– Мисс Миддлтон, рад видеть вас снова. Прошу вас, присаживайтесь, – произнес он и указал на стул во главе стола.
Я робко подошла ближе, внезапно насторожившись – почему я здесь и по какой причине должна сидеть во главе стола. Неужели всем этим знакам внимания я обязана тому факту, что старый дом на Трэдд-стрит попал-таки в наш реестр? Я села, скрестила в лодыжках ноги и сложила руки на коленях. При этом я была вынуждена надавить на колени как можно сильнее, чтобы мои ноги не выбивали обычную нетерпеливую чечетку.
Мистер Дрейтон сел на место, Джонатан Дрейтон – напротив него. В зале воцарилась тишина, и у меня вновь возникло нехорошее чувство.
Мистер Дрейтон заговорил первым:
– Мисс Миддлтон, прошу прощения за то, что заставил вас приехать сюда в субботу. Но ситуация слишком… особенная, и я не думаю, что в чьих-либо интересах ждать до понедельника.
– Ситуация? – Я крепко стиснула зубы, чтобы они не клацали.
– Да. Видите ли, мистер Вандерхорст, да упокоит Господь его душу, был не только старым клиентом этой фирмы, но и нашим дорогим другом.
Ничего не понимая, я недоуменно посмотрела на него. Оставалось лишь надеяться, что в эти мгновения я не похожа на оленя, выбежавшего под колеса автомобиля.
Откашлявшись, мистер Дрейтон заговорил снова.
– Как я понимаю, два дня назад вы нанесли мистеру Вандерхорсту визит, чтобы обсудить с ним вопрос о его доме – это так?
Я кивнула, чувствуя себя ребенком, сидящим за кухонным столом в отцовском доме и готовым получить от родителей неминуемую головомойку.
– Он каким-либо образом дал вам понять, что готов продать свой дом?
– Если честно, я не думаю, что такая мысль когда-либо приходила ему в голову. Я понятия не имела, зачем он пригласил меня туда. Мне показалось, что он просто одинок и ему не с кем поговорить. – Я посмотрела на свои руки и тотчас вспомнила фарфоровое блюдце с розочками и то, что когда-то оно принадлежало его матери. – Мистер Вандерхорст произвел на меня впечатление весьма милого человека.
– Вы помните, о чем шел разговор?
Я подумала о женщине и качелях в саду, и о том, что мистер Вандерхорст знал, что она там находится.
– Он упомянул, что его отец и мой дед были близкими друзьями и вместе учились в Гарвардской юридической школе, – сказала я. – Кажется, он также сказал, что мой дед был шафером на свадьбе его отца.
Мужчины понимающе переглянулись. Я выпрямила ноги и убрала с колен руки, намереваясь схватиться за край стола.
– В чем дело? Он позволил включить дом в реестр?
На этот раз заговорил Джонатан Дрейтон:
– Вам нравятся старые дома, Мелани?
Второй раз за два дня мне задали один и тот же вопрос. Я едва не расхохоталась, однако сдержалась, из опасения, что смех может легко превратиться в истошный вопль.
– Нет. Вообще-то нет. Честно говоря, я всегда считала их огромной тратой денег и пространства.
Мистер Дрейтон наклонился ко мне.
– Но разве ваша мать не выросла в доме Приоло на Легар-стрит?
– Да, но…
– И разве она не продала его после того, как ваша бабушка умерла, а сама она ушла от вашего отца?
– Да, но…
– Разве вы не переживали по этому поводу? Что вы, так или иначе, лишились своего законного наследства?
– Законного наследства? Вы о чем?.. – Я резко встала, и мой стул царапнул ножками ковер. Я вдруг как будто перенеслась в зал кривых зеркал. – Что здесь происходит? Я не понимаю, какое отношение внесение в реестр имеет к моей матери или ее дому!
Мистер Дрейтон нацепил на лицо нечто, что, по его мнению, должно было изображать успокоительную улыбку.
– Простите, мисс Миддлтон. Пожалуйста, сядьте. Я прошу прощения за то, что вы восприняли все как некое обвинение в ваш адрес. Просто я все еще потрясен внезапной кончиной моего друга и хочу убедиться, что тут все ясно. Как только вы услышите, почему мы пригласили вас сюда сегодня утром, вы поймете, почему мы хотели убедиться, что с вашей стороны не было никакого принуждения.
