– Все остается в таком виде, понятно? – Она обернулась к нам. – Никто ни к чему не прикасается. Вы меня поняли? Пит? Милли?
Она снова выходит на лестницу и начинает подниматься, но на середине пролета ее останавливает Милли:
– Извините! Вы собираетесь войти в мои личные апартаменты?
– А если и так?
– Вы можете проинспектировать мое жилище и личные вещи только после заранее врученного письменного уведомления, подписанного компетентным начальником Головного офиса. – Милли произносит это на одном дыхании, без модуляций и, как я подозреваю, после соответствующих репетиций. – А пока я попрошу вас уважать частную жизнь, как того требуют мой возраст и мое положение.
Реакция Лоры попахивает таким кощунством, что даже Оливер Мендель в лучшие дни не позволил бы себе подобного.
– Это почему, Милл? Вы что, кого-то у себя прячете?
Закодированный кот исчез. Мы стоим в Средней комнате, названной так после того, как мы с Менделем когда-то разобрали старую фанерную перегородку. Если посмотреть с улицы, то вы увидите еще одно грязное занавешенное окно на первом этаже. А вот изнутри картина другая: нет никакого окна, потому что однажды в субботу, метельным февральским вечером, мы заложили его кирпичом, и с тех пор здесь царит вечная темнота, пока не включишь лампочки в зеленых абажурах, какие вешают в казино над игровым столом. А мы их нашли в Сохо, в какой-то лавчонке.
В центре комнаты стоят два громоздких викторианских стола. Один принадлежал Смайли, а вторым изредка пользовался Хозяин. Их происхождение оставалось загадкой, пока как-то вечером Смайли не рассказал нам за скотчем, что это кузина Энн распродавала обстановку в Девоне, чтобы заплатить налог на наследство.
– А это что за жуть такая, свят, свят, свят?
Глаза у Лоры загорелись, что неудивительно. На стене, позади стола Хозяина, висит большая схема, три на два фута. Жуть? Я бы не сказал. Угрожающая жизни – это да. Я безотчетно хватаю ясеневую трость, что висит на спинке стула Хозяина, и читаю целую лекцию, которая должна не столько просветить, сколько отвлечь ее внимание.
– Вот это, Лора, – указываю тростью на лабиринт из цветных линий и названий, чем-то напоминающий головоломную карту лондонской подземки, – доморощенная репрезентация нашей восточноевропейской разведывательной сети под кодовым названием “Мэйфлауэр”, существовавшей до “Паданца”. Вот – глава всего, основатель и вдохновитель тайной сети, ее оперативного центра и всего контура, дальше – его непосредственные источники и, по убывающей, другие источники, добровольные и прочие, с конспективным описанием их продукции и рейтинга в Уайтхолле и с нашей внутренней оценкой их надежности по шкале от одного до десяти.
Я снова вешаю трость на спинку стула. Похоже, мне не удалось ни отвлечь внимание Лоры, ни ее запутать. Она внимательно изучает кодовые имена, ставя против каждого галочку. За моей спиной Милли тихонько покидает комнату.
– Об операции “Мэйфлауэр” мы кое-что знаем, – произносит Лора тоном учительницы. – Сохранилось случайное досье, которое вы любезно оставили в общем архиве. Есть у нас и собственные источники. – Она дает мне несколько секунд на то, чтобы переварить эту информацию. – А почему все проходят под названиями садовых растений?
– Тематический подход, Лора. – Я стараюсь по возможности поддерживать высокомерный тон. – “Мэйфлауэр”[6] и все в том же духе. Корабельную тематику мы не трогали.
И снова она меня проигнорировала.
– И что означают эти звезды?
– Радиосигналы, Лора. Не звезды. Образно выражаясь, искры. В случаях, когда полевикам выдавались радиоприемники. Красный – активный, желтый – потаенный.
– Потаенный?
– Зарытый в землю. Обычно в тонкой клеенке.
– Если я прячу, то я прячу, – сообщает она мне, продолжая разбираться с кодовыми именами на схеме. – А не таю. Избавьте меня от своего шпионского жаргона. Я не член мужского клуба. А это что за плюсы? – Она ткнула пальцем в кружок с соответствующим значком.
– Не плюсы, Лора, а крестики.
