Джессика Феллоуз
Дерзкий, юный и мертвый
Посвящается Саймону
Глава 1
В жизни каждого ребенка неизбежно бывает момент, который знаменует окончательный его переход к зрелым годам. В жизни Памелы Митфорд[1], топтавшейся на ступеньках узкого дома в Мейфэре[2], такой момент еще не наступил. Ночь выдалась ясной и морозной, но дрожала белокурая девушка отнюдь не из-за холода. Стоявшая рядом Луиза Кэннон отлично знала, что Памела набиралась храбрости перед тем, как сунуться прямиком в логово зверя.
– Позови Коко, пусть она меня проводит, – заявила вдруг Памела, поворачиваясь к дверям спиной. – С тобой не хочу. Я буду выглядеть ребенком.
– Не могу. Я обещала вашей матери, что не отойду от вас ни на шаг. Кроме того, здесь никто не знает, что я помощница вашей няни, – ответила Луиза не в первый уже раз.
Дорога до Лондона из Астхолл-манора в Оксфордшире выдалась долгой и нелегкой, несмотря на то что у них было отдельное купе, а такси на вокзал Паддингтон подали к самому прибытию поезда.
– Пожалуйста! Сходи, позови Коко.
Под Коко имелась в виду Нэнси, старшая из шести сестер Митфорд. Луиза работала в семье пятый год и потому знала их кодовые имена не хуже особенностей французского произношения. Она неохотно звякнула в колокольчик, и дверь отворила девушка – едва ли не точная копия самой Луизы: такого же роста и с такими же светло-русыми волосами, только прикрытыми чепчиком, и в платье хорошего пошива, но старом и купленном, судя по всему, в магазине готовой одежды, тогда как Луизе ее наряд достался после Нэнси. Лицо у горничной было бледным и усталым, хоть его и оживляли яркие веснушки на тонком носу. Она заметила Памелу, стоящую к дверям спиной, и обменялась с Луизой понимающими взглядами.
– Добрый вечер, – заговорила Луиза. – Скажите, здесь ли мисс Нэнси Митфорд?
Девушка, казалось, вот-вот засмеется.
– Позвольте узнать, кто ее спрашивает? – произнесла она с акцентом, выдававшим уроженку Южного Лондона.
– Ее сестра, мисс Памела, – ответила Луиза. – Только она не желает заходить в дом вместе со мной, а я не могу отпустить ее одну. Можно ли мне сперва поговорить с мисс Нэнси?
Девушка, кивнув, распахнула дверь.
– Следуйте за мной.
Проведя гостью через холл, она указала ей на дверь в углу, а сама исчезла в другой комнате. Странно было, что Луизу не проводили должным образом, однако вскоре она поняла, в чем дело. В тускло освещенной гостиной возле трещащего и плюющегося искрами камина спинками к дверям стояло два больших тертых кресла. Из каждого тянулась рука: женская, в черной шелковой перчатке до локтя, и мужская, укрытая рукавом смокинга и жесткой белой манжетой сорочки, с тяжелым золотым перстнем-печаткой. Они то и дело игриво сплетались пальцами, точно перчаточные куклы в представлениях о Панче и Джуди: мужская норовила ухватить, а женская коварно ускользала, чтобы тут же щипнуть украдкой и снова отпрянуть, охотно позволяя, впрочем, себя поймать.
Луизе пришлось какое-то время полюбоваться этим спектаклем, пока наконец из-за спинки первого кресла не выглянула коротко стриженная голова. Изначальное потрясение уже прошло, и теперь Луизу даже восхищала новая прическа Нэнси. Старшую сестру Митфорд нельзя было счесть красавицей в традиционном понимании слова, но был в ней свой шарм: «лепестки-губки», как сказали бы критики синематографа, ныне подведенные темно-красной помадой, дерзко вздернутый носик и большие круглые глаза. Как обычно, Нэнси глядела на помощницу няньки со смесью ласки и раздражения.
– Прошу прощения, мисс Нэнси, – заговорила Луиза. – Я хотела сообщить, что прибыла мисс Памела.
Теперь выглянул и мужчина. Лицо у него было широким и угловатым, а гладко зачесанные волосы блестели так, что их, казалось, отлили из чистого золота. Себастьян Атлас. Он порой приезжал вместе с Нэнси в Астхолл-манор, к радости прочих сестер Митфорд, даже невзирая на тот факт, что лорд Редесдейл в его присутствии всякий раз багровел от злости, а леди Редесдейл недовольно поджимала губы, куда успешнее мужа скрывая чувства. Если лорд Редесдейл по натуре был кипящим пламенем, его супруга всегда казалась холоднее льда.
