– Разумеется, Каллиопа – моя племянница, – решительно заявила тетя Серафина. Когда-то миссис Бартл называла Калли «племянницей» так, словно оказывала ей огромное одолжение. Ей не хотелось признавать свое родство с внебрачной дочерью своей младшей сестры. То, что теперь она откровенно признавала истинное положение дел, убедило Калли, что произошло недоразумение.
– Спасибо, тетя, – искренне ответила она.
– Конечно… Поэтому вы, наверное, желаете ей счастья, – продолжал Гидеон так мягко, что Калли не поняла, почему тетка заерзала под его суровым взглядом. – Ведь так?
– Конечно. Именно поэтому я никогда не поощряла Каллиопу к тому, чтобы она искала общения с вами, – отрезала тетя Серафина, как будто решив начать военные действия.
– И может быть, вы поощряли ее и к тому, чтобы она не отвечала на мои письма?
Калли с большим трудом удалось не ахнуть вслух. Значит, он писал ей не один раз?! Одноединственное письмо способно было смягчить раны в ее сердце, но он, кажется, сказал «письма»? Они стали бы мостиком между прежними Калли и Гидеоном и новым миром, в котором она после его отъезда совершенно не ориентировалась. Она настороженно наблюдала за мужем и теткой, гадая, кто из них сейчас лжет.
– Понятия не имею, о чем вы, – буркнула тетя Серафина, но за ее невозмутимым фасадом были заметны красноречивые признаки волнения.
– У вас, мадам, весьма гибкая память! – усмехнулся Гидеон.
– Наоборот, очень негибкая в том, что касается вас, молодой человек! Для меня время не стерло ваши былые грехи, пусть даже моя племянница сегодня как будто забыла о них. Возможно, я и утаила пару писем от Калли, когда мы сюда переехали, но в то время она находилась не в том состоянии, чтобы читать ваши своекорыстные оправдания того, что вы тогда сделали.
Воспоминания о том, каким болезненным был тот период ее жизни, заставили Калли бросить на мужа испепеляющий взгляд и задуматься, почему она усомнилась в единственном человеке, который тогда поддержал ее.
– Благодарю вас, тетя Серафина. И я тоже не думаю, что можно как-то оправдать то, что ты сделал, Гидеон.
Он выдержал ее взгляд, как будто ему нечего было стыдиться, и вдруг Калли ощутила страшную усталость. Скорее бы он объяснил, что за дело привело его к ней, и уехал!
– Разумеется, нельзя, – ответила за него тетка.
Гидеон собирался что-то сказать, но тут вошла Китти и объявила, что ужин готов, – никто не успел произнести ни слова. За столом они вели лишь светскую беседу. В столовой постоянно присутствовали горничные; они то входили, то выходили, да и Китти навострила уши, надеясь что-нибудь подслушать, чтобы позже можно было посплетничать.
Калли с трудом досидела до конца ужина. Ей даже, несмотря на усталость, удалось не наговорить лишнего. Она чувствовала себя в сильном замешательстве всякий раз, как смотрела на Гидеона и гадала, прав ли он, выдергивая ее из той жизни, которую она привыкла вести без него. Может быть, тетя Серафина в самом деле хочет лишь защитить ее, Калли? Если бы ей самой нужно было выбирать: ложь во спасение или душевное спокойствие близкой родственницы… неизвестно, как бы она справилась с дилеммой, стоявшей перед теткой!
Калли вдруг ясно поняла: в таких вопросах она предпочла бы все решать сама. Она имела право знать, что Гидеон пытался связаться с ней и даже вернуть ее. Сначала она бы, конечно, ничего не стала слушать, а потом? Может быть, подумалось ей. Наверное, она достойна презрения, потому что проявила слабость… Но доверять тете Серафине, как прежде, она уже не может.
– По-моему, сегодня будет гроза, – объявила тетка, как только стало ясно, что никто больше не проглотит ни кусочка.
Калли понятия не имела, что ест, потому что мысли у нее блуждали. Видимо, отвечала она тоже невпопад. Дедушка пришел бы в ужас от ее сегодняшней невоспитанности. Интересно, заметил ли что-нибудь хоть один из тех, кто сидел с ней за столом. Очевидно, нет: оба были слишком поглощены тем, что не сводили друг с друга подозрительных взглядов, и совершенно не стремились поддерживать легкую застольную беседу.
