– Потому что оба вы были коварными, неблагодарными и ядовитыми предателями! – прокричал хан, чувствуя, как в ушах снова начинается гром. – Убирайся! Ты… ты будешь жить здесь отдельно от всех остальных, под охраной, пока я не пошлю за тобой. Ахмед, распорядись, потом возвращайся сюда.
Хаким поднялся, подавляя слезы, зная, что теперь произойдет, и не имея сил предотвратить это. Он вышел, с трудом переставляя ноги. Ахмед отдал необходимые распоряжения охраннику у двери и вернулся в комнату. Хан теперь полулежал с закрытыми глазами, его лицо совсем посерело, дыхание стало более натужным, чем раньше. Молю тебя, Аллах, не дай ему пока умереть, помолился про себя Ахмед.
Хан открыл глаза и сосредоточился:
– Я должен решать, как с ним быть, Ахмед. И быстро.
– Да, ваше высочество, – начал его советник, с осторожностью подбирая слова, – у вас всего два сына, Хаким и младенец. Если Хакиму суждено умереть или, – он странно улыбнулся, – случайно ослепнуть и стать калекой, тогда Махмуд, супруг ее высочества Наджуд, будет регентом до тех по…
– Этот идиот? Наши земли и наша власть будут утрачены, не пройдет и года! – На лице хана заалели багровые пятна, ему было все труднее мыслить ясно. – Дай мне еще таблетку.
Ахмед подчинился и подал ему воды запить лекарство, успокаивая его:
– Вы в руках Аллаха, вы поправитесь, не волнуйтесь.
– Не волноваться? – пробормотал хан, борясь с болью в груди. – То была воля Аллаха, что мулла умер вовремя… Странно, Петр Олегович сдержал слово… хотя он… мулла умер слишком быстро… слишком быстро.
– Да, ваше высочество.
Через некоторое время боль утихла.
– Ка… каков будет твой совет насчет Хакима?
Ахмед какое-то время притворялся, что раздумывает.
– Ваш сын Хаким – правоверный мусульманин, его можно обучить, он управлял вашими делами в Хое хорошо и не сбежал, как, возможно, мог бы сделать. Он не вспыльчивый человек… разве что когда защищает сестру. Но это очень важно, потому что в этом лежит ключ ко всему. – Он подошел ближе и тихо проговорил: – Объявите его своим наследником, ваше вы…
– Никогда!
– …при условии, что он поклянется Аллахом оберегать своего младшего брата, как он оберегал бы сестру, а также при условии, что его сестра немедленно и по своей воле вернется в Тебриз. Если откровенно, ваше высочество, у вас нет никаких подлинных доказательств его вины, только показания с чужих слов. Доверьте мне выяснить всю правду про него и про нее и тайно доложить вам.
Хан следил за его мыслью, слушая сосредоточенно и внимательно, хотя это усилие давалось ему нелегко.
– А-а, брат будет приманкой для сестры, как она была приманкой, чтобы заманить в ловушку ее мужа?
– И как оба они являются приманкой один для другого! Да, ваше высочество, разумеется, вы подумали обо всем этом задолго до меня. В обмен на возвращение брату вашего благоволения она должна поклясться перед Богом, что останется здесь и будет помогать ему.
– Она это сделает, о да, она поклянется!
– Тогда они оба будут у вас под рукой и вы сможете играть с ними в свое удовольствие, давая и отказывая по своему желанию, будь они виновны на самом деле или нет.
– Они виновны.
– Если они виновны, а я узнаю это быстро, если вы дадите мне полную власть, чтобы провести расследование, тогда по воле Аллаха они умрут немедленно, а вы объявите, что ханом после вас станет муж Фазулии, немногим лучше, чем Махмуд. Если они не виновны, то Хаким и дальше будет наследником при условии, что она останется. И если уж так случится, опять по воле Аллаха, что она станет вдовой, то даже может быть выдана за человека по вашему выбору, ваше высочество, чтобы удержать Хакима здесь как вашего наследника, хотя бы и за советского, если он сумеет избежать ловушки.
Впервые за сегодняшний день хан улыбнулся. Сегодня утром, когда Армстронг и полковник Фазир прибыли, чтобы заполучить Петра Олеговича Мзитрюка, они притворились надлежащим образом встревоженными состоянием здоровья хана, как и он внешне притворился более больным, чем на самом деле чувствовал себя в тот момент. Он говорил голосом тусклым и неуверенным, отчего им приходилось подаваться в его сторону, чтобы услышать.
