– Да все равно скоро узнаешь. Некоторые люди щедро раскошеливаются за любезности, которые им может оказать полицейский. Особенно сержант. Но даже патрульный-новобранец может неплохо разжиться.
– Какие люди?.. Вот что это за конверты, правда? – Еще не договорив, Агилар сообразил, что не следовало задавать этот вопрос. – Не парьтесь, я не хочу знать.
– Откуда следует, что уже знаешь, – заключил Монтойя.
– Кто? Эскобар?
– Кроме прочих. Но Пабло платит лучше всех.
– Вы зовете его Пабло? Типа вы друзья?
– Не друзья. Походу, своего рода партнеры по бизнесу.
– Но вы же полицейский! Вы должны предотвращать преступления.
– Послушай, Хосе. Говорю тебе это, потому что ты мне нравишься. По-моему, ты можешь далеко пойти на этой службе, но должен понимать, как здесь все обстоит. Думаешь, капитан не берет денег у дона Пабло? У этого ублюдка три дома, и в одном из них семь спален. Кому нужно столько спален? Если получаешь его деньги, то получаешь и его приказания. Вот как устроен этот город.
– Но…
– Будь реалистом, – оборвал Монтойя его возражения. – У дона Пабло больше денег, чтобы швыряться ими, чем у города. Если он не поделится толикой с полицией, ему придется нанимать больше уголовников, чтобы делать дела. Что ты предпочтешь – чтобы у него на побегушках были «фараоны» или убийцы?
– А разве есть какая-нибудь разница?
– Конечно, есть. Я порой снабжаю его сведениями. Выполняю мелкие задания – ничего такого, что угрожало бы безопасности гражданских, конечно, или причинило какой-нибудь урон рабочему люду Медельина. А в обмен получаю сведения, помогающие мне поддерживать мир и покой. И зарабатываю чуток деньжат в дополнение к жалованью. Все только выигрывают.
«Все, кроме тех, кто верит в справедливость, – подумал Агилар. – И во власть закона».
Однако вслух этого не сказал. Монтойя показал себя во всей красе, и Агилар не видел смысла спорить с ним дальше.
И они все разъезжали. Полицейская рация тараторила без устали, но Монтойя словно не обращал на это внимания. Если он и делал какую-то полицейскую работу, то Агилар ее не видел. Вместо того сержант, как экскурсовод, показывал новичку виды родного города.
Некоторые достопримечательности вроде моста Нулевой отметки или парка Беррио Агилару видеть никогда не надоедало, и он не мог не признать, что краткая история криминального прошлого города в изложении Монтойи была интересна. Вскоре перед ними замаячила очередная любимая достопримечательность Агилара – храм Иглесия-де-Сан-Игнасио. Подобно большинству колумбийцев, Агилар был католиком и несколько раз посещал там мессу. И считал церковь самым чудесным строением в Медельине.
Они уже почти миновали ее, когда до их слуха докатился стрекот автоматического оружия.
– Выстрелы! – воскликнул Агилар.
Тормознув «Ниссан», Монтойя вывернул руль и выехал на Плацуэла Сан Игнасио, одновременно врубив огни и сирену. И они увидели перестрелку, идущую полным ходом. Два человека укрылись за памятником Франсиско де Пауле Сантандеру, а трое других пытались улизнуть, прячась за деревьями. Среди улицы валялся труп, и под ним расползалась лужа крови. Уличные торговцы под широкими зонтиками хоронились за своими тележками.
Монтойя тормознул так, что машина пошла юзом, и выпрыгнул на мостовую, выхватывая пистолет из кобуры. Агилар на миг замешкался. В академии они отрабатывали подобное. Он знал, что делать. Но то были лишь учебные занятия, не сопровождавшиеся ни малейшей опасностью. Здесь же пули были настоящими, а загнанные в угол участники перестрелки готовы на все. Один уже истекал кровью на мостовой.
С колотящимся сердцем Агилар распахнул свою дверцу и выкатился из «Ниссана». Коснувшись мостовой, ноги едва не подкосились, но Агилар совладал с собой и выхватил свою «Беретту».
Монтойя, присев на корточки за низким бетонным вазоном, сделал пару выстрелов по пытающимся удрать. Двое других, прятавшихся за статуей Сантандера, выскочили и дали очереди из своего оружия – «Узи» и MAC-10, отметил про себя Агилар. Их пули попали в мишень; один из бежавших конвульсивно содрогнулся и упал, опрокинув один из столиков летнего кафе на углу. Ноги его несколько раз дернулись, и он замер окончательно.
Третий успел нырнуть за угол и скрыться. Услышав улюлюканье приближающихся сирен, Агилар обрадовался, что подкрепление на подходе. Им еще надо арестовать двоих за статуей, а эти вооружены получше, чем он и Монтойя.
Но вместо того чтобы обратить свое оружие против стрелков, Монтойя убрал его в кобуру и направился к ним, протягивая руку. Один из тех, молодой и стройный, с копной темных кудрей, тонкими усиками в эспаньолке, небрежно держа «Узи» в левой руке, правой сжал протянутую ладонь Монтойи. Второй, светловолосый и зеленоглазый, более плотного сложения, по сути еще мальчишка, остался позади, держа MAC-10 на изготовку.
Монтойя дернул головой, подзывая Агилара. Когда же тот приблизился, чуточку дрожа от страха – а может, малость и от возбуждения, увидев настоящую перестрелку в непосредственной близости и оставшись в живых, – Монтойя махнул ладонью на его оружие.
– Убери. Он тебе больше не понадобится. Опасность миновала.
– Мы арестуем этих людей? – озадаченно спросил Агилар. В ушах у него до сих пор звенело от грохота выстрелов. Едкий пороховой чад тяжело завис в воздухе.
Монтойя лишь рассмеялся.
– Это же Ла Кика[8], – заявил он, словно это все объясняло. – Второго не знаю.
– Это Змееглаз, – сообщил Ла Кика. – Новичок.
– Мой тоже, – подхватил Монтойя. – Первый день. Рано или поздно разберется, что к чему.
– Чем раньше, тем безопаснее, – Ла Кика протянул руку Агилару: – Добро пожаловать в команду.
– Я Хосе, – проговорил Агилар. Может, этот парень – офицер под прикрытием… – Хосе Агилар Гонсалес. А вы… один из нас?
Ла Кика расхохотался, и Монтойя поддержал его. Змееглаз держался позади, взирая на происходящее с подозрением. Агилар чувствовал то же самое.
– Смотря каких «нас» ты имеешь в виду, – отсмеявшись, заметил Ла Кика.
– Лучше сматывайтесь отсюда, парни, – предупредил Монтойя, настороженно прислушиваясь к приближающимся сиренам. – Подкрепление вот-вот прибудет.
– Свидимся после, получите чутка за доставленные неприятности, – откликнулся Ла Кика. – Оба.
Агилар чуть было не ответил, но суровый взгляд Монтойи заставил его прикусить язык. Двое стрелков стремительно зашагали прочь, растворившись в собирающейся толпе. Через несколько секунд Агилар потерял их из виду. К моменту, когда на место событий прибыли другие полицейские автомобили, они скрылись, а Монтойя отгонял зевак от трупов убитых.
Павший духом Агилар наблюдал. Неужто он подписывался на это? Прикрывать убийц, давая им просто уйти? Брать взятки?
Он хотел изменить мир к лучшему. Арестовывать преступников и сделать улицы Медельина безопасными для честных людей.
Пожалуй, он еще способен на это. Но для начала придется сдать своего героя – Альберто Монтойю. Глядя, как полицейские выскакивают из своих машин, наводняя место преступления, он гадал, достанет ли ему храбрости на такое.
3
Новоприбывшие «фараоны» оттеснили зевак с места преступления и не подпускали, пока не прибыла бригада, чтобы забрать трупы. Монтойя разговаривал с детективами, но к Агилару их не подпускал. Вот и чудесно; тот до сих пор ломал голову над тем, чему был свидетелем и как об этом докладывать. Если Монтойя прав, кому же можно доверять?
Закончив беседу, Монтойя вернулся к нему и махнул рукой в сторону «Ниссана». Внутри, при закрытых дверцах, он сказал:
– Никому ни слова, ясно?
– А что это вообще такое? – спросил Агилар, изо всех сил стараясь не сорваться на крик. – Эти типы только что убили двух человек, а вы дали им уйти! Пожали убийце руку!
– Ты тоже, – напомнил Монтойя. – Да еще представился. Голос у тебя был, как у взволнованного школьника.
– Я – честный человек. Я еще ни разу не встречался с убийцей.
– Зная, кто они…
Это правда. В конце концов, он же тряс руку Монтойи только нынче утром, когда знакомился. Почем знать, может, Монтойя прикончил больше народу, чем Ла Кика…
– Да уж, пожалуй.
– Слушай сюда, пацан, я понимаю, тебе все это в новинку. Но мне велели учить тебя и беречь от бед, что я и делаю. Теперь ты тоже в этом участвуешь. Ты видел то же, что и я, и что я сделал. Ты ничего не сказал детективам, и это было разумно, потому что ты не знаешь, кто на какой стороне. Что до меня, я на обеих сторонах. Я просто стараюсь остаться в живых и заработать малость деньжат. Ты сказал, что женат, правда?
Агилар несколько раз за день упоминал Луизу.
– Правда.
– Ты ведь хочешь, чтобы ей ничто не угрожало, правда?
– Конечно.
– Значит, ты уже принял решение. Ты слышал, что сказал Ла Кика. Мы оба получим премию за то, что отпустили их. Если проговоришься теперь, твоя премия придет в виде пуль. Может, тебе, может, твоей жене. Может, жену убьют у тебя на глазах после того, как ее изнасилуют несколько парней. Тоже у тебя на глазах. Ты ведь не этого хочешь, так?
Желудок у Агилара скрутило, внутренности заледенели.
– Прямо не верится, что вы спрашиваете.
– Тогда бери деньги и держи язык за зубами. Ты теперь свидетель, так что ты либо союзник, либо помеха. Дон Пабло щедр с друзьями и смертоносен для врагов. Plata o plomo[9] – вот его девиз.
– Но… это было хладнокровное убийство.
– А вот этого ты не знаешь, – возразил Монтойя. – Это могла быть самооборона. Впрочем, это и неважно. Если б мы арестовали Ла Кику и того, другого парня – Змееглаза, его я не знаю, – если б мы их арестовали, они были бы на воле еще до того, как мы дописали бы свои рапорты. Если же их каким-то чудом довели бы до суда, их отпустил бы судья. А тем временем могли погибнуть невинные люди – свидетели, присяжные и так далее.
Убитые были негодяями, – продолжал сержант. – Наркоторговцы, а то и похуже. Они были вооружены и ввязались в перестрелку посреди людной площади. Без них мир станет лучше. Защищая Ла Кику, мы обеспечиваем безопасность граждан, даже не ведающих, какой мы подвергаемся опасности. И мы обеспечиваем свою собственную безопасность и безопасность твоей жены. Сделать другой выбор для нас все равно что нарисовать мишени на собственных спинах, равно как и на спинах всех, кто нам дорог. Ты же не хочешь, чтобы твоя жена стала вдовой в первый же день твоей службы?
– Конечно, нет, – отозвался Агилар. – Но…
Монтойя заставил его замолчать, выставив ладонь.
– Никаких «но». Я говорю тебе, как все обстоит, Хосе. Ты не можешь иметь дело с тем миром, в котором хотел бы жить. Тебе приходится выкручиваться в том мире, в котором ты живешь. Ты можешь сделать жизнь людей лучше. Ты можешь обеспечить их безопасность. Ты можешь арестовывать негодяев. Но ты должен делать это в рамках существующей системы, или система пережует тебя и выплюнет, как жвачку, на тротуар. Понял?
– Ага.
Скрестив руки на груди, Агилар опустил подбородок. Он ожидал, что первый день будет волнующим, полным откровений, вот только не таких. И остаток дежурства провел, погрузившись в угрюмое молчание.
Он не собирался говорить Луизе о том, что узнал. Женщин надо защищать от таких мерзостей, считал Агилар. Но она ожидала, что он придет домой после первого дня работы вдохновленным, взволнованным тем, что сделал и видел. Он же вернулся притихшим – то ли мрачным, то ли оцепеневшим, так что она теребила и подталкивала его, пока он не выложил все начистоту. Рассказал ей о конвертах, о перестрелке, даже о том, что поведал ему Монтойя об опасности, которая может ей угрожать.
– Если ты захочешь бросить меня, я пойму, – сказал Агилар, закончив рассказ. – Если тебя со мной не будет, если ты вернешься к родителям, то можешь избавиться от опасности. Мы можем представить все так, будто поскандалили и я на тебя осерчал. Тогда они будут думать, что от нападения на тебя мне ни горячо, ни холодно.
Ее взор был почти невыносимо печален. Они сидели за кухонным столом в своей тесной квартирке на склоне холма, но теперь Луиза опустилась на пол, преклонив перед ним колени, и положила ладони ему на колени.
– Чушь, – сказала она. – Я никогда тебя не покину. Ни ради Пабло Эскобара, ни ради кого бы то ни было еще. Ты – мой муж, и я люблю тебя. Я предана тебе.
– Но… тебе могут причинить вред. Даже убить.
– Если это случится, я хочу быть рядом с тобой, когда умру.
– Детка, умоляю…
– Довольно. Я никуда не уйду. Уж тебе-то следовало знать меня лучше.
Поднявшись с колен, Луиза обняла его за талию. Агилар ощутил запах ее волос, благоухавших от шампуня, как букет цветов, и тепло ее тела. Ее плотность и осязаемость в его объятиях приносили утешение, напомнив Агилару, почему он вообще в нее влюбился. Она заставляла его чувствовать себя на своем месте, где бы они ни находились. Больше ничего на свете ни разу не оказывало на него такого влияния.
– Может, я уволюсь из полиции. Это лишь…
– Нет! – Луиза отпрянула от него. – Не может быть и речи. Ты ведь столько трудился ради этого…
– Даже если я останусь, Эскобар наверняка уже знает, что я видел; вряд ли я смогу отделаться вот так запросто. Я просто хочу, чтобы тебе ничего не угрожало.
– Не тревожься обо мне. Ничего со мной не случится.
– Не загадывай.
Она снова склонилась ближе и, гладя его волосы, заговорила:
– Я знаю, что ты честный человек и хочешь жить честно. Отчасти я полюбила тебя именно за это. Но при этом я хочу, чтобы ты жил долго-долго. Может, твой друг Монтойя прав…
– Он мне не друг.
– Ладно, твой напарник. Но задумайся об этом. Он говорит, что его поступок – то, что он позволил тому парню уйти, – избавит других людей от опасности. Людей, даже не догадывающихся, что они в опасности, просто по случаю способных повредить Эскобару, пусть и неумышленно. Но в стычке, которую ты лицезрел, никто не пострадал, кроме преступников. Правда ведь?
– Это правда. Там была уйма народу, которые могли пострадать, но им повезло.
– А может, люди Эскобара действовали с умом… Так или иначе, никто из гражданских не пострадал. Помалкивая и не пытаясь арестовать того, кто все равно не попал бы в тюрьму, ты не дал пострадать другим. Ведь для этого и нужны полицейские прежде всего, правда? Чтобы поддерживать общественную безопасность.
– Отчасти да.
– По-моему, по большей части. Так что никто не пострадает, хотя могло бы пострадать бог весть сколько народу. А взамен ты чуточку подзаработаешь. А нам деньги пригодятся, особенно теперь, когда у нас семья.
Агилар был в замешательстве. Ему казалось, что он ослышался.
– Ты говоришь, что я должен мириться с Эскобаром, Луиза?
– Я говорю, что не ты сотворил этот мир. Это Колумбия. Насколько я понимаю, такой она была испокон веков. Может, живи мы в другом месте, все обстояло бы иначе. Однако мы живем здесь. В Колумбии. В Медельине. Тебе не совладать с Эскобаром в одиночку. Но если ты можешь вести себя честно, да притом чуточку подзаработать для семьи, кому это навредит?
– Но как я могу вести себя честно и притом брать деньги у преступника?
– Просто поступай, как обычно. Признай, что весь мир тебе не поправить. Делай, что можешь, чтобы помочь людям и обеспечить безопасность города. И если время от времени тебе придется закрывать глаза или глядеть в другую сторону, что ж в том плохого? Именно так ты сегодня и поступил – и тем уберег много жизней, так ведь?
– По словам Монтойи.
– Что ж, он в полиции куда дольше тебя. Он знает, что к чему.
– Луиза, неужто ты и вправду просишь, чтобы я…
– Я не прошу ни о чем. Я просто говорю, что на первое место ты должен ставить семью. Должен заботиться о собственной безопасности. Ты нужен мне и будешь нужен детям, которых мы родим. Так что ты должен делать то, что должен. Ради нас обоих. Ради нас всех. Ты сделаешь это?