– О том моменте, когда Пардье уйдет, – уточняет Хлоя со странной улыбочкой.
Вопрос застает его врасплох, и он не сразу находит, что ответить.
– Да, конечно, – говорит он наконец. – Но почему ты меня об этом спрашиваешь?
– Мне кажется, из тебя получился бы отличный президент.
Искренне удивленный комплиментом, он растерянно молчит.
– Да, думаю, ты был бы идеально на месте, – продолжает Хлоя.
– Спасибо. Но Пардье еще не ушел!
– Точно. Но мне кажется, это не за горами.
Он вопросительно на нее смотрит, задержавшись на ее пухлых губах.
– Женская интуиция! – возглашает Хлоя с обезоруживающей улыбкой.
Она всегда обожала повеселиться. Особенно с легкой добычей. Хотя у Мартена всегда что-нибудь припасено в рукаве. Она научилась опасаться его.
Никогда не доверять никому и ничему в этом мире. Только так можно уберечься от многих провалов. Уберечься от подводных камней и не разбиться на них.
Она снова сосредоточивается на Мартене, который продолжает путаться в утомительных пояснениях.
Предстоящие недели обещают быть особенно забавными.
Заставить его поверить, что выбран именно он. Успокоить, войти в доверие. Загипнотизировать прекрасным танцем живота, чтобы он не заметил надвигающегося урагана.
И в долгожданный момент нанести смертельный удар.
Убаюканная низким голосом Филиппа, Хлоя опять расположилась в корзине своего монгольфьера. Высоко-высоко надо всем и всеми, она плывет в ослепительном искрящемся свете.
И ни одно облачко не омрачает картину.
– Смотрели матч вчера вечером? – спрашивает лейтенант Лаваль.
Гомес оглядывает его с легкой улыбкой:
– Нет. У меня было занятие поинтересней.
– Какое?
– Не могу тебе рассказать.
– Почему? – удивляется Лаваль.
– Ты только недавно достиг совершеннолетия, а некоторые сцены могут задеть чувствительность юных зрителей.
– Иногда вы настоящий мудак, – говорит Лаваль, пожимая плечами.
– Только иногда? Ты меня успокоил. Спасибо, Пацан.
– Все равно, матч был просто супер! ПСЖ…[3]
– Я знаю, кто выиграл, – вздыхает Гомес. – Даже счет знаю. Только глухой не в курсе… Заметь, иногда я был бы не против оглохнуть! Потому что в толк не возьму, как можно сходить с ума из-за банды дебилов, играющих в мячик.
– Вы редкий зануда, и не иногда, а постоянно!
Гомес хмыкает и кладет руку на плечо коллеги:
– Ты раскусил меня в два счета, браво! Станешь отличным копом, когда подрастешь.
Они сидят в неприметной машине без опознавательных знаков, припаркованной на улице де ля Фратерните в Кретее.
– Можете наконец сказать, чего мы здесь торчим? – спрашивает Лаваль.
– Сидим в засаде.
– Ну да, это я понял. Но кого именно мы сторожим?
– Сам увидишь, когда он соблаговолит высунуться из дома! И ты не будешь разочарован, можешь мне поверить.
– Что делать, вы же шеф…
– Именно, Пацан. А потому не смыкай глаз и разбуди меня, если у дома двадцать девять покажется высокий шатен с длинными волосами и совершенно мерзкой харей.
Гомес опускает спинку своего сиденья, складывает руки на груди и закрывает глаза.
– Вы собираетесь спать в такое время?
Но майор уже заснул или делает вид; его молодой коллега возводит глаза к небу. Работать с Александром Гомесом – постоянный геморрой, причем каждый день достающий тебя по-новому. Никогда не знаешь, как он отреагирует и во что втянет свою команду. В какое дерьмо или в какую потрясающую операцию.
Он человек-загадка и, безусловно, останется ею до самой смерти. И вряд ли эта смерть приключится с ним в кровати, в жутком и мирном домике для престарелых.
Слишком загадочен, чтобы кто-то считал, что знает его.
Слишком невыносим, чтобы кто-то действительно ценил его по достоинству.
Слишком умен, чтобы его можно было совсем отвергнуть.
Слишком смел, чтобы им тайком не восхищались.