– Петр Олегович приезжает сюда сегодня. Я собирался навестить его, но вместо этого попросил его приехать сюда из-за моей… потому что заболел. Я послал ему просьбу приехать, и он должен быть на границе на закате. В Джульфе. Если вы отправитесь туда немедленно, то успеете с хорошим запасом времени… Он пересекает границу на маленьком советском военном вертолете, который садится рядом с боковой дорогой у шоссе Джульфа – Тебриз, где его ждет машина… Этот поворот пропустить невозможно, он там единственный… в нескольких километрах к северу от города… Это единственная боковая дорога, местность пустынная, быстро переходит в грунтовую. Как вы… как вы его будете брать – это ваше дело, и… и, поскольку сам я не могу присутствовать, вы передадите мне кассету с… с материалами расследования?
– Да, ваше высочество, – сказал ему Хашеми. – Как бы вы посоветовали нам взять его?
– Перекройте дорогу по обе стороны от поворота с шоссе парой старых, тяжело груженных фермерских грузовиков… дрова или ящики с рыбой… Дорога там узкая, извилистая, вся в рытвинах, и машин там всегда много, поэтому устроить засаду не должно составить большого труда. Только… только будьте осторожны. Там всегда есть машины с людьми из Туде, которые его прикрывают и следят, чтобы другие машины его не беспокоили, он человек мудрый и бесстрашный… В лацкан пиджака у него вшита капсула с ядом.
– С какой стороны?
– Не знаю… Я не знаю. Его вертолет приземлится незадолго до заката. Поворот вы не пропустите, он единственный…
Абдолла-хан вздохнул, погруженный в свои мысли. Много раз тот же самый вертолет подбирал его, чтобы доставить на дачу в Тбилиси. Много раз он хорошо там гостил: обильное угощение, женщины молодые и уступчивые, с сочными губами и стремящиеся услужить – потом, если ему везло, Вертинская, эта дикая кошка из преисподней, для дальнейшего развлечения.
Он увидел, что Ахмед наблюдает за ним.
– Надеюсь, Петр избежит ловушки. Да, было бы хорошо, если бы он… взял ее себе. – На него накатила усталость. – Теперь я посплю. Пришли охранника и, после того как я поем сегодня вечером, собери здесь мою «преданную» семью, и мы поступим так, как ты предложил. – Он цинично улыбнулся. – Это мудро – не питать никаких иллюзий.
– Да, ваше высочество. – Ахмед поднялся на ноги.
Хан позавидовал его гибкому и мощному телу.
– Погоди, было ведь… было кое-что еще. – Хан на минуту задумался, процесс оказался странно утомительным. – Ах да, где Рыжий Нож?
– С Чимтаргой, возле границы на севере, ваше высочество. Чимтарга сказал, что они, возможно, будут отсутствовать несколько дней. Они улетели ночью во вторник.
– Вторник? А какой сегодня день?
– Суббота, ваше высочество, – ответил Ахмед, скрыв свою озабоченность.
– Ах да, суббота. – Новая волна усталости. Его лицо вдруг показалось ему чужим, он хотел было поднять руку, чтобы потереть его, но обнаружил, что это усилие для него слишком велико. – Ахмед, выясни, где он. Если что-то случится… если у меня будет еще один приступ и я… в общем, проследи, чтобы… чтобы меня немедленно доставили в Тегеран, в Международную больницу. Немедленно! Ты понял?
– Да, ваше высочество.
– Узнай, где он, и… и следующие несколько дней держи его рядом… что бы ни говорил Чимтарга. Держи Рыжего Ножа под рукой.
– Да, ваше высочество.
Когда охранник вернулся в комнату, хан закрыл глаза и почувствовал, что проваливается в бездонные глубины.
– Нет божества, кроме Аллаха… – пробормотал он, сильно напуганный.
НЕДАЛЕКО ОТ СЕВЕРНОЙ ГРАНИЦЫ, К ВОСТОКУ ОТ ДЖУЛЬФЫ. 18:05. До заката оставалось немного времени, и 212-й Эрикки стоял под грубым, наспех возведенным навесом, на крыше которого уже лежало снега на один фут после вчерашней метели, и Эрикки знал, что, если его вертолет простоит на морозе достаточно долго, он его потеряет.