– Принуждения? – Я едва не рассмеялась. – Несмотря на мою репутацию, у меня нет привычки выкручивать руки потенциальным клиентам, особенно пожилым людям.
Смерив Дрейтона колючим взглядом, я опустилась на свой стул и выжидающе посмотрела на обоих.
– Итак, что там с реестром? Он готов?
Оба откашлялись и переглянулись, после чего Джонатан произнес:
– Не совсем. Похоже, мистер Вандерхорст оставил вам в наследство свой дом и все имущество.
Я подалась вперед. Казалось, стоит хорошенько прислушаться, и я смогу услышать в этом внезапно ставшем тесным конференц-зале тему из «Сумеречной зоны».
– О нет!
– Вообще-то, да.
– Но это ошибка. Видимо, он не был в здравом уме, или что-то в этом роде.
Мистер Дрейтон наклонился ко мне.
– Нет, никакой ошибки нет. Я лично присутствовал при составлении мистером Вандерхорстом завещания, вскоре после того, как вы ушли от него в четверг утром. Он был в здравом уме. – Дрейтон взглянул на своего сына, затем снова повернулся ко мне. – Не считая слов о том, что его мать одобрит такое решение. Если честно, на следующей неделе я планировал навестить его и постараться переубедить. Как я уже сказал, все это весьма странно.
Я потерла висок, в котором уже начала пульсировать боль.
– Его родственники наверняка оспорят завещание.
– У него нет родственников.
– Найдите кого-нибудь.
Оба Дрейтона синхронно встали. Джонатан шагнул вперед.
– Мисс Миддлтон, я понимаю, что для вас это полная неожиданность – как и для нас, но мистер Вандерхорст был непреклонен в том, чтобы его собственность непременно перешла к вам.
Мистер Дрейтон толкнул через весь стол запечатанный конверт. На нем значилось мое полное имя, даже со средним инициалом «П» – как на визитной карточке, которую я вручила мистеру Вандерхорсту.
– Мисс Миддлтон, мистер Вандерхорст полагал, что вам может понадобиться объяснение, поэтому он вручил мне этот конверт, чтобы в случае его смерти я передал его вам. Но я не ожидал, что это произойдет так скоро.
Я какое-то время таращилась на конверт, не решаясь придвинуть его по полированной столешнице красного дерева и взять в руки. Затем, переборов себя, дрожащими руками взяла его со стола, ощутив прикосновение плотной, хрустящей бумаги, но открыть все-таки не решилась.
– Мне это не нужно, – сказала я, взглянув на обоих Дрейтонов. – В этом письме нет ничего, что могло бы заставить меня изменить мнение.
– Мелани… Могу я называть вас Мелани? Вы сейчас в шоке. Как только у вас будет возможность осмотреть дом внимательнее, вы поймете, какое сокровище вы унаследовали.
С этими словами мистер Дрейтон одарил меня тем, что, по его мнению, было теплой улыбкой.
– Мистер Дрейтон, я видела дом. Если честно, это рухлядь. Я тотчас снесла бы его и прекратила его жалкое существование.
Мистер Дрейтон с тревогой посмотрел на меня.
– О, нет, мисс Миддлтон. Вы не можете этого сделать. Это исторический район, и он находится под охраной государства.
– Но он непригоден для жилья! Если я захочу его продать, то буду вынуждена сначала потратить деньги на ремонт, после чего будет впору просить милостыню, чтобы не умереть с голоду.
Мистер Дрейтон откашлялся.
– Вообще-то, деньги не должны стать проблемой. Мистер Вандерхорст… э-э-э… был человеком со средствами. Поскольку он не имел семьи, ему ничего не оставалось, кроме как копить их.
Я почувствовала проблеск надежды.
– Значит, я могу просто бросить этот дом, ждать, когда он развалится, а пока переехать в другое место, чтобы жить в роскоши?
Мистер Дрейтон снова кашлянул. Ему явно было неловко.
– Хм, не совсем. Видите ли, мистер Вандерхорст учредил целевой фонд, чтобы деньги были потрачены исключительно на восстановление дома. Разумеется, пока вы живете в доме, вы можете снимать со счета некую сумму на бытовые расходы. Конкретная сумма будет выделена вам на усмотрение управляющего фондом. Доверительный счет будет существовать до конца ваших дней.