Слишком свиреп, чтобы кто-то осмелился столкнуться с ним лоб в лоб.
Ночь, холод. Уже очень поздно.
Они хохочут во все горло.
Пока Бертран страстно обнимает ее, Хлоя ищет в сумочке ключ от дома. Слегка навеселе, она с трудом координирует свои движения.
– Ну, ты наконец откроешь? – торопит ее Бертран. – Может, не стоит заниматься этим на крыльце… Я не хочу оказаться в участке за непристойное поведение!
Хлоя по-прежнему весела, пьяная от алкоголя, гордости и желания.
Он красив, умен, забавен. И он мой.
Наконец она нашаривает связку ключей, пытается попасть в замок. Бертран берет ее руку в свою и направляет в верную сторону. Они заходят, кидаются друг на друга. Бертран ногой захлопывает дверь, пока Хлоя стаскивает с него пиджак.
– Осторожней, дорогая, я заплатил за него пять сотен евро!
– Я куплю их тебе столько, сколько пожелаешь, – отвечает она, принимаясь за рубашку.
– Ты становишься опасной, когда выпьешь!
– Я куплю тебе их десятки, сотни, если захочешь!
– Ты что, принимаешь меня за жиголо?
– Я заработаю для тебя кучу денег! – продолжает веселиться Хлоя. – У тебя будет бешеный успех. Но делиться я не желаю… Если ты меня обманешь, я выцарапаю тебе глаза!
Он отрывает ее от пола, она обхватывает его шею. Он несет ее в гостиную, она все смеется и смеется. Он кладет ее на ковер и тоже начинает ее раздевать. Только он действует лаской.
Всегда только лаской.
Вдруг Хлоя обрывает смех. На лбу возникает морщинка.
Она смотрит в какую-то точку у него за спиной, поэтому Бертран оборачивается, но не замечает ничего необычного. Бросив его посреди гостиной, она направляется к роскошному комоду орехового дерева и рассматривает три фотографии в рамках, висящие прямо над ним.
– Что случилось? – тревожится Бертран. – Можно подумать, ты впервые видишь эти фото!
– Они не на месте. Та, которая сейчас справа, обычно слева, и наоборот. Это Фабьена, которая у меня убирает. Наверняка она вытирала пыль и случайно перевесила.
Бертран кладет руки ей на бедра, губами прикасается к затылку.
– Твоя история с рамками очень увлекательна, но у нас есть занятия поинтересней.
Он вздыхает, когда она снова отстраняется. Она поднимается на цыпочки, перевешивает фотографии.
– Видишь, на этом снимке мой отец и я, когда мне было двенадцать. Я его обожаю…
– Твоего отца?
– Нет. Снимок.
Она улыбается при виде его шокированной физиономии. Потом начинает откровенно хохотать.
– Ты непредсказуема, – признает Бертран.
Он гладит ее лицо, запускает руку в волосы.
– Ты никогда не рассказывала мне о своих родителях, – добавляет он.
Она нежно улыбается ему:
– Ты хочешь все обо мне знать?
Бертран кивает.
– А вот я ничего о тебе не знаю, – шепчет Хлоя.
Абсолютно ничего. Откуда ты появился и куда направляешься. Кто ты на самом деле. Что было у тебя в жизни и на что ты надеешься в будущем. Я не знаю, какие у тебя мечты и какие кошмары.
Абсолютно ничего, кроме того, что у тебя самые потрясающие глаза, какие только я когда-либо видела. И что ты становишься самым сильным наркотиком, который я когда-либо пробовала.
– Может, хватит уже, а? – с надеждой предложил Лаваль.
Гомес посмотрел на улицу, неподвижный, невозмутимый. Несокрушимая статуя.
– Бери такси и возвращайся домой, – уступил он. – Малыши в твоем возрасте должны ложиться пораньше.
– Тот, кого вы ждете, наверное сбежал на Сейшелы…
Лаваль зевнул, едва не вывернув себе челюсть.
– Скажите хоть, кого мы ждем уже целую вечность, это придаст мне мужества.
– Лучше тебе этого не знать. Еще обделаешься.
– Спорим?
– Приятель Башкима.
– Башкима? Но откуда вы узнали, где его искать?