– Вы не можете дать мне одеял, или соломы, или чего-нибудь, чтобы согревать машину? – спросил он у шейха Баязида, едва они вернулись назад с телом старой женщины, их предводительницы, два дня назад. – Вертолету нужно тепло.
– У нас этого и для живых-то не хватает.
– Если вертолет замерзнет, он не сможет летать, – сказал Эрикки, опасаясь, что шейх не позволит ему тут же улететь в Тебриз, до которого было около шестидесяти миль; он смертельно тревожился за Азаде и спрашивал себя, что сталось с Россом и Гуэнгом. – Если он не сможет летать, как мы выберемся из этих гор?
Шейх с неохотой отдал приказание своим людям построить навес и дал ему несколько козьих и овечьих шкур, которые Эрикки использовал в тех местах, где, как он думал, они принесут наибольшую пользу. Вчера после рассвета он попытался улететь. Он пришел в полное смятение, когда Баязид сообщил ему, что собирается отдать его и 212-й за выкуп.
– Вы можете вести себя терпеливо, капитан, и свободно передвигаться по деревне в сопровождении спокойного охранника, заниматься своим вертолетом, – сердито объяснил ему Баязид, – или вы можете быть нетерпеливым и злым, и тогда вас свяжут и посадят на веревку, как дикого зверя. Мне не нужны проблемы, капитан, я не хочу их и не хочу никаких споров. Мы обратились за выкупом к Абдолле-хану.
– Но я же говорил вам, что он ненавидит меня. Он не станет помогать мне и платить вы…
– Если он откажется, мы обратимся куда-нибудь еще. К вашей компании в Тегеране или к вашему правительству. Может быть, к тем советским, которые вас наняли. Тем временем вы будете находиться здесь как гость, есть, что едим мы, спать, как спим мы, имея во всем равную долю. Или связанным, на привязи и голодным. В любом случае вы останетесь здесь, пока не будет заплачен выкуп.
– Но на это могут уйти месяцы, и…
– Иншаллах!
Весь день вчера и половину ночи Эрикки провел, пытаясь придумать, как ему выбраться из этой западни. У него забрали гранату, но оставили нож. Однако его стража была бдительной и все время находилась рядом. По такому глубокому снегу ему, в его летных ботинках и без зимней одежды, практически невозможно спуститься в долину внизу, да и в этом случае он оказался бы на враждебной территории. До Тебриза всего тридцать минут лета на 212-м, но пешком…
– Сегодня опять выпадет снег, капитан.
Эрикки оглянулся. Баязид стоял в шаге от него, а он и не услышал, как тот приблизился.
– Да, и еще пара дней на таком морозе, и моя птичка, мой вертолет, уже не взлетит: аккумулятор разрядится, бо́льшая часть приборов выйдет из строя. Я должен завести его, чтобы зарядить аккумулятор и прогреть оборудование, должен. Кто будет платить за сломанный двести двенадцатый в этих горах?
Баязид задумался на мгновение:
– Как долго должны работать двигатели?
– Десять минут в день, и это абсолютный минимум.
– Хорошо. Вы можете делать это каждый день сразу после наступления полной темноты, но сначала будете спрашивать у меня. Мы поможем вам выкатить вашу птичку… Кстати, почему «птичка», почему не «орел», почему женский род, а не мужской или средний?
– Не знаю, – нахмурился Эрикки. – В английском языке все корабли относятся к женскому роду, это тоже корабль, только воздушный. – Он пожал плечами.
– Очень хорошо. Мы поможем вам выкатить ее из-под навеса, и вы сможете ее завести, но пока двигатели работают, в пяти футах от вас будет пять стволов, чтобы вы не испытывали искушения.
– Тогда я не буду испытывать искушения, – рассмеялся Эрикки.
– Хорошо, – улыбнулся Баязид. Он был красивым мужчиной, хотя и с гнилыми зубами.
– Когда вы пошлете известие хану?
– Оно уже послано. При таком снеге уходит день, чтобы спуститься к дороге, даже верхом, но добраться оттуда до Тебриза не займет много времени. Если хан ответит положительно и сразу, возможно, мы узнаем об этом завтра или послезавтра. Это будет зависеть от снега.
– Или никогда. Как долго вы намерены ждать?
