Войдя в комнату, он сразу охватил нас быстрым, испытующим взглядом, кивнул мисс Диллард и посмотрел на профессора.
– Скажите, пожалуйста, что случилось? Повозки и толпа на улице, страж у входа. Мне удалось проскользнуть мимо цербера, и Пайн впустил меня, а потом два человека в штатском потащили меня без церемоний наверх. Забавно, но неловко. А здесь, кажется, следователь. Здравствуйте, мистер Маркхэм.
Не дав сыщику ответить на приветствие, Белл Диллард объявила:
– Сигурд, пожалуйста, будь серьезен. Мистер Робин убит.
– Кок-Робин? Так чего же мог ожидать несчастный с таким именем? – Казалось, это известие нисколько не тронуло Арнессона. – И кто отправил его к праотцам?
– Кто это сделал, мы не знаем, – ответил Маркхэм с упреком в голосе. – Но мистер Робин был убит стрелой, пронзившей ему сердце.
– Очень подходящая смерть. – Арнессон сел на подлокотник кресла и вытянул свои длинные ноги. – Так естественно, что Кок-Робин убит стрелой из лука.
– Сигурд! – прервала его Белл. – Довольно ерничать. Ты знаешь, что Раймонд не мог такого натворить.
– Конечно, сестричка. – Арнессон пристально посмотрел на нее. – Я имею в виду орнитологического предка мистера Робина. – Он медленно повернулся к Маркхэму. – Так здесь действительно произошло таинственное убийство, с трупом, нитями преступления и прочей атрибутикой? Можете посвятить меня в суть событий?
Маркхэм вкратце обрисовал ему создавшееся положение, и математик выслушал с живым интересом. Когда отчет был окончен, он спросил:
– А лук не нашли на стрельбище?
– Ах! – заговорил Вэнс в первый раз после прихода Арнессона, как будто пробуждаясь от сна, и ответил за Маркхэма: – Очень дельный вопрос. Да, лук обнаружен как раз под окном клубной комнаты, меньше чем в десяти футах от трупа.
– Это, наверное, упрощает дело, – несколько разочарованно произнес Арнессон. – Остается только снять отпечатки пальцев.
– К несчастью, лук брали в руки, – объяснил Маркхэм. – Профессор Диллард поднял его и принес домой.
Арнессон с любопытством повернулся к старику:
– Чем вы руководствовались, сэр?
– Дорогой Сигурд, какие руководства? Я не анализировал своих чувств и эмоций. Мне пришло в голову, что лук – важная улика, вот я и отнес его в подвал. В качестве меры предосторожности до прихода полиции.
Арнессон сделал гримасу и подмигнул:
– Хотел бы я знать, какая подсознательная идея блуждала в вашем уме.
В дверь постучали, и Берк просунул голову в библиотеку.
– Доктор Доремус ждет вас внизу, мистер Маркхэм. Он закончил освидетельствовать труп.
Маркхэм встал и извинился.
– Не буду вас больше беспокоить. Мне предстоит долгая работа. Но я попрошу вас некоторое время оставаться наверху. Я увижусь с вами перед уходом.
Доремус нетерпеливо вышагивал туда-сюда, когда Маркхэм зашел в гостиную.
– Ничего сложного, – начал он, не давая Маркхэму возможности вставить даже слово. – Наш спортивный приятель убит стрелой с очень острым наконечником, проникнувшей в сердце через четвертое междуреберное пространство. Сильное кровоизлияние, внутреннее и наружное. Смерть наступила часа два назад, приблизительно в половине двенадцатого. Конечно, это только гипотеза. Признаков борьбы я не обнаружил. Смерть застигла жертву внезапно. На том месте, где голова при падении тела ударилась о твердый цемент, у погибшего вскочила большая шишка.
– Это весьма любопытно. – Тягучий голос Вэнса врезался в стаккато доктора. – Серьезный был удар?
Врач с удивлением посмотрел на сыщика.
– Достаточно серьезный, чтобы проломить череп. В затылочной части видна кровяная опухоль. Засохшая кровь в ноздрях и ушах, зрачки разной величины – все это указывает на пролом черепа. После вскрытия узнаю подробнее. – Он повернулся к следователю: – Есть еще вопросы?
– Пока нет. Только представьте поскорее протокол вскрытия.
– Вы получите его вечером. Сержант уже позвонил, чтобы прислали повозку.
И, пожав всем руки, Доремус торопливо ушел. Хэс стоял позади.
– Осмотр ничего особенного не дал, – пожаловался он, покусывая кончик сигары.
– Не падайте духом, сержант, – подбодрил его Вэнс. – Этот удар по затылку заслуживает самого пристального внимания. Я полагаю, что он не является только следствием падения.
Замечание произвело на сержанта заметное впечатление.
– Кроме того, мистер Маркхэм, – сказал он, – не было отпечатков пальцев ни на луке, ни на стреле. Дюбуа говорит, что их начисто вытерли. Есть пятнышко только на том конце лука, за который его поднял профессор. Больше никаких следов.
Несколько мгновений Маркхэм курил в мрачном молчании.
– А скобка ворот, ведущих на улицу, ручка двери в переулок между двумя домами?
– Ничего, – фыркнул Хэс. – Обе из грубого ржавого железа, на котором не остается отпечатков.
– Маркхэм, – вступился Вэнс, – в этом деле вы идете по ложному пути. Конечно, не будет никаких отпечатков. Кто поставит театральную пьесу и бросит на виду у публики все подпорки? Нам интересно узнать, почему этот режиссер пустился на такие эффекты?
– Не так-то это легко, мистер Вэнс, – вздохнул Хэс.
– А разве я говорю, что легко? Нет, сержант, это чертовски трудно. И даже хуже, чем трудно, – это хитро, темно… здесь есть что-то от лукавого.
Глава IV
Таинственная записка
Маркхэм решительно уселся у большого стола посреди комнаты и распорядился:
– Надо вызвать прислугу, сержант.
Хэс выскочил в переднюю и отдал приказ одному из своих людей. Через несколько минут высокий хмурый человек как-то развинченно, точно на шарнирах, вошел и остановился на пороге в почтительном ожидании.
– Это дворецкий, сэр, – объяснил сержант. – Его фамилия Пайн.
Маркхэм внимательно рассмотрел мажордома. Ему было около шестидесяти лет; голова его отличалась неправильной формой, руки и ноги были велики и несуразны. Одежда была аккуратно выглажена, но сидела на нем мешковато, высокий крахмальный воротничок казался слишком широким. Глаза под седыми густыми бровями были бледно-водянистого цвета, рот выглядел на одутловатом нездоровом лице какой-то некрасивой щелью. Несмотря на полное отсутствие внешней привлекательности, слуга производил впечатление ловкого и смышленого человека.
– Вы дворецкий профессора Дилларда? – спросил Маркхэм. – Как давно вы служите в этом доме?
– Уже десять лет, сэр.
– Значит, вы поступили сразу после того, как профессор оставил кафедру в университете?
– Думаю, что так, сэр, – низким звучным голосом пробасил Пайн.
– Что вам известно о трагедии, разыгравшейся сегодня утром?
Хотя Маркхэм задал этот вопрос внезапно, надеясь, вероятно, чего-нибудь добиться таким приемом, Пайн выслушал следователя с завидным спокойствием.
– Ничего, сэр. Я и не подозревал о случившемся, пока меня не позвал профессор Диллард из библиотеки и не велел поискать мистера Сперлинга.
– Значит, ваш хозяин сообщил вам о трагедии?
– Он сказал: «Мистер Робин убит, найдите мистера Сперлинга». И больше ничего, сэр.
– Вы уверены, что он употребил слово «убит»? – вмешался Вэнс.
Сначала дворецкий замешкался, но быстро овладел собой и с хитрецой произнес:
– Да, уверен. «Убит» – именно так он выразился.
– А вы видели тело мистера Робина во время поисков? – продолжал Вэнс, рассматривая какой-то рисунок на стене.
Пайн опять ответил не сразу.
– Да, сэр. Я отворил дверь из подвала, чтобы осмотреть стрельбище, и заметил бедного господина…
– Вас это, конечно, поразило, – сухо заметил Вэнс. – Может, вы случайно прикоснулись к телу, или к стреле, или к луку?
Водянистые глаза Пайна на мгновение оживились.
– Нет, сэр, зачем бы я это сделал?
– И вправду, зачем? – тяжело вздохнул Вэнс. – Но вы видели лук?
Пайн покосился на сыщика, будто стараясь вызвать в памяти первое впечатление.
– Я не помню, сэр, – пробормотал он.
Вэнс, по-видимому, потерял к дворецкому всякий интерес, и тогда Маркхэм возобновил допрос.
– Я слышал, что мистер Друккер, ваш сосед, заходил утром около половины десятого. Вы его видели?
– Да, сэр. Он всегда приходит через подвальную дверь; мы столкнулись возле буфетной, и он поздоровался со мной.
– Он покинул дом тем же путем?
– Наверное, но я был наверху, когда он уходил. Он живет в особняке за нашим домом…
– Знаю. – Маркхэм поерзал на сиденье. – Вы впустили мистера Робина и мистера Сперлинга сегодня утром?
– Да, сэр, около десяти часов.
– Может, вы слышали что-нибудь из их разговора, когда они ожидали в гостиной мисс Белл?
– Нет, сэр. Большую часть утра я был занят на половине мистера Арнессона.
– Это на втором этаже в задней части дома, – посмотрел на Пайна Вэнс, – комната с балконом, так?
– Да, сэр, все верно.
– Чрезвычайно интересно. С этого балкона профессор Диллард впервые увидел тело мистера Робина. Как же вы не слышали, что профессор входит в комнату? Вы ведь говорили, что узнали о трагедии, когда профессор позвал вас из библиотеки и велел отыскать мистера Сперлинга.
Лицо дворецкого побелело; я заметил, что пальцы его нервно сжимаются и разжимаются.
– Я мог отлучиться на минуту из комнаты мистера Арнессона, – с усилием объяснил он. – Да, скорее всего так. Вспоминаю, сэр, что я ходил в чулан за бельем…
– Ну и дела, – впал в апатию Вэнс.
Маркхэм курил, сосредоточенно разглядывая середину стола.
– Кто-нибудь еще приходил сегодня в дом? – спросил он.
– Никто, сэр, – поспешно ответил Пайн.
– И вы не можете дать какого-либо объяснения тому, что случилось?
Пайн покачал головой, устремив взгляд в пространство.
– Нет, сэр. Мистер Робин был веселый, всеми любимый молодой человек. Он был не из тех, кто внушает мысли об убийстве; если вы понимаете, что я подразумеваю.
Вэнс с удивлением поднял глаза.
– Нет, я не вполне понимаю, что вы подразумеваете. А откуда вы знаете, что это убийство? Может, несчастный случай?
– Я вообще ничего не знаю, сэр, – поправился слуга. – Но я кое-что понимаю в стрельбе из лука и сразу увидел, что мистер Робин убит охотничьей стрелой.
– Вы наблюдательны, – заметил Вэнс, – и в искренности вам не откажешь.
Стало очевидно, что никаких сведений от этого человека не добиться, и Маркхэм отпустил его, приказав Хэсу вызвать кухарку. Когда та вошла, я тотчас заметил внешнее сходство между отцом и дочерью. Это была некрасивая женщина лет сорока, высокая, угловатая, с продолговатым лицом и крупными руками и ногами. После нескольких предварительных вопросов выяснилось, что она вдова, фамилия ее Бидл, и пять лет назад, после смерти мужа, она поступила к профессору Дилларду по рекомендации Пайна.
– В котором часу вы вышли сегодня из дома? – спросил ее Маркхэм.
– В половине одиннадцатого или чуть позже.
Она, видимо, чувствовала себя неловко, и в ее голосе звучали тревожные интонации.
– А когда вернулись?
– Около половины первого. Меня впустил вот этот человек, – она покосилась на Хэса, – и обошелся со мной, как с преступницей. Меня в чем-то подозревают?
Хэс улыбнулся.
– Время названо точно, мистер Маркхэм. Она обиделась, что я не пустил ее вниз.
Маркхэм неодобрительно покачал головой.
– Вы что-нибудь знаете о том, что произошло здесь утром? – продолжил он, внимательно разглядывая женщину.
– Что же я могу знать? Я ведь была на рынке.
– Видели ли вы мистера Робина или мистера Сперлинга?
– Минут за пять до моего ухода они прошли мимо кухни в комнату для упражнений в стрельбе.
– Слышали вы что-нибудь из их разговора?
– Я не подслушиваю за дверьми.
Маркхэм сердито поджал губы и собрался выпалить что-то резкое, но Вэнс опередил его:
– Следователь полагал, что, вероятно, дверь была приоткрыта, и вы могли случайно уловить что-нибудь из их разговора, несмотря на ваше похвальное желание не подслушивать.
– Да, дверь, вроде, была приоткрыта, но я ничего не слышала, – недружелюбным тоном ответила женщина.
– Значит, вы не знаете, находился ли еще кто-нибудь в клубной зале?
Бидл прищурилась и с недоверием поглядела на Вэнса.
– Может, и был кто-нибудь. Я как будто слышала голос мистера Друккера, – ядовито произнесла она, и на ее губах обозначилась кривая ухмылка. – Он заходил нынче рано утром к мистеру Арнессону.
– Точно? – удивился Вэнс. – Вы его видели?
– Я видела, как он пришел, но не заметила, когда он вышел. Он постоянно толчется в доме.
– Вот не подумал бы! Да, между прочим, через какую дверь вы отправились на рынок?
– Через парадную. С тех пор как мисс Белл сделала из подвала клубную залу, я всегда хожу через парадную дверь.
– Сегодня утром вы не входили в стрелковую комнату?
– Нет.
Вэнс выпрямился в кресле.
– Спасибо за помощь. Вы свободны. – Когда кухарка вышла, он встал и подошел к окну: – Мы тратим силы впустую, Маркхэм, – сказал он. – Мы ничего не добьемся ни от прислуги, ни от членов семейства. Надо пробить психологическую стену и лишь тогда бросаться на приступ. В здешнем семействе у каждого свои сокровенные переживания, и каждый боится, чтобы они не просочились наружу. Каждый говорит меньше, чем знает. Неприятно, но верно. Все, что мы узнали, не связано одно с другим, и если хронологически события не совпадают, следовательно, они произвольно искажены. Во всех этих россказнях я не нашел ни намека на внутреннюю связь.
– Может, и в самом деле связи нет, – ответил Маркхэм, – но мы никогда не найдем ее, если прекратим допросы.
– Ты слишком доверчив. – Вэнс подошел к столу. – Чем больше мы задаем вопросов, тем больше запутываемся. Даже показание профессора Дилларда не вполне правдиво. Он что-то скрывает. Арнессон своим вопросом коснулся самого живого места. Ловкий парень этот математик. Девушка тоже старается выпутать себя и свою компанию, чтобы и пятнышка на них не осталось. У Пайна явно что-то на уме, хитрит и изворачивается. На лице его маска, которая прикрывает разные мысли, но никакими вопросами до них не докопаешься. Какая-то фальшь и относительно его утренних занятий. Он говорил, что провел все утро в комнате Арнессона, но явно не знал, что профессор дышал свежим воздухом на балконе своего приемного сына. Как такое возможно? И эта его отлучка в чулан более чем подозрительна. Из показаний Бидл следует, что она не любит слишком общительного мистера Друккера и постаралась вмешать его в это дело. Она думает, что слышала его голос в злополучной комнате. Но кто поручится, так ли это? Все это мы и должны разузнать. Надо вежливо поговорить с самим мистером Друккером…
Послышались шаги на лестнице, и в дверях появился Арнессон.
– Ну, кто же убил Кок-Робина? – насмешливо спросил он.
Маркхэм встал с неприветливым видом и уже хотел выразить неудовольствие, но Арнессон поднял руку.
– Простите, одну минуту. Я пришел предложить свои услуги благородному делу правосудия, обывательского правосудия, потому что с философской точки зрения никакого правосудия, никакой справедливости не существует. – Он сел напротив Маркхэма и цинично усмехнулся. – Печальный факт неожиданной кончины мистера Робина взывает к моей научной натуре. Это интересная проблема, в ней чувствуется математический привкус: имеется ряд точных данных, и из них надо определить некоторые неизвестные величины. Я как раз тот гений, который способен решить эту задачу.
– А как вы будете ее решать, мистер Арнессон? – Маркхэм уважал ум и знания этого человека и чувствовал под его насмешливым легкомыслием серьезные намерения.
– Я пока не составил уравнения. – Арнессон вытащил из кармана старую трубку и вертел ее в руках. – Мне всегда хотелось поработать в сыскном деле – ненасытное любопытство физика, – и у меня давно уже создалась теория, что математика выгодно приложима к решению пошлых, мелочных вопросов жизни на этой ничтожной планете. В мире есть закон, и я не вижу достаточных причин утверждать, что сущность и положение преступника не могут быть открыты таким же способом, каким открыли планету Нептун, то есть изучением нарушений правильности движения Урана по орбите. – Арнессон замолчал и стал набивать трубку. – Вот я и желаю применить к этой запутанной чепухе методы открытия Нептуна. Мне нужны данные, и я пришел просить довериться мне и сообщить факты; давайте организуем некое интеллектуальное товарищество. Решая эту проблему, я попутно докажу свою теорию, что математика лежит в основе всякой истины. Согласны?