Ночью Уильям пришел к ней в спальню. Пока он выполнял свой долг, Альва заставляла себя думать о летнем Провансе, лавандовых полях и подсолнухах… Еще несколько толчков, он тихо простонал и задрожал всем телом.
Неожиданно она подумала, что все это унизительно даже для него.
Уильям слез с нее, пожелал доброй ночи и вышел из комнаты.
Спустя три недели не пришли месячные. Альва вызвала доктора, чтобы он подтвердил то, чего она и ждала и боялась больше всего. Сидя в противоположном конце салона, доктор задавал вопросы об аппетите (зверский), настроении (непостоянное), а также о том, сколько времени прошло с тех пор, как (он был необычайно деликатен) она чувствовала себя неважно в последний раз. Потом он осмотрел ее глаза, шею, кожу рук и вынес вердикт:
– Вполне вероятно, что вы и в самом деле в интересном положении. Не удивляйтесь, если по утрам начнете испытывать тошноту, – это скоро пройдет. – Он достал из кармана пальто блокнотик и что-то записал. – Я зайду к вам через несколько недель. Если возникнет необходимость, не стесняйтесь обратиться и раньше. Рассчитывайте на то, что ребенок родится в конце февраля или в начале марта. Ваш муж дома?
– Сейчас он скорее всего в офисе на Центральном вокзале. Или в клубе.
– В «Юнион»? – уточнил доктор и добавил: – Если понадобится, я загляну и туда, чтобы сообщить ему о вашем положении.
– Вы думаете, я не в состоянии сказать ему об этом самостоятельно?
– Не в состоянии? Нет, что вы, дело вовсе не в этом. Дело в авторитете. Я все-таки врач.
– А я буду вынашивать ребенка.
– Миссис Вандербильт, – сказал доктор, похлопав ее по руке. – Я всего лишь пытаюсь сэкономить время и избавить вас от неловкости. Если ваш супруг вдруг усомнится в новости, он пошлет за мной во время ужина. Если же мы поступим по-моему, сегодня вечером он придет домой с дорогим вином и цветами. Положитесь на меня.
Доктор оказался прав: Уильям принес и то, и другое, и в придачу фарфоровую музыкальную шкатулку, расписанную розами.
– Откройте же ее! – Он был в таком радостном возбуждении, что Альве показалось, он вот-вот завиляет хвостом.
Она подняла крышку. На черном бархате сверкала филигранная подвеска с бриллиантом размером почти с ноготь большого пальца.
– Поставщик камней моего знакомого проиграл мне в карты, поэтому мне удалось получить скидку. И все равно пришлось занять у отца, – сообщил Уильям, доставая подвеску из шкатулки. Он наклонился, чтобы застегнуть цепочку на шее Альвы. – Впрочем, я думаю, он забудет об этом долге – ведь он в вас души не чает.
– Уильям, как красиво, – сказала Альва, взяв подвеску в ладонь, чтобы рассмотреть поближе. Она была тяжелой, холодной, нелепой и очень ей нравилась.
– И это лишь начало! Представьте, сколько у вас будет драгоценностей, когда наш дом наполнится детскими голосами.
«Продолжение рода приносит спасение. И, по всей видимости, украшения».
Вслух же Альва произнесла:
– Я очень ценю ваше внимание. Благодарю вас.
– Леди должны получать награду за неудобства, которые им приходится переносить.
Глава 8
В красном платье со шлейфом и тяжелыми жемчугами на шее Альва вальсирует с Луи-Наполеоном у фонтана в Люксембургском саду. Императрица Евгения аплодирует им с высокого мраморного пьедестала. Звук аплодисментов нарастает, превращается в стук и топот, ее голос переходит в громкий лай…
Дверь в спальню Уильяма распахнулась, и собаки побежали вниз по лестнице, Уильям вслед за ними. Альва принялась искать спички, чтобы зажечь лампу.
Через лай собак из холла донесся голос Уильяма:
– Ради всего святого, что происходит?
– Сэр, Командор умирает, – прокричал человек.
– Кто тебя прислал? – спросил Уильям, успокаивая собак.
– Ваш отец, сэр.
– На этот раз он уверен?
– Кажется, да.
Наконец-то. Бедный Командор мучился уже несколько месяцев, а репортеры из «Таймс», «Уорлд», «Трибьюн», «Сан» и других газет околачивались у дома Вандербильтов день и ночь в ожидании его смерти. Начиная с весны, каждый из них надеялся первым поведать об этом миру, и уже не раз они опережали события, создавая громкими заголовками смятение на бирже. В июле газеты даже обошли вниманием столетие Дня независимости, ибо ходили слухи, якобы Командор уже одной ногой в могиле. Никто не думал, что умирать он будет так же яростно, как жил. Еще пару недель назад он подошел к окну своей спальни во втором этаже, поднял раму и прокричал:
– Будьте прокляты, грязные стервятники! Я еще не умер!
Уильям постучал к Альве и вошел в комнату. Босиком, с растрепанными волосами, в одной ночной рубашке, он напоминал Джорджа. Хотя молчаливый, задумчивый Джордж, который предпочитал обществу людей книги, был прямой противоположностью Уильяма. Настолько же он не походил на резкого и мрачного Корнеля или непоколебимого Фредерика. «Совершенно непонятно, что из него получится», – говаривал Уильям. «Но ведь он просто такой, как есть. Что в этом дурного?» – возражала Альва. «Чтобы добиться успеха в обществе, есть несколько способов. И для Джорджа ни один из них не подходит».
Гончие вбежали в спальню. Уильям свистом подозвал их к себе.
– Я полагаю, вы все слышали. Дед очень плох. Я должен к нему отправиться.
– Я поеду с вами.
– Вам не стоит беспокоиться… Особенно учитывая ваше положение.
– Но я хочу поехать, – солгала Альва. Меньше всего на свете ей хотелось видеть очередную смерть. – Ведь Элис приедет с вашим братом.
– Несомненно.
– Значит, и я обязана там быть. – Она откинула одеяло и встала, чтобы разворошить огонь.
– Вы стали такой…
– Круглой? – Альва положила руку на живот и выпрямилась.
Уильям отвел взгляд и развернулся к выходу.
– Я пришлю к вам служанку. Надо поторопиться.
Через минуту явилась Мэри. Она была совсем сонная, однако делала все быстро. Разобравшись с огнем в камине, она помогла Альве одеться. Сорочка. Панталоны. Чулки. Нижняя юбка. (Хоть корсет не нужен – наверное, это лучшее, чем сопровождалась беременность). Лиф. Кринолин. Юбка. Столько сложностей!
– Интересно, что бы случилось, заявись я туда в ночной рубашке?
– Думаю, миссис Ви велела бы вам уволить свою служанку, – улыбнулась Мэри.
– Значит, я почти готова пожертвовать тобой ради такого удовольствия, – вздохнула Альва.
Мэри быстро собрала ее волосы.
– Это все временно. И, кроме того, это благословение, не забывайте.
Альва не забыла. На самом деле, она наслаждалась месяцами беременности. Лучшее время ее замужества – не в последнюю очередь из-за того, что не нужно терпеть ночные визиты Уильяма.
– Да, Мэри, это благословение. Хотя я уже забыла, как выглядят пальцы у меня на ногах. Нет, ты только послушай меня! Прекрасный человек при смерти, а я жалуюсь, точно избалованный ребенок. Спасибо, что помогла, теперь ступай, возвращайся в кровать.
Снегопад укутывал притолоки и ступени тихих домов на Вашингтон-Плейс. Извозчик с трудом проехал через толпу довольных репортеров и любопытных зевак и остановился у дома под номером 10. Альва чувствовала облегчение – нет, не должен был Командор так долго болеть. Такому человеку не пристало тихо увядать, будто пораженная жучком осина, – ему полагалась милосердная смерть, как гибель могучего тополя в урагане. Хотя, конечно, просто так сдаться Командор не мог, не в его натуре подобное – будь он более покладистым, мягким и уступчивым, никогда не достиг бы того, чего достиг за восемьдесят три года своей жизни.
Конец ознакомительного фрагмента.