Я энергично заморгала, пытаясь собраться с мыслями.
– А если продать его таким, как он есть? Из-за его состояния он пойдет гораздо дешевле рыночной цены, но найдется немало сумасшедших, которые тут же ухватятся за возможность его приобрести.
– Вообще-то, можно, – сказал мистер Дрейтон. – Правда, в завещании оговорено, что до того, как вам будет разрешено выставить его на продажу, вы должны прожить в доме как минимум год. То же самое касается и всей мебели.
Я вздохнула и откинулась на спинку стула.
– Итак, вы хотите сказать, что я влипла. – Я посмотрела на конверт и задумалась. – Могу я просто отказаться и уйти?
– Это ваше право. – Мистер Дрейтон подался вперед и постучал пальцами по конверту в моей руке. – Но прежде чем принимать какие-либо решения, прочтите это. Я не думаю, что мистер Вандерхорст поступил легкомысленно. Этот дом был чем-то вроде ребенка, которого у него никогда не было, и он оставил его на ваше попечение.
Я крепко сжала конверт, вспомнив, как мистер Вандерхорст стоял перед ростомером на стене гостиной. МЛМ. Мой любимый мальчик. Снова встав с места, я схватила сумочку и зашагала к двери.
– Мне нужно побыть одной. Я сообщу о своем решении во вторник.
– Можете не торопиться, Мелани.
– Нет. Не хочу, чтобы это висело над моей головой дольше, чем нужно. Я сообщу вам самое позднее во вторник.
Я не стала ждать их ответа. Я уже выскочила из зала и побежала по улице, прежде чем поняла, куда несут меня ноги.
Свернув за угол и вылетев на Трэдд-стрит, я вновь услышала скрип качелей. Надвигающая гроза сметала пыль с тротуара. Пылинки вихрем крутились вокруг моих ног, и я, несмотря на жару, дрожала. Посмотрев вниз, я увидела на тротуаре перед калиткой дома номер 55 по Трэдд-стрит выщербленную сине-белую плитку.
Открыв калитку, я подняла глаза на темное, грозовое небо, быстро пересекла веранду и подошла к облезлому белому креслу-качалке, которое заметила еще при первом посещении дома. Я никогда не была любительницей посиделок на крыльце и даже могла бы придумать с десяток уничижительных кличек, коими удостоила бы таких любителей, но внезапно ощутила необходимость сесть на веранде и прочесть письмо с того света.
«Дорогая мисс Миддлтон!
Вы наверняка читаете эти строки в состоянии некоторого шока. Я прошу за это прощения, но я точно знаю, что ни минуты не сомневался в том, что принял правильное решение. Этот дом предназначен для вас.
Надеюсь, что, читая это письмо, вы сидите в каком-нибудь спокойном уголке, – возможно, в кресле на веранде. За время нашего короткого знакомства вы не произвели на меня впечатления человека спокойного. Вы постоянно дергали ногой, и, хотя это может быть следствием чрезмерного потребления сахара, я почему-то подумал, что это не так. Как гласит старая поговорка: нужно хотя бы изредка остановиться и понюхать розы. А в вашем новом доме есть красивые розы.
Я оставляю вам этот дом, как отец вверяет ребенка заботе опекуна. Таким домом, как этот, нельзя владеть; на нас лишь возложена забота о нем для следующего поколения. Я видел, с каким ужасом вы смотрели на трещины в его стенах. В последние годы у меня не было ни сил, ни здоровья, чтобы заняться его ремонтом. Но у меня есть средства – уверен, мистер Дрейтон уже объяснил вам, – на то, чтобы восстановить дом таким, каким он запомнился мне в детстве.
Прежде чем принимать решение, вы должны знать хоть что-то об истории этого дома. Во время Гражданской войны, после падения Чарльстона здесь были расквартированы офицеры-янки. Если приглядеться, на перилах в коридоре все еще можно увидеть следы их сабель. Во время нескольких эпидемий желтой лихорадки, которые вспыхивали в городе в девятнадцатом веке, дом также использовался под лазарет. Женщины семьи Вандерхорст были слишком крепки и здоровы, чтобы болеть, и поэтому ухаживали за больными и обряжали в прихожей мертвых. Они отправляли мужчин на войну и кормили всех даже после того, как заканчивались деньги. Во время ураганов и после землетрясения 1886 года они, чтобы защитить семью, разбивали на переднем крыльце бивуак, прихватив первое, что попадалось под руку. Они были похожи на фундамент этого дома – слишком крепкие и прочные, чтобы их поколебали такие мелочи, как война, эпидемии и разруха.