– Я не говорил, что нашел Башкима. Только след одного типа, который может на него вывести… Секи разницу.
– А кто его сдал?
– Одна девица, которая решила, что у меня прекрасные глаза и сексуальная манера метать нож.
– Чего?
– Не парься, Пацан. Главное, добраться до верха цепочки.
– Поверить не могу… Если он его приятель, то и Башким может здесь появиться!
– Мечтать не вредно, – буркнул Гомес. – Этот выродок наверняка сидит себе спокойненько на своей сраной родине… Красивая страна Албания. Бывал там?
– Нет. Но если Башким может появиться, нужно вызывать армейских на подмогу. Этот тип полный псих!
– Я тоже, – напомнил майор. – И несомненно больший, чем он, потому что рискую своей шкурой за две тысячи пятьсот евро в месяц.
У Лаваля сна больше ни в одном глазу. Он с беспокойством посмотрел на дверь дома двадцать девять, опасаясь заметить человека, которого ждал здесь весь день, сам того не зная.
Лишь бы он не пришел. Ни он, ни его приятель.
– Что, испугался? – предположил Гомес.
Лаваль на своем сиденье вдруг начал дергаться во все стороны.
– Такую дичь вдвоем не возьмешь. Слишком опасно. Этот тип реальная крутяшка! Он вооружен до зубов…
– А у тебя что под курткой? Погремушка?.. Повторяю, там не сам Башким засел, а только его кореш. И потом, пока что мы должны только приклеиться к нему. Чтобы он привел нас к говнюку рангом повыше. И так далее по цепочке. Или я должен учить тебя азам?
– Вы с ума спятили, вот же черт…
Гомес уставился на него своим леденящим взглядом.
– А теперь заткнись, ладно? Если ты сдрейфил, катись отсюда. Если нет, закрой пасть и открой уши.
Лаваль замер. В конечном счете Гомес производил куда более устрашающее впечатление, чем Томор Башким.
– Я хочу повязать эту сволочь, слышишь? Вот уже много месяцев я ищу, как его прищучить, и сейчас вышел на след. И никому его не уступлю. Я выбрал тебя в помощники, потому что доверяю тебе. Но если ты не на высоте, если я ошибся, можешь убираться. Ясно?
– Ясно, – пробормотал Лаваль. – Я остаюсь, все в порядке.
– Отлично. Можешь поспать, если хочешь. Твоя очередь.
Красные цифры исчезли с экрана будильника.
Хлоя схватила с прикроватной тумбочки мобильник и обрадовалась, увидев, что вставать еще рано. Всего-то четыре часа двенадцать минут.
Она снова пристроила голову на плечо Бертрана, который крепко спал, и приготовилась вернуться в объятия Морфея. Но другое желание, все более неотступное, мешало ей.
Она неохотно поднялась, стараясь не разбудить любовника, и босиком пошла в ванную. Благодаря отсутствию света ей не придется разглядывать в зеркале свою физиономию. После вчерашней пьянки зрелище должно быть ужасное…
Она облегчила мочевой пузырь и решила выпить большой стакан холодной воды. Услышала шум за спиной и вздрогнула.
– Что ты делаешь? – спросил Бертран.
– Пить захотелось. Но электричества нет. Наверняка отключение.
– А на улице свет горит… Где счетчик?
– В гараже.
– Я схожу, ступай в постель. Этот дом похож на холодильник!
Он наспех одевается, пока она забирается под одеяло в ожидании возвращения своего мужчины. Укладывает разламывающуюся голову на подушку, успевает только услышать, как открывается и закрывается входная дверь, и проваливается в сон.
Глубокая тишина. Даже слишком глубокая.
Хлоя вытягивает левую руку, замечает, что Бертрана рядом нет.
Отключение электричества, счетчик… На экране мобильника четыре сорок пять.
Он ушел четверть часа назад.
– Бертран?
Тишина трагическим эхом откликается на ее призыв.
– Дорогой?
Она зовет громче, по-прежнему не получая ответа. Начинает дрожать, пытается зажечь лампу у изголовья.
Он не вернулся, электричество тоже.
Она должна пойти посмотреть, что происходит. Но навалившийся страх не выпускает ее из глубины холодной постели. Перед глазами медленно вырисовывается Тень. Еще чернее темноты.