– Все люди с севера так нетерпеливы?
Эрикки вскинул подбородок:
– Древние боги были очень нетерпеливы, когда их заперли против их воли; они передали нам это качество. Это плохо, когда тебя удерживают против твоей воли, очень плохо.
– Мы бедные люди, сейчас идет война. Мы должны брать все, что истинный Бог посылает нам. Брать выкуп – древняя традиция. – Его губы тронула улыбка. – Мы научились у Саладина проявлять благородство по отношению к своим пленникам, в отличие от многих христиан. Христиане не славятся рыцарским благородством. С нами обраща… – Его слух был острее, чем у Эрикки, как и его глаза. – Смотрите, внизу, в долине!
Теперь Эрикки тоже слышал рокот вертолета. Через мгновение его глаза отыскали низко летящий вертолет с камуфляжной окраской, приближавшийся с севера.
– Ка-16, советский армейский вертолет непосредственной огневой поддержки… Что он здесь делает?
– Направляется в Джульфу. – Шейх сплюнул. – Эти сыновья собаки прилетают и улетают, когда им захочется.
– А много их теперь сюда проникает?
– Немного… но и один – уже слишком.
НЕДАЛЕКО ОТ ПОВОРОТА НА ДЖУЛЬФУ. 18:15. Извилистая боковая дорога, тянувшаяся через лес, была вся в снегу, ее не расчищали. Несколько следов от телег и грузовиков и одна пара – от старого полноприводного «шевроле», который был припаркован под соснами рядом с открытым пространством в нескольких шагах от главной дороги. В бинокли Армстронг и Хашеми отчетливо видели двоих в теплых пальто и перчатках, сидевших на переднем сиденье с открытыми окнами и напряженно вслушивавшихся в тишину.
– Времени у него остается немного, – заметил Армстронг.
– Возможно, он так и не приедет.
Они уже полчаса вели наблюдение с небольшой, заросшей деревьями возвышенности, с которой хорошо было видно посадочную площадку. Их машина с остальными люди Хашеми была неприметно припаркована на главной дороге внизу и позади них. Было очень тихо, почти безветренно. Над головой пролетели какие-то птицы, издавая жалобные крики.
– Аллилуйя! – прошептал Армстронг, приходя в возбуждение.
Один человек в «шевроле» открыл боковую дверцу и вышел из машины. Он стоял, вглядываясь в северный сектор неба. Водитель завел мотор. Потом поверх его урчания они услышали стрекот приближавшегося вертолета, увидели, как он появился из-за горы и нырнул в долину, скользя над самыми верхушками деревьев, его поршневой двигатель аккуратно сбросил обороты. Вертолет идеально приземлился посреди облака снежной пыли. Им был виден пилот и человек, сидевший в кабине рядом с ним. Пассажир, маленький человечек, вылез из кабины и пошел навстречу человеку из «шевроле». Армстронг выругался.
– Ты узнаешь его, Роберт?
– Нет. Это не Суслев, не Петр Олегович Мзитрюк. Я уверен. – Армстронг был сильно разочарован.
– Пластическая хирургия?
– Нет, дело совсем не в этом. Тот был здоровым сукиным сыном, плотно сбитым, одного со мной роста.
Они смотрели, как прилетевший подошел к вышедшему из машины человеку и что-то протянул ему.
– Это было письмо? Что он ему передал, Роберт?
– Выглядело как посылка. Могло быть и письмо, – пробормотал Армстронг, чертыхнувшись, и сосредоточился на их губах.
– О чем они говорят? – Хашеми знал, что Армстронг умеет читать по губам.
– Не знаю. Это не фарси и не английский.
Хашеми выругался и подправил свой и без того идеально настроенный бинокль.
– Мне показалось, что письмо.
Человек из вертолета произнес еще несколько слов и вернулся в кабину. Пилот тут же прибавил газу, поднял машину в воздух и улетел. Второй человек побрел по снегу назад к «шевроле».
– Что теперь? – Хашеми был расстроен.
Армстронг следил за человеком, шедшим к машине.
– Два варианта: перехватить машину, как запланировано, и выяснить, что им передали, при условии что мы сумеем нейтрализовать их быстрее, чем они успеют это уничтожить, – только подобные действия выдадут им то, что нам известно место приземления Большого Босса, – или просто проследить за ними, полагая, что это послание хану с указанием новой даты.