– Ваш конюх уверяет, что еще несколько дней погода не изменится. Согласен, сегодня так душно, что в любой миг может начаться гроза, – сказал Гидеон, упорно не обращая внимания на то, что напряженная атмосфера за столом никак не связана с летней жарой. Он озабоченно покосился на Калли, и она поняла: он, как может, старается не тревожить ее еще больше, сегодня она и так встревожена без меры.
– Гидеон, я уже не боюсь грома и молнии, как раньше, – произнесла она. После того как их крошечная дочка Грейс умерла, едва успев родиться, погода почти перестала ее волновать. Кроме того, ей часто приходится успокаивать перепуганных школьниц.
– Рад слышать, однако ты выглядишь усталой, дорогая. Наверное, нам всем лучше лечь спать пораньше и постараться выспаться, несмотря на ужасную жару, – заметил он.
– Где ты будешь спать? – неосторожно спросила она и покраснела, представив себе самый явный, но совершенно невозможный ответ: муж, естественно, спит в одной постели с женой.
– Очевидно, здесь летом множество пустующих комнат, – небрежно ответил он, как будто подобная мысль не приходила ему в голову.
– В таком случае я попрошу Китти приготовить тебе постель, – сдавленно проговорила Калли. Она не пустила бы его, если бы он и пожелал спать с ней в одной постели, но ей стало немного обидно из-за того, что он даже не попытался.
– Не нужно, судомойка уже нашла мне постельное белье и застелила постель. Придется мне ночевать в каморке какой-то старшей ученицы: постели, в которых спят юные леди, коротковаты для взрослого мужчины. – Он пожал плечами, давая понять, что прекрасно понимает все ее внутренние метания.
Калли наморщила лоб. С чего она взяла, что он настолько бесчувственный, что может потребовать от нее исполнения супружеского долга после того, как она упала в обморок, едва увидев его?
– Тетя, позвольте мне в таком случае пренебречь правилами хорошего тона и пойти спать пораньше! Я очень устала.
– Конечно, иди, милая. Ничего удивительного, что ты измучена, – сегодня ты перенесла сильный удар… Правда, я по-прежнему понятия не имею, что ты делала одна на дороге.
Калли решила сделать вид, будто не слышала последний вопрос. Она послушно поцеловала подставленную теткой щеку, а Гидеона наградила взглядом, который словно говорил: попробуй сделать то же самое! Конечно, он не ожидает, что она возобновит их семейную жизнь с того места, на котором она прервалась? Скорее всего, нет – ведь он заранее позаботился об отдельной спальне для себя.
Пожелав мрачной Серафине спокойной ночи, Гидеон ушел в узкую каморку старшей ученицы – ее семья оказалась не настолько богатой, чтобы позволить ей продолжать образование, не исполняя роли бесплатной учительницы для самых маленьких учениц. Он не сомневался в том, что Калли старается как можно лучше приготовить бедную воспитанницу к жизни гувернантки или школьной учительницы, но ее тетка наверняка заботится лишь о том, чтобы содержание бедняжки обходилось как можно дешевле.
Его передернуло при мысли о том, что его собственной дочери пришлось бы выдерживать такую жизнь в школе-пансионе, к тому же без Калли, которая смягчала бы острые углы. Должно быть, он очень устал, потому что при воспоминании об умершей дочери на глаза у него навернулись слезы. Они столького лишились после того, как малютка Грейс умерла, едва родившись… Сейчас их дочка была бы уже не такой маленькой. Девять лет, думал он, раздеваясь и снимая зауженный по моде летний сюртук, шейный платок и жилет. Он почти слышал веселый девичий смех, когда дочка заглядывает в комнату отца, проверяя, спит ли он и заметил ли, как она прокралась вниз после того, как все улеглись спать. А может быть, к этому времени Грейс была бы старшей из целой ватаги их отпрысков. Она наверняка уводила бы младших на кухню, чтобы полакомиться тем, что осталось в кладовке после ужина, или выманивала их ночью в сад гулять при луне, рвать клубнику и смотреть на котят в хижине садовника. Как же ему ее недоставало! Теперь, когда он – впервые за много лет – находился под одной крышей с ее матерью, ему показалось, что и девочка тоже должна быть здесь. Даже намек на возможность снова начать нормальную семейную жизнь настолько оживил их дочь в его сознании, что ему едва ли не казалось, что он может до нее дотронуться. Единственный призрак, которого он отчаянно хотел увидеть, никогда не придет, никогда не позволит полюбоваться на себя; его девочка всегда останется вне пределов его поля зрения. Лишь иногда ему будет что-то мерещиться – странный тихий смех, чей-то радостный взгляд… Игра воображения!