– Бертран, да отзовись же, черт!
Она орет во весь голос. Теперь у нее стучат зубы, и не только потому, что отопление отключено.
Успокойся. Наверняка он просто не может найти поломку, вот и все.
Но страх способен подвигнуть на многое, но не на рациональные поступки.
Хлоя собирает в кулак все свое мужество, чтобы вылезти из кровати, словно покидает надежное убежище, отправляясь во враждебный мир.
Босиком, в одном пеньюаре, она медленно двигается по коридору.
– Бертран? Ты здесь?
У входа она еще раз тупо пытается зажечь люстру. Старается унять спазмы, от которых клацают зубы, и проклинает себя в тишине.
Я смешна.
На крыльце свет с улицы немного ее успокаивает. Но только немного.
– Бертран?
Легкий ветер насмешливо окутывает ее, и она окончательно леденеет. Делает шаг назад, влезает в туфли.
На какую-то секунду представляет, как она выглядит ранним утром на крыльце собственного дома, в белом пеньюаре и черных туфлях. Но сейчас ей и без того есть что себе представлять.
Мертвый Бертран. Убитый Тенью.
Она сбегает по ступеням, сворачивает налево к гаражу. Угадывает распахнутую дверь, за ней черная дыра.
Застыв на пороге, чутко вслушивается в тишину.
– Дорогой?
Ни малейшего шума, только ветер в ветвях и мощный мотор, рычащий на соседней улице. Она отваживается сделать пару шагов внутрь пустого гаража; ее машина осталась на подземном паркинге агентства.
Она глубоко дышит, холодный воздух обжигает легкие. Голос у нее в голове становится все убедительнее.
Вернись, пока еще есть время!
Готовая бежать, она разворачивается. И оказывается нос к носу со своим кошмаром.
Огромный мужчина, весь в черном, с капюшоном на голове.
Хлоя издает жуткий вопль, подается назад. Нога подворачивается, она теряет равновесие. Голова натыкается на что-то твердое, удар очень силен.
Дыхание прерывается, жаркая волна пробегает по телу, взрываясь в мозгу.
Она приоткрывает веки, различает склонившуюся над ней Тень.
Ей хочется заговорить, спросить, где Бертран.
Что вы с ним сделали? Что вы сделаете со мной?
Но ни одного слова не срывается с губ, хотя они открыты.
Мужчина совсем рядом с ней. Ей кажется, что она различает нижнюю часть его лица. Ей кажется, что он улыбается.
А потом…
Оранжевая мигалка отражается во внутреннем зеркале заднего вида. Время мусорщиков. Время отправляться спать, это уж точно.
Машина заворчала, но в конце концов тронулась с места. Лаваль судорожно просыпается, на какой-то момент забыв, что он не в кровати.
– Вы его видели?
– Нет, – отвечает майор. – Я подброшу тебя домой.
Лаваль зевает, его глаза слипаются.
– Что вы собираетесь делать?
– Дрыхнуть без задних ног.
– Нет, я хочу сказать, с этим типом.
– Он подождет, не соскучится!
– Не сомневаюсь, – вздыхает Лаваль. – Черт, как поясница ноет…
– Попросишь жену сделать хороший маленький массаж.
– Вот только я не женат, – напоминает молодой лейтенант.
Два в дымину пьяных мужика, спотыкаясь, бредут вдоль тротуара, Гомес их объезжает. Скоро он будет дома, в своем довольно запущенном жилище. Но по крайней мере, рядом с ней. Он знает, что живительный сон ему не светит. Сколько месяцев он напрасно его дожидается.
Рассвет не за горами, но никакого облегчения он не принесет.
Это особый момент между ночью и днем. Между двумя такими разными мирами.
Час, когда тени выходят из тьмы.
Глава 6
Прежде чем поднялся занавес, ею овладела боль, на выходе из этого странного сна, вернее, кошмара. Где кишели крики и ухмылялись тени. И раскаленная кочерга, которая расколола ей череп от уха до уха.
За закрытыми веками она угадывает свет. А еще голос. Он возвращает ее к жизни.
Тень, падение.
– Ну же, открой глаза, дорогая…
Он еще здесь, лучше я продолжу притворяться мертвой.