И Ади сказал ему: «Садись на эту верблюдицу, твою верблюдицу зарезал для тебя мой отец». – «А откуда тебе известно это?» – спросил Зу ль-Кура. «Мой отец явился ко мне сегодня ночью, когда я спал, – ответил Ади, – и сказал мне: «О Ади, Зу ль-Кура, царь химьяритов, попросил у меня угощения, и я зарезал для него его верблюдицу; догони же его с верблюдицей, на которую он сядет, – у меня ничего не было».
И Зу ль-Кура взял ее и удивился, сколь великодушен был Хатим ат-Таи, живой и мертвый».
Рассказ о халифе Хишаме и юноше
«Рассказывают также, что Хишам, сын Абд аль-Мелика ибн Мервана, как-то был на охоте и вдруг увидел газеленка. И он погнался за ним с собаками и, преследуя газеленка, увидал юношу из арабов-кочевников, который пас овец. «О юноша, перед тобой этот газеленок, он убежал от меня», – сказал Хишам, и юноша повернул к нему голову и молвил: «О значения лучших не знающий, ты посмотрел на меня глазом умаляющим и заговорил со мною речью унижающей! Речью притесняющего твоя речь была, а поступки твои – поступки осла». – «Горе тебе, разве ты меня не знаешь?» – воскликнул Хишам. И юноша ответил: «Тебя я узнал, ибо невежей ты себя показал, сказав мне все это прежде привета!» – «Горе тебе – я Хишам ибн Абд аль-Мелик!» – воскликнул Хишам. И кочевник ответил: «Аллах не приблизь твой родной край и твоей могиле жизни не дай! Как много ты сказал и как мало уважения показал!»
И не закончил халиф своих слов, как воины окружили его со всех сторон и все вместе сказали: «Мир тебе, о повелитель правоверных!» – «Сократите свои речи и стерегите этого юношу!» – сказал Хишам. И юношу схватили. Увидев так много царедворцев, везирей и вельмож царства, он не обратил на них внимания и не спросил про них, но опустил подбородок на грудь и смотрел туда, куда ступала его нога, пока не подошел к Хишаму. И он остановился перед ним, и опустил голову к земле, и молчал, не приветствуя и воздерживаясь от слов. И один из слуг сказал ему: «О собака среди арабов, что мешает тебе пожелать мира повелителю правоверных?»
И юноша обернулся к слуге, гневный, и воскликнул: «О седло для осла, этому препятствует длина пути, и я вспотел, когда пришлось по ступенькам вверх идти!» И Хишам вскричал (а гнев его увеличился): «О юноша, ты явился в день, когда пришла твоя пора, и одежда от тебя ушла, и жизнь твоя истекла!» – «Клянусь Аллахом, о Хишам, – воскликнул юноша, – если время мое суждено сократить, то срок уже нельзя продлить, и ни малым, но многим не могут твои речи мне повредить!» – «Или ты достиг такой степени, о сквернейший из арабов, что ты отвечаешь повелителю правоверных на каждое слово словом?» – воскликнул царедворец, и юноша поспешно ответил: «Да поразит тебя наважденье и да не оставят мученье и заблужденье! Или не слышал ты, что сказал Аллах великий: «В тот день, когда придет всякая душа, оспаривая, чтобы защитить себя!» И тут Хишам поднялся, сильно разгневанный, и воскликнул: «Эй, палач, ко мне, с головой этого юноши! Он много говорит о том, чего никто не вообразит!»
И палач взял юношу, и привел его на ковер крови, и обнажил меч над его головой, и сказал: «О повелитель правоверных, это твой раб, сам собою кичащийся и к могиле своей стремящийся. Отрублю ли я ему голову, не ответственный за его кровь?» – «Да», – сказал Хишам. И палач спросил у него позволения второй раз, и Хишам ему позволил. И палач спросил позволения в третий раз, и юноша понял, что если Хишам на этот раз позволит ему, палач его убьет. И он засмеялся, так что стали видны его клыки, и Хишам разгневался еще больше и воскликнул: «О юноша, я думаю, ты помешанный! Не видишь ты разве, что расстаешься с земной жизнью? Как же ты смеешься, издеваясь над собою?»
«О повелитель правоверных, – ответил юноша, – если жизни моей суждено продлиться, то ни малое, ни многое не может мне повредить! Но мне пришли на память стихи – выслушай их, – убить меня ты успеешь». – «Подавай и будь краток!» – воскликнул Хишам.
И юноша произнес такие стихи:
И Хишам улыбнулся и воскликнул: «Клянусь моим родством с посланником Аллаха – да благословит его Аллах и да приветствует! – если бы он произнес эти слова в первую же минуту и потребовал чего-нибудь, что меньше халифата, я бы, право, дал это ему! Эй, слуга, набей ему рот драгоценностями и дай ему хорошую награду!»
И слуга дал кочевнику великолепный подарок, и кочевник ушел своей дорогой».
Рассказ о Харуне ар-Рашиде и Ситт-Зубейде
«Рассказывают также, что халиф Харун ар-Рашид любил Ситт-Зубейду великой любовью. Он устроил ей место для прогулок, и сделал там прудик с водой, и поставил изгородь из деревьев, и пустил в пруд воду со всех сторон, и деревья сплелись над ним так, что, если кто-нибудь подходил к этому пруду, чтобы помыться, его никто не видел из-за обилия листьев на деревьях. И случилось, что Ситт-Зубейда пришла однажды к пруду…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала триста восемьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Ситт-Зубейда однажды пришла к пруду и стала смотреть на его красоту, и ей понравилось его сверканье и то, как сплелись над ним деревья. А было это в очень жаркий день, и Ситт-Зубейда сняла одежду