– Ах, Калли, как бы мы любили нашего ангелочка-дьяволенка, – прошептал он в душную темноту – и сразу же обозвал себя дураком.
Надежда – почти такой же плохой спутник, как отчаяние в тишине этой душной ночи. Да, есть слабая вероятность того, что они с Калли начнут все сначала, но ничего не получится, если она и дальше будет доверять тетке, которая внушает ей, что думать и как себя вести. Он мог бы насильно навязаться жене; мог увезти ее отсюда и показать, насколько извращенно тетка представляет его и остальной мир. По закону он имеет право заставить ее снова жить с ним одной семьей. Но такая жизнь будет немногим лучше жизни совсем без нее… А что, если она не согласится? Он с горечью вздохнул, представив себе безрадостный и унылый семейный союз. Злясь на себя за то, что он всегда хочет целого, когда можно довольствоваться и частью, он, стараясь не шуметь, открыл окно и стал прислушиваться к ночным звукам. Он давно понял, что простуды бояться не стоит – в темноте кроются гораздо более серьезные угрозы. Слишком взволнованный для того, чтобы до конца раздеться, он снял туфли и откинул покрывало на узкой постели. Пусть хотя бы тело отдохнет, пока мысли в голове кружат и кружат, как белка в колесе.
– Доброе утро! – приветствовала Калли Гидеона на следующий день.
Она еще не совсем проснулась. Почти всю ночь она беспокойно ворочалась, не в силах сомкнуть глаз, а потом вдруг заснула так крепко, как не спала уже неделю. Когда Гидеон вошел в малую столовую, сердце у нее затрепетало. Какой он сильный, полный жизни… и какой красивый! В глубине души она тосковала по нему каждый день и каждый час с тех пор, как они расстались. Теперь, когда ее любимый вернулся, она снова увидела жизнь в ярких красках. Правда, она по-прежнему не знала, зачем он приехал, и смотрела на него настороженно.
– В самом деле доброе? Я думал, что сейчас уже вечер – так долго пришлось ждать, когда же моя госпожа покинет свою опочивальню, – поддразнил он, и Калли поморщилась, а затем бросила внимательный взгляд из-под длинных ресниц.
– Откуда у тебя синяк под глазом? – спросила она.
– Ты имеешь полное право спрашивать.
– Что я и делаю. – Она сурово нахмурилась, и он понял, что на сей раз от нее не отделаешься ничего не значащим пожатием плеч.
– Мне пришлось провести ночь в незнакомом доме. Может быть, в темноте я налетел на дверь? – предположил он с таким видом, будто и ему самому такое предположение казалось маловероятным.
– На дверь с кулаком?
– Это был не кулак, а большой кувшин. Наверное, мне надо благодарить горничную верхних покоев за то, что в то время в ее руках не было ночного горшка.
– Чего ради ты по ночам гонялся в темноте за горничными?
– Если бы даже мне пришло в голову бегать за служанками, я скорее готов гоняться за развратной Горгоной, чем за этой хитрой лисой, – тихо сказал он и закрыл дверь, прекрасно понимая, что Китти станет подслушивать, если ей дадут хоть малейшую возможность. – Рано утром я услышал, как кто-то крадется по дому, – нехотя признался он.
– Китти в самом деле хитрая и нечестная, но она может входить в любую комнату в доме при свете дня. Зачем ей рыскать в темноте?
– Очевидно, она услышала, что кто-то наверху ходит на цыпочках, и решила, что на чердак забрался вор. Восхищаюсь ее смелостью, но мне противно ее любопытство.
– Она вышла из своей комнаты посреди ночи, чтобы поймать вора, а в качестве оружия захватила кувшин для воды? Не знаю, что это – смелость или безрассудство.
– И я не знаю, – с озабоченным видом ответил он. – Так или иначе, я на нее наткнулся. Тот, кто рыскал по дому, услышал шум и бежал, пока Китти применила свое оружие на мне.
– Кстати, сегодня ночь была довольно светлой и было так жарко, что трудно спать. Неужели больше никто ничего не заметил? А если так, скорее всего, злоумышленник, за которым охотились вы оба, находился внутри дома, – решительно объявила Калли, давая ему понять, чтобы он больше не притворялся.
Она задумалась, возможно ли влепить мужу пощечину так, чтобы он понял: он больше ничего для нее не значит. Наверное, нельзя, решила она и опустилась на привычное место за столом, положив себе в тарелку все подряд. Надо поесть; кроме того, завтрак ненадолго займет ее.
Глава 5
– Как странно, до твоего приезда никаких злоумышленников у нас не было, – сказала Калли, осторожно откусив краешек тоста и запив его крошечным глотком чая.
– Хм… а может, все подхлестнул мой приезд, – возразил он.
– Зачем ты, собственно, приехал, Гидеон? – спросила Калли, которой надоело ходить вокруг да около. В конце концов, вряд ли он приехал по какому-то пустяковому делу. Ей не терпелось поскорее вернуться к прежней жизни. Сложившееся положение куда опаснее для ее спокойствия. Поэтому ей хотелось только одного: чтобы он уехал. Или нет? – Если ты встретил другую и хочешь на ней жениться, боюсь, я тебя разочарую. Я не стану доставлять тебе удовольствие и заводить любовника только для того, чтобы ты получил возможность подать на меня в суд за измену и развестись со мной.
– Ну, если я для чего и приехал сюда, то не для этого, – фыркнул он, как будто сама мысль о чем-то подобном казалась ему глупой и даже немного оскорбительной.
– Зачем же ты приехал? Здесь нет ничего такого, что представляло бы интерес для таких, как ты.
– Нет, есть. Ты!
– Ничего подобного. Я не хочу, чтобы меня использовали, потому что тебе вдруг понадобилась жена, а другой, кроме меня, у тебя нет.
– Калли, у нас с тобой так никогда не было, о чем тебе прекрасно известно.
– В самом деле? – презрительно переспросила она. – Выходит, наша глупая история любви все-таки не была заговором с целью соединить отдельные части наших семей? Должно быть, мне померещились все обвинения, которыми ты осыпал меня после того, как мы вернулись в Рейну после поездки на шотландскую границу! Мисс Каллиопа Соммерс мечтала, чтобы молодой красавец увез ее в Гретна-Грин, где они поженятся по любви. Его отец запретил ему жениться, зато два ее деда сговорились и помогли влюбленным бежать – о да, теперь все очевидно. Гидеон, наверное, ты с самого начала был прав. Наверное, твоя наивная семнадцатилетняя невеста заранее спланировала каждый шаг пути, а то, что твой взбешенный отец гнался за нами, только подхлестывало тебя. Нет лучше способа в один прекрасный день превратиться в леди Лорейн и занять место, которого я была лишена из-за того, что рождена вне брака! Разве не так ты говорил мне, стремясь перевалить вину на меня? Очень жаль, что я не знала, кто я такая на самом деле, пока ты мне не сказал… тебе так не кажется? Или, может быть, ты по-прежнему убежден, что я лгала насчет своего неведения, а за тебя вышла только потому, что сын лорда Лорейна умер, не оставив законного наследника, и он хотел, чтобы его правнукам досталось все, на что я не имела бы права без тебя?
– Нет, хотя не сомневаюсь, что лорд Лорейн и другой твой дед сговорились поженить нас. Они хотели исправить две ошибки за один раз. По-прежнему не верится, что они додумались до такого, – с горькой улыбкой ответил он. – Наверное, не нужно тебе напоминать, что я – сын бастарда Виржила Уинтерли и не имею на Рейну никаких прав. Странно, что твои дедушки не понимали, какую невыгодную партию они предлагают тебе.
– А я, значит, была хорошей партией? Побочный отпрыск шестнадцатилетней школьницы и коварного молодого повесы, который отказался на ней жениться? Ах, Гидеон, не старайся приукрасить прошлое!
– Калли, ты не в ответе за своих родителей. Ты замечательный человек сама по себе… и девять лет назад я был так же польщен тем, что ты согласилась выйти за меня, как и сейчас, – сказал он с таким видом, словно нисколько не жалел об их поспешном браке… но как он мог о нем не жалеть?
– Спасибо, но, если это правда, ты тоже должен перестать винить себя в грехах твоего отца и деда. – Калли криво улыбнулась: теперь Гидеон выставляет ее каким-то идеалом… что она вовсе не находила лестным. – Мне говорили, что твой родной дед по характеру совсем не походил на своего сына, пусть даже твой отец и был похож на него внешне. Наверное, ты пошел в деда. Я порицала твои вспыльчивость и опрометчивость, но никогда не боялась тебя. Даже когда ты бывал навеселе, я знала, что ты ни за что не обидишь ни меня, ни нашего ребенка.