– Агенты, которых выдали?
– Которые вышли из игры.
– В смысле?
– Погорели. Отказались. Разные причины.
– А с этим что произошло?
– С Фиалкой?
– Да. Что произошло с Фиалкой?
Прижимает меня к стенке? Похоже на то.
– Фиалка пропала. Подозревали допросы с пристрастием. Работала в Восточном Берлине с пятьдесят шестого по шестьдесят первый. Возглавляла команду наблюдателей за подвижным составом. Все зафиксировано… – Имея в виду: читайте сами.
– А этот парень? Тюльпан?
– Тюльпан – женщина.
– А хэштег?
Уж не для того ли она так долго выжидала, чтобы ткнуть пальчиком именно в этот кружок?
– Хэштег, как вы его назвали, – это символ.
– Догадываюсь. Символ чего?
– Тюльпан была православного вероисповедания, поэтому ей присвоили соответствующий крест. – Я делаю все, чтобы мой голос не дрогнул.
– Кто присвоил?
– Женщины. Две сотрудницы.
– Каждый верующий агент получал крест?
– Православные убеждения Тюльпан отчасти мотивировали ее работать на нас. О чем и говорит крест.
– Ее судьба?
– Исчезла с наших экранов, увы.
– У вас тогда не было экранов.
– Не исключено, что решила закруглиться. С пехотинцами такое случается. Прерывают контакты и пропадают с концами.
– На самом деле ее звали Гамп, так? Как зонтик[7]. Дорис Гамп?
То, что я сейчас испытываю, тошнотой не назовешь. По крайней мере, с желудком это никак не связано.
– Возможно. Гамп. Да, кажется, так. Удивительно, откуда вам это известно.
– Может, вы не все досье украли. Это была большая потеря?
– Что именно?
– Ее решение закруглиться.
– Не думаю, что она объявила о своем решении. Просто перестала выходить на связь. В каком-то смысле – да, потеря. Тюльпан была важным источником. Солидным, да.
Перебор? Недобор? Легковесно? Она это обдумывает. Пауза затягивается.
– Мне казалось, вас интересует “Паданец”, – напоминаю я ей.
– Нас интересует всё. “Паданец” – лишь зацепка. Что случилось с Милли?
Милли? Ах да, Милли. Не Тюльпан.
– Когда?
– Сейчас. Куда она ушла?
– Вероятно, к себе наверх.
– Вы ее не позовете? Меня она ненавидит.
Я открываю дверь, а за ней стоит Милли со своей связкой ключей. Протиснувшись мимо нее, Лора устремляется дальше по коридору с планом дома в руке. Я отстаю.
– Где Джордж? – шепотом спрашиваю у Милли.
Она мотает головой. Не знает? Не спрашивать?
– Милли, ключи!
Она добросовестно отпирает двойные двери в библиотеку. Лора делает шаг вперед и тут же, как в дешевом фарсе, два назад с дежурным воплем “Мать честная!”, который наверняка разбудил всех мертвых в Британском музее. Не веря своим глазам, она приближается к полкам, уставленным потрепанными томами от пола до потолка. Осторожно берет восемнадцатый том разрозненного тридцатитомного собрания “Британской энциклопедии” 1878 года. Открывает, с удивлением пролистнув несколько страниц, швыряет на столик и снимает с полки “Путешествия по Аравии и не только” 1908 года, тоже разрозненное собрание, стоившее (как ни странно, помню) пять шиллингов и шесть пенсов за том, один фунт за все собрание, после того как Мендель сбил цену у торговца.
– Вы мне не объясните, кто читает или читал эту белиберду? – спрашивает меня Лора.
– Все, кто был допущен к операции “Паданец” и имел на то основания.
– В каком смысле?
– Джордж Смайли считал, – я стараюсь отвечать с максимальным достоинством, – что раз уж бог не дал нам укрепленной крепости на берегу Темзы, то естественное укрытие лучше всякой физической защиты. И что если зарешеченные окна и стальной сейф лишь провоцируют местного бандита на преступление, то не родился еще такой вор, который бы мечтал о бумажном ворохе…
– Покажите мне, о’кей? Все, что вы украли. И перенесли сюда.