Вы похожи на них, осознаете вы это или нет. Думаю, именно поэтому моя мать одобряет вас как новую хозяйку дома. Вы во многом напоминаете ее. Она тоже была красавицей, но никогда не полагалась на внешность, предпочитая пускать в ход свой острый ум, и никогда не допускала, чтобы ее противник знал, что битва закончилась, даже не начавшись. Я уловил в вас некоторое беспокойство. Вы напоминаете мне якорь, ищущий, за что ему зацепиться. Мы все должны иметь корни, Мелани, иначе мы уподобимся сорнякам в саду, которые легко выполоть и выбросить. В отличие от розового куста, который крепко цепляется за почву и живет в течение нескольких поколений.
Моя мать любила этот дом почти так же, как любила меня. Конечно, найдутся те, кто с этим не согласятся, потому что она оставила нас, когда я был маленьким мальчиком. Но за этой историей явно кроется нечто большее, хотя я так и не смог выяснить, что именно. Возможно, судьба привела вас в мою жизнь, чтобы вы узнали правду и чтобы мать, наконец, после всех этих долгих лет смогла обрести покой.
Я отдаю себе отчет в том, что это вряд ли станет для вас легкой ношей, наоборот, скорее покажется вам обузой, нежели подарком. Наберитесь терпения, моя дорогая, ибо тому, кто ждет, открываются прекрасные дары.
Да благословит вас Бог, Мелани. Все мои последние надежды я возлагаю на вас.
Вновь услышав скрип раскачиваемых качелей, я оторвала глаза от письма. Затем встала и медленно спустилась по ступенькам к зарослям гибискуса, чтобы сквозь них заглянуть в сад.
Женщина снова была там, подталкивая качели. Правда, на этот раз они не были пустыми. Крепко держась за веревки, на дощечке сидел маленький мальчик. Он смеялся, и этот детский смех ласкал мне щеки подобно нежному дуновению ветерка.
Внезапно ощутив затылком горячее покалывание, я подняла голову и посмотрела на окно верхнего этажа. За неровным стеклом, сверля меня взглядом, маячила темная тень. У меня перехватило дыхание. Казалось, эта зловещая тень в окне высасывала из воздуха кислород.
Отшатнувшись, я попятилась к калитке и вышла на улицу. Я шла, не поднимая головы, ибо небо разверзлось, и тротуар передо мной потемнел от дождя.
Глава 3
Я не ложилась спать всю ночь, загружая музыку в айпад. Я получила его в подарок на Рождество, и даже через семь месяцев после праздника он все еще лежал в коробке. Айпад мне подарила Софи Уоллен, скрытая хиппи, преподавательница местного колледжа, чьей специальностью была история и сохранение архитектурных памятников, и, по неведомым мне причинам, моя лучшая подруга. Мы познакомились, когда кто-то из коллег предложил мне проконсультироваться у Софи по поводу проекта реставрации дома, который я пыталась продать в историческом районе Чарльстона.
Тогда она отказалась говорить со мной, пока не прочтет мои карты Таро, после чего усадила меня в позу лотоса на полу ее кабинета. Сама она в это время медитировала, я же украдкой посматривала на часы.
Позже она отвела меня в пекарню Рут и купила мне самый большой кусок шоколадного торта, после чего заявила, что я пребываю на грани компульсивно-обсессивного расстройства, слишком подавленная морально вследствие отцовского военного воспитания. Кроме того, я, по-видимому, недополучаю секса, потому что скованна, как манекен в витрине универмага. Но, добавила она, ей кажется, что мы сработаемся. С тех пор мы подруги.
Софи заявила, что мне нужно расслабиться, чему, по ее мнению, поможет прослушивание музыки. И купила мне ядовито-зеленый айпад. Я уверена, она подозревала, что, как только я выкрою время на загрузку музыки, я угрохаю большую часть ночи, придумывая способы внести в плей-лист 351 песню.