– Неужели? И почему она не заходит? – хмыкнул Себастьян, отпустив наконец пальцы Нэнси и откинувшись на спинку кресла. Другой рукой он потянулся к стакану с виски.
Нэнси, трагично вздохнув, встала и расправила платье из жатого шелка, по подолу расшитое сотнями тяжелых бусинок, складывавшихся в зигзагообразный черно-белый узор. Это было самое модное – если не единственное – ее платье, которое она носила так часто, что нянюшка Бло приходила в отчаяние.
– Прошу прощения, мисс Нэнси, – снова сказала Луиза, решив не опускать, как водилось последнее время, приставку перед ее именем. – Мисс Памела не хочет заходить вместе со мной. Она думает, что покажется маленькой, если появится на людях в сопровождении горничной.
В глазах Нэнси мелькнуло прежнее озорное выражение.
– Вот дуреха! Компаньонки нынче снова в моде, неужели она не знает?
Именно Нэнси предложила родителям отправить Памелу в Лондон: погулять на здешних вечеринках, завести новых друзей, чтобы было кого пригласить на ее день рождения в следующем месяце.
– Иначе придется звать незнакомых людей на какой-то унылый сельский бал, – пояснила Нэнси. – Решат, что мы деревенщина. Нынче все по-другому, Пав![3] На дворе тысяча девятьсот двадцать пятый!
– Не понимаю, при чем здесь год, – коротко отозвался лорд Редесдейл.
– Как это при чем?! Надо жить в ногу со временем! Хватит уже цепляться за прошлое.
Правда, потом Нэнси призналась Луизе, что немного кривила душой. Люди не имеют ничего против старых добрых торжеств в классическом стиле, лишь бы были танцы до упаду и выпивка рекой. Именно это – залог хорошей вечеринки, а все остальное неважно. Пусть виновницей торжества будет Памела; Луиза знала, что Нэнси намерена устроить праздник по своему вкусу.
Нынче вечером ожидался ужин в доме леди Кертис, матери Эдриана и Шарлотты. Нэнси познакомилась с Эдрианом благодаря Себастьяну, на Гонках восьмерок – летней гребной регате в Оксфорде: единственное время, когда женщине выпадает шанс побывать в желто-каменных стенах университета, пусть даже в качестве гостьи на званом ужине. За пару месяцев до этого Нэнси освоила гавайскую гитару и, как рассказывала потом Луизе, буквально заворожила всех присутствующих за столом мужчин не хуже заклинателя змей в Марракеше.
Забрав Памелу с крыльца, все трое вернулись в дом. Горничная куда-то запропастилась, но с верхнего этажа лились звуки граммофона, играющего джаз.
– Тебе-то зачем идти? – шепотом спросила Памела у Луизы, пока они осторожно взбирались по узким ступенькам, старшую сестру пропустив вперед. – Я ведь буду с Нэнси.
– Я обещала леди Редесдейл за вами присмотреть, – напомнила Луиза.
Ей до сих пор было немного жаль свою подопечную: та, собираясь в Лондон, долго рыдала в ванной, пока наконец не объявилась на пороге с пуговицей в руке – от юбки оторвалась застежка. Памела молча протянула ее Луизе, а та, также ничего не сказав, взяла иголку с ниткой и, встав на колени перед тихонько всхлипывающей воспитанницей, вернула пуговицу на место.
С каждым шагом вверх Луиза готовила себя к тому, что увидит на втором этаже. Наблюдать за друзьями Нэнси во время их редких визитов в Астхолл-манор – совсем не то же самое, что видеть их в естественной среде обитания, полной соблазнов нового века. Ступив на второй этаж, она будто в один миг очутилась на страницах светской хроники «Татлера», разве что в цвете. Пришлось проморгаться, прежде чем женские и мужские силуэты, мельтешащие в мягком свете канделябров и абажуров, обрели очертания. Взгляд то и дело цеплялся за мелкие штрихи: алый мазок помады на пустом стакане, сигарета в длинном мундштуке, грозившая подпалить прическу случайному соседу, повязка для волос с растрепанными перьями и смелые лиловые носки, выглянувшие из-под штанин, когда их обладатель скрестил в лодыжках ноги. Памелу тут же, как кит Иону, поглотила толпа, а Луиза нашла себе стул у стены, чтобы из уголка понаблюдать за подопечной, а заодно и приятелями Нэнси.
Возле огромного камина, опираясь пальцами о полку, чтобы не упасть, стоял Эдриан Кертис и, не глядя, протягивал стакан за новой порцией виски. Луиза сразу узнала хозяина дома по фотографиям из газет (чаще всего из скандальной хроники о выходках «Дерзких юных штучек»[4]), а еще по рассказам Нэнси. Правда, у Эдриана оказался на удивление пронзительный голос, слишком тонкий – он совсем не вязался с его внешностью. Темные кудрявые волосы, не до конца укрощенные гелем, упрямо вились, а голубые глаза, хоть и остекленевшие, немедленно заглянули Нэнси за вырез платья, когда та подошла ближе. Галстук-бабочка был развязан, на рубашке темнели мокрые пятна от пролитого напитка.
Луиза знала, что Эдриану уготована роль приманки – если он придет на вечеринку Памелы, то остальные неизбежно явятся вслед за ним.
– Ну и кого ты мне привела, дорогуша? – спросил Эдриан у Нэнси, посмотрев при этом на ее младшую сестру. – У твоего ягненочка такой вид, будто ее ведут на бойню. Вот бедняжка…
Он рассмеялся и залпом осушил стакан.
– Знакомься: Памела, – сказала Нэнси. – Ей всего семнадцать, так что она и впрямь еще ягненок. Будь с ней помягче, Эд.
При этом она смерила его взглядом, прямо говорившим обратное.
Памела протянула руку и отважно произнесла:
– Рада знакомству, мистер Кертис.
В ответ тот громко расхохотался.
– Что за бабушкины манеры! – Он оттолкнул ее руку. – Мы, дорогая, так уже не говорим. Зови меня Эдриан. Пить что будешь?
Он обернулся в поисках человека с бутылкой виски, но тут девушка, сидевшая в кресле неподалеку, громко застонала. Длинные волосы у нее вились пышными кудрями, а глаза были карими, а не голубыми, однако губы складывались в такую же хмурую гримасу, что и у молодого человека. Девушка была худой, с острыми скулами, выдававшими долгий селекционный отбор.
– О, прошу, не обращайте на моего брата внимания! – протянула она. – Он такой скучный и грубиян вдобавок. Я Шарлотта, кстати.
– Памела, – тихонько представилась та и нерешительно застыла.
Не считая нескольких месяцев во Франции, Памела не высовывала носа за пределы детской комнаты и всю жизнь провела в компании брата и сестер, а еще няньки и Луизы. Нынче она ступала на неизведанную территорию.
– Ну же, садись! – велела Шарлотта и, привстав, взяла с ближайшего подноса два бокала, один потянув Памеле.
Та отважно приняла напиток, поблагодарила и, не успев толком пригубить, тут же закашлялась. Прижав тыльную сторону ладони ко рту, вдобавок размазала помаду, которую в такси отважилась нанесла на губы.
– Ох, какая досада! – выпалила она, отчего Шарлотта фыркнула.
– А ты смешная. Иди сюда, у меня есть платок, сейчас все вытрем… Признай, правда забавно вышло?
Памела с облегчением кивнула.
Не успев вытереть остатки помады с ее подбородка, Шарлотта вдруг замерла и посмотрела на Нэнси. Луиза заметила, как та указывает взглядом на каминную полку с часами.
– Они что, стоят? – спросила Шарлотта.
Нэнси, выдержав драматичную паузу, игриво подмигнула.
– У нас же вечеринка. Я всегда перевожу часы назад, чтобы хватило времени на танцы.
– Интересно… – произнесла Шарлотта и вернулась к своему занятию.
Луиза отвела от них взгляд и с радостью заметила в комнате Клару Фишер. Клара, которую Митфорды прозвали «Американкой», по возрасту была ровесницей Нэнси, но по натуре годилась в сверстницы скорее Памеле. Они с ней вдвоем частенько бегали по Астхолл-манору наперегонки с собаками, обсуждали звериные повадки и сокрушались, что животные не умеют говорить, иначе наверняка поведали бы немало интересного. Клара была высокой красавицей со светлыми волосами, уложенными идеальной волной, и розовыми пухлыми губами, а еще она всегда носила светлые платья из тончайших тканей, отчего казалось порой, что ее одеяние можно размотать, будто катушку шелковых лент.
Клара радостно подскочила к Памеле.
– Привет! Не ожидала тебя здесь сегодня встретить!
– Я и сама не думала, что так выйдет, – ответила Пэм. – Пав не очень-то обрадовался этой затее…
– Не сомневаюсь. – Клара ехидно хмыкнула. – Хотя я его в чем-то даже понимаю. Сборище уродов…
Памела огляделась:
– Как по мне, тут вполне неплохо.
– Не дай себя обмануть. Ну-ка, подвинься!
– Клара… – без особого тепла заговорила Шарлотта, – ты не видела Тэда? Он что, как всегда, побежал звонить этой тихоне Долли?
– Нет. Вот он, собственной персоной. – Клара посмотрела в сторону камина, вздернув идеально выщипанную бровь. – Интересно, о чем эти трое так весело болтают?
Возле Нэнси стояли Эдриан и невысокий темноволосый мужчина с длинным подбородком и очень глубоко посаженными глазами – настолько, что они терялись в глазницах. Клара и Шарлотта называли его Тэдом, однако Луиза по газетным фотографиям узнала в нем лорда де Клиффорда. Все трое едва держались на ногах, покатываясь со смеху и торопливо завершая друг за друга фразы.
Нэнси, должно быть, ощутила на себе взгляды, потому что обернулась вдруг и помахала.
– Идите сюда! Мы придумали такую славную забаву!
Шарлотта направилась к ним, хоть и медленно, не скрывая недовольства. Клара шагнула за ней и потянула за собой Памелу.
– Идем, тебя тоже зовут.
– Давайте, подтягивайтесь! – громко заявил Эдриан.
На этих словах будто из ниоткуда возник Себастьян и незаметно приблизился к Шарлотте со спины. Вид у него, как всегда, был скучающим, но Луиза знала, что для него и Нэнси с приятелями это скорее нечто вроде игры. Она и сама подошла ближе, чтобы слышать, о чем говорят у камина.
Голос у Эдриана зазвучал иначе – не тише, но как будто медленнее и неразборчивее, словно пластинка на неверной скорости.
– Тэд подкинул отличную идею. Давайте устроим охоту за сокровищами!
– Что, прямо сейчас? – У Шарлотты еще сильнее вытянулось лицо. – Вот же идиоты, и в кого только…
– Нет, не сейчас, – отмахнулся Эдриан. – Надо все подготовить. На вечеринке у Памелы в следующем месяце.
Он с усмешкой широко раскинул руки, точно конферансье, объявлявший о выходе на арену тигров.
Памела побледнела.
– Ох, боюсь, что Пав…
– Молчи, Женщина!
Луиза вздрогнула: Нэнси нарочно назвала Памелу самым обидным ее прозвищем, которое та заполучила в подростковом возрасте за излишне рано созревшую фигуру.
– Пав ничего не узнает. Мы всё устроим ночью, когда родители лягут спать. Сможем тогда бегать по всему дому, хоть в деревню уйти, если захотим.
– Главное только, чтобы репортеры, как всегда, не пронюхали, – сказал Себастьян, перехватив при этом взгляд Тэда.
В газетах начинался сущий праздник всякий раз, когда очередной юный пэр попадался на какой-нибудь дикой выходке. Впрочем, и сами издатели были не прочь лишний раз посодействовать развлечениям молодежи; поговаривали даже, что лорд Розермер[5] однажды опубликовал в «Ивнинг стандарт» подсказку для игры.
Клара захлопала в ладоши:
– Что, выберемся из города на природу? Туда, где ночью царит непроглядная тьма и все такое? Какая прелесть!
– Да, – кивнул Эдриан. – А еще Нэнси говорила, что у садовой стены есть кладбище.
Он многозначительно хмыкнул и качнулся на каблуках. Нэнси рассмеялась.
– И никаких машин, чтобы не реветь на всю округу. Будем ходить пешком. Пусть каждый сочинит подсказку, а в качестве ответа будет какой-нибудь тамошний предмет. Давайте уже проголосуем и разобьемся на пары.
Луиза мысленно одобрила их задумку: это будет отличный способ увеличить список гостей на праздник.
– И кто же победит? – задумалась Клара.
– Последний, кто останется в живых, естественно, – ответил Эдриан.
Вот так Эдриан Кертис, двадцати двух лет от роду, и организовал собственную смерть тремя неделями позже.
Глава 2
Гай Салливан заступил на службу в восемь утра и с тех пор успел оформить три обращения в полицию. Сперва в участок приехала одна престарелая леди поблагодарить молодого сержанта, который накануне снял с крыши ее малютку Тиблза, потом доставили пьяного мужчину, буянившего на улице, а нынче мирно спавшего в камере, и, наконец, принесли золотое кольцо, найденное, как ни удивительно, на Голден-сквер. Гай аккуратно заполнил бланки с заявлением и благодарностью, оформил должным образом находку и теперь стоял за стойкой, стараясь не зевнуть пятый раз подряд. Было всего пол-одиннадцатого утра, до обеда оставалось еще два часа, и целых семь – до окончания дежурства. Не то чтобы Гаю не нравилась его работа… Разве не об этом он мечтал – стать сержантом столичной полицейской службы? До сих пор он с гордостью полировал бляху на шлеме и начищал сапоги, чтобы те сияли ярче стекла. Но порой все-таки сомневался, что и впрямь приносит пользу обществу. Гай уже третий год служил в полиции – настоящей полиции, не железнодорожной, как прежде, – и хотел все-таки узнать: когда ему выпадет шанс стать сыщиком?