Я залезаю на стремянку перед камином, заваленным высохшими цветами, и выуживаю с верхней полки “Путеводитель по френологии для широкого читателя” Генри Рамкена, доктора наук, выпускника Кембриджского университета; страниц в ней нет, зато есть папка из буйволовой кожи. Передав ее Лоре, я возвращаю книгу доктора Рамкена на место и спускаюсь на твердую землю. Лора присела на подлокотник кресла и изучает добычу. Милли снова исчезла.
– Здесь упоминается некто Пол. А как его зовут дома? – напускается на меня Лора.
На этот раз мне не удается идеально выдержать ровный тон.
– Дома его никак не зовут, Лора. Потому что он уже на том свете. Имя Пауль, по-немецки, среди прочих имен прикрытия, Алек Лимас использовал в Берлине в кругу своих пехотинцев. – Взяв себя в руки, я продолжаю уже более непринужденно: – Имена он все время менял. Не особенно доверял людям вокруг. Или, скажем так, не доверял Лондонскому управлению.
Последнее ее заинтересовало, хотя она старается этого не показывать.
– Здесь все файлы? От и до? Все, что вы украли, спрятано в старых книгах, так?
Возможность ее просветить доставляет мне удовольствие.
– Боюсь, что не все, Лора. Джордж придерживался правила: сохранять минимум. Остальное в шредер. Обрезки сжигались. Такое правило.
– А где шредер?
– Вон там в углу.
Она его только сейчас заметила.
– Где сжигали?
– В этом камине.
– Акты об уничтожении имущества составлялись?
– Тогда бы нам пришлось сжигать и акты, разве нет?
Пока я наслаждаюсь своей маленькой победой, она переводит взгляд в дальний темный угол, где висят рядом две фотографии мужчин, стоящих в полный рост. На этот раз не раздается дежурный вопль “Мать честная!”, она просто крадучись направляется туда, словно опасаясь, что они сейчас улетят.
– А эти красавцы кто?
– Йозеф Фидлер и Ганс-Дитер Мундт. Соответственно глава и замглавы оперативного управления Штази.
– Слева у нас кто?
– Фидлер.
– А подробнее?
– Немецкий еврей из академической семьи, родители погибли в концлагере. Изучал гуманитарные науки в Москве и Лейпциге. Потом попал в Штази. Шустр, умен, терпеть не может стоящего с ним рядом.
– Мундта.
– Методом исключения – да, Мундта, – соглашаюсь я. – Имя: Ганс-Дитер.
Ганс-Дитер Мундт в двубортном костюме, застегнутом на все пуговицы. Руки убийцы прижаты к бокам, с презрением глядит в камеру. Как будто присутствует на казни. То ли чужой, то ли собственной. В любом случае выражение лица уже не изменится, а ножевая рана на щеке уже не заживет.
– Ваш объект, да? Человек, которого ваш дружок Алек Лимас должен был убрать? Вот только Мундт сам убрал Алека Лимаса, верно? – Она возвращается к Фидлеру. – А Фидлер был вашим суперагентом? Главным поставщиком секретной информации. Великим добровольцем. Записался, но так и не появился. Просто оставлял у вас на крыльце горячие разведданные и тихо исчезал, не показав лица. Раз за разом. И вы до сих пор толком не знаете, являлся ли он вашим пехотинцем, так?
Я набираю в легкие побольше воздуха.
– Все полученные нами материалы по “Паданцу”, исключительно самотек, указывали на Фидлера. – Я старательно подбираю каждое слово. – Мы даже спрашивали себя, не готовится ли он стать перебежчиком. Может, потому заранее, так сказать, и пускал хлеб свой по водам[8].
– Из ненависти к Мундту, бывшему нацисту, который, в сущности, так и не покаялся?
– Это мог быть один из мотивов. Плюс разочарование демократией – или отсутствием таковой – в Германской Демократической Республике, она же ГДР. Подозрение, что коммунистический бог его предал, превратилось в уверенность. В Венгрии контрреволюция была жестоко подавлена Советами.
– Спасибо. Где-то я об этом читала.
Еще бы не читала. Она же сама История.
В дверях появились двое взъерошенных подростков, парень и девушка. Сначала я подумал, что они вошли через задний ход, где нет звонка. А вторая мысль – диковатая, признаюсь, – что это истица Карен, дочь Элизабет, и ее партнер Кристоф, сын Алека, хотят наложить арест на гражданское лицо. Лора привстает на стремянке, чтобы придать себе дополнительный вес.
– Нельсон. Пепси. Поздоровайтесь с Питом, – командует она.
– Привет, Пит.
– Привет, Пит.
– Привет.
– О’кей. Слушайте сюда. Отныне территория, где вы находитесь, считается местом преступления. А еще это территория Цирка. Включая сад. Каждый клочок бумаги, досье, любой обломок, настенные чертежи, плитка с крючками, содержимое выдвижных ящиков и книжных полок – все является собственностью Цирка и, потенциально, судебной уликой, а следовательно, должно быть скопировано, сфотографировано и описано. Так?
Никто не возражает, что это не так.
– Пит – наш книгочей. Читать он будет здесь, в библиотеке. Он будет читать. Инструктировать и допрашивать Пита будем мы с шефом правового отдела. Только мы. – И снова взъерошенным юнцам: – Вы поддерживаете с Питом светскую беседу, так? Вежливый тон. Не касаетесь материалов, которые он читает, или причин, по которым он их читает. Вам все это уже известно, так что я говорю Питу. Если у одного из вас возникнут подозрения, что Пит или Милли, случайно или сознательно, пытаются унести документы или какие-то предметы из помещения, вы немедленно известите об этом правовой отдел. Милли…
Ответа не последовало, но она стоит в дверях.
– Ваше личное пространство… вашу комнату… использовали или сейчас используют в интересах Службы?
– Мне об этом ничего не известно.
– Есть ли там специальное оборудование? Камеры? Жучки? Секретные материалы? Досье? Бумаги? Официальная переписка?
– Нет.
– Пишущая машинка?
– Моя собственная. Куплена мной на мои личные деньги.
– Электрическая?
– Механическая. “Ремингтон”.
– Радиоприемник?
– Беспроводной. Мой личный. Куплен мной.
– Магнитофон?
– На батарейках. Куплен мной.
– Компьютер? Айпад? Смартфон?
– Обычный телефон.
– Милли, вы только что получили письменное уведомление. Оно в почтовом ящике. Пепси, проводите, пожалуйста, Милли в ее комнату. А вы, Милли, будьте добры оказывать ей любую помощь, какая понадобится. Здесь все должно быть разобрано по косточкам. Пит?
– Да, Лора?
– Как я могу распознать задействованные тома на этих полках?
– Все книги quarto[9] на верхней полке, с фамилиями авторов от А до Р, должны содержать бумаги, если они еще не уничтожены.
– Нельсон. Вы остаетесь здесь, в библиотеке, до приезда команды. Милли…
– Что еще?
– Велосипед в прихожей. Пожалуйста, уберите. Он мешает проходу.
В Средней комнате мы впервые сидим вдвоем, Лора и я. Она предложила мне кресло Хозяина, но я предпочитаю место Смайли. Она откинулась бочком в кресле Хозяина – то ли расслабилась, то ли себя подает.
– Я адвокат, так? Офигенный адвокат. Сначала частные клиенты, затем корпоративные. Потом всех послала и попросилась в вашу тусовку. Я была молодой, красивой, и меня кинули на Историю. Чем с тех пор и занимаюсь. Каждый раз, когда прошлое грозит укусить Службу за задницу, на помощь зовут Лору. А “Паданец”, можете мне поверить, чреват серьезными укусами.
– Вы должны быть довольны.
Если она и уловила иронию в моих словах, то решила ее проигнорировать.
– А от вас мы хотим, как ни пошло это прозвучит, правды и только правды. Забудьте о своей лояльности Смайли и компании. Так?
Все не так, да стоит ли отвечать?
– Узнав всю правду, мы поймем, как ее употребить. Возможно, и в ваших интересах, если они совпадут с нашими. Моя задача – отвести кувалду, пока она не ударила по голове. Вы же тоже этого хотите, так? Чтобы без скандалов, даже если они остались в прошлом. Они отвлекают, они бросают тень на настоящее. Наша Служба – это прежде всего репутация и красивая вывеска. Сдача своих, пытки, тайные заигрывания с психопатами и садистами – все это вредит репутации, нашему делу. Значит, у нас общие интересы, так?