладони у него становились влажными, руки и ноги – ватными, усугубляя тем самым его природную нескладность. Над ним много смеялись. Люди пока не поняли, что он из себя представляет: то ли чудовище, то ли лунатик, то ли еще кто. Позже, выяснив это, они бы, вероятно, его отвергли.
Насущную проблему Вилли решила Белла, ставшая источником вдохновения. Она подбежала вместе с младшими Принглами, двумя маленькими девочками, которые цеплялись за юбки или, что нравилось им куда больше, за выступающие части ее вдохновленного тела. Как только она останавливалась, дети опутывали ей запястья горячими ладошками. Белла давно была без шляпки, волосы ниспадали на плечи золотистой волной. Кожа приобрела медовый оттенок, под нею неистово бунтовала кровь, и когда девушка переводила дух, создавалось впечатление, что она больше не пленница своих одежд.
– Погоди, Белла, погоди! – кричали маленькие девочки.
– Подожди нас! – вторили им другие дети.
Ага, Белла вырвалась, заметила Лора Тревельян и тоже приготовилась встать на крыло.
Белла бездумно отломила веточку каллистемоны, пламеневшую теперь в ее руках багряным факелом. В подоле юбки лежало несколько гладких камешков сизого цвета, кусочек красного черепка и пучок зеленой травы, чьи вздувшиеся стебли с круглыми бугорками делали ее настоящим сокровищем.
– Куда мы идем?
Слабые детские голоса звучали, тем не менее, властно. Мальчики перестали задирать друг друга и помчались догонять девочек, требовавших кульминации.
– Мы идем строить храм! – объявила Белла.
Девушка раскраснелась от беготни. Она была еще очень юной.
– Можно подумать, Белле двенадцать лет, – посетовала Уна Прингл, которая обычно по утрам составляла букеты для своей матери.
– Какой храм? – вскричали дети.
Мальчики теснились все ближе.
– Одной богини.
– Какой богини?
Взметнулся песок.
– Вот вместе и решим! – бросила Белла через плечо.
Огромная вереница идолопоклонников взрывала песок, взметала его кверху. Мальчики подбрасывали на бегу свои кепи и радостно роняли их на золотой пляж.
– Белла сошла с ума, – проговорил Вилли Прингл не без одобрения.
Инициатива уплывала у него из рук. Так обычно и случалось. Бредя за почитателями Беллы, он остановился, чтобы поднять морскую улитку и лизнуть соленый панцирь. Хотя Вилли Прингл еще не научился смиряться со своей натурой и долей, ему удалось довольно быстро утешиться.
По крайней мере, разговаривающие на камнях мужчины больше не представляли первостепенной важности. Это стало ясно. Что-то изменилось, поняли Уна и Лора. Неизвестно, понял ли немец; в любом случае, он и сам был мужчиной.
Конечно, мужчины необходимы, размышляла Уна Прингл, только разве они не бывают чересчур утомительны?
Уна и Лора двинулись вдоль берега.
– Уоберн Макалистер – тот, что рассказывал про гельминтов, – владелец поместья, которое многие считают самым дорогостоящей во всем Новом Южном Уэльсе, – вспомнила Уна и ободрилась. – Судя по всему, он очень богат.
– Вот как, – сказала Лора.
Иногда она так низко опускала голову, что подбородок касался ключицы – будто прятался.
– Вдобавок к поместью, Уоберн-Парк, у него есть интерес в Новой Англии. Увы, своих родителей бедный юноша потерял, – продолжила Уна, как ее учили, – потерял еще в младенчестве, так что его упования на будущее материализовались в солидное состояние в самом начале жизни. Еще у него есть несколько дядюшек, либо бездетных, либо холостяков. И со всеми ними Уоберн поддерживает прекрасные отношения.
Лора прислушивалась к шагам Фосса, бредущего вслед за ее стыдом по мягкому, шуршащему песку. Уна оглянулась, но увидела лишь немца, которого можно было проигнорировать.
– И такой славный. Совсем неиспорченный, – добавила Уна, внимательно слушавшая разговоры старших. – Исключительно достойный молодой человек.
– Столько достоинств мне не вынести! – взмолилась Лора.
– Лора, до чего же ты смешная, – сказала Уна.
Она слегка покраснела, потом вспомнила, что Лора – особа эксцентричная. Для некоторых нет ничего более ненавистного, чем сдержанность. Уна знала о своей подруге слишком мало. Несмотря на то что обе были девушками, во всех остальных отношениях они чрезвычайно разнились. Уна поняла, что Лора не нравилась ей никогда, и, несомненно, продолжит поддерживать в себе эту неприязнь, хотя имелись все основания полагать, что они останутся подругами.
– Ты берешь на себя право презирать то, что достойно восхищения, лишь бы выделиться, – заспорила уязвленная Уна. – Я и раньше замечала подобное в умных людях.
– О, ты мне льстишь, – отмахнулась Лора Тревельян.
– Однако мисс Прингл права в том, что отдает должное такой прекрасной партии, как мистер Макалистер, – сказал свое слово Фосс, поравнявшись с ними.
Потрясенные девушки тут же отбросили все разногласия.
– Я вовсе не рассматривала его с такой стороны, – объявила Уна, хотя именно этим и занималась. Ложь, сказанная в защиту чести, таковой не считается. – И все же интересно, кому он достанется!
– Совершенно верно, – согласился Фосс. – Мистер Макалистер определенно является одним из краеугольных камней колонии.
Он шел, пиная песок, и тот вздымался всплесками бело-голубого цвета, прежде чем стать ветром.
– Мне доводилось проезжать по его землям, – сказал Фосс. – Я видел особняк. Простоит он бесконечно долго, не боясь ни времени, ни насекомых-вредителей.
Уна просияла.
– Вы бывали внутри? – оживилась она. – Вы видели мебель? Говорят, она роскошная.
Лора не смогла бы точно определить причину своей грусти. Ее поглотили страстные порывы волн. Раскаленные скалы и чахлая сосна проступили на фоне неба невыносимо четко. Плечи девушки совсем опустились.
– Мне бы не хотелось… – проговорила она.
Исчезающий песок, который вздымал Фосс, завораживал.
– Чего? – резко спросила Уна.
– Мне бы не хотелось вступить в брак с камнем.
Уна заставила себя рассмеяться. Лора не знала, чего хочет. Ее преследовало самое прискорбное неудовлетворение, потому как причин для него не было.
– Вы предпочли бы песок? – спросил Фосс.
Он наклонился, поднял пригоршню песка и подбросил. Песчинки засверкали на солнце, некоторые попали всем троим в лицо.
Фосс тоже засмеялся.
– Почти, – с горечью ответила Лора, потом рассмеялась с ними вместе и обрела свободу, поскольку больше не чувствовала привязанности ни к кому.
– Вы пожалеете, – смеялся Фосс, – когда его развеет ветер.
Уна Прингл начала подозревать, что разговор от нее ускользает, поэтому очень обрадовалась, завидев на краю зарослей плотную фигуру своей матери, якобы зовущей помочь с чашками и прочим.
Фосс и Лора пошли дальше. Им было не вполне ясно, что теперь делать и как заполнить огромный пробел места и времени. Как ни странно, сейчас ни одного из них подобная перспектива уже не пугала. Слова, молчание и морской воздух влияли исподволь, пока с ними не произошла перемена.
Прогуливаясь при ярком солнечном свете, согласно опустив головы, они прислушивались друг к другу и постепенно осознали, что на пикнике они, пожалуй, двое самых схожих людей.
– Счастлива мисс Прингл, – сказал Фосс, – уверенная в своем прагматичном будущем, в своем каменном доме.
– Я не несчастлива, – ответила Лора Тревельян, – по крайней мере, не бываю несчастной долго, хотя пока совсем не ясно, каким будет мое будущее.
– Ваше будущее будет таким, каким вы пожелаете. Будущее, – заметил Фосс, – это воля.
– О, воля у меня есть, – тут же сказала Лора. – Только я еще не знаю, как ее использовать.
– Полагаю, это приходит к женщинам с возрастом, – откликнулся Фосс.
Конечно, временами он бывает совершенно невыносим, поняла Лора, но с этим можно смириться. Лучи солнца золотили их фигуры.
– Наверно, – сказала она.
На самом деле Лора Тревельян допускала, что различий между полами гораздо меньше, чем принято считать, однако, пребывая в полной изоляции от реальной жизни, она не решалась делиться своими мыслями.
Они обогнули выступ скалы, и стало совсем тихо. Деревья склонялись к ним тонкими зелеными иглами мертвой хвои. Мужчина и женщина отрешились от внешнего и погрузились в себя, не испытывая ни чувства стыда, ни необходимости в защите.
– Эта экспедиция, мистер Фосс, – внезапно проговорила Лора Тревельян, – эта ваша экспедиция – воля в чистом виде!
Она обратилась к нему с такой предельной искренностью, что при любых других обстоятельствах он бы удивился.
– Не совсем. Волю мою будут ограничивать несколько человеческих существ, не говоря о животных, провизии и прочей поклаже, которую мои покровители сочтут необходимой. – Фосс помолчал. – Лучше бы я отправился босиком и один. Я это знаю, но пытаться объяснить другим совершенно бесполезно.
Лицо его скривилось в усмешке. Тонкие губы пересохли и потрескались еще до того, как наступила засуха, сбоку не хватало одного зуба. В общем, выглядел он неубедительно.
– Вы ведь не позволите своей воле вас уничтожить! – убежденно проговорила Лора.
Теперь очень сильной была она. Ему сделалось приятно, хотя благодарить он не стал. Он увидел мысленным взором, как она берет его голову в ладони и крепко прижимает к своей груди. Однако Фосс никогда не позволял себе роскоши признавать силу в других, предпочитая иллюзию собственной силы.
– Ваш интерес очень трогателен, мисс Тревельян, – рассмеялся он. – Среди пустынь я буду вспоминать о нем с благодарностью.
Он пытался поставить ее на место, она же скрестила пальцы, отгоняя этим жестом нечистого.
– Я не верю в вашу благодарность, – сухо усмехнулась она, – как и в то, что в полной мере вас понимаю. И все же когда-нибудь я пойму.
Продолжая прогуливаться под черными ветвями, мужчина и женщина, казалось, были на равных. Когда они приблизились к тому месту, где проходила самая торжественная часть пикника, – к маленькой полянке с костром и кипятком, веселым смехом и общепринятыми мнениями, на лицах припозднившихся читалось, что их объединяет некая постыдная тайна личного свойства. Впрочем, никто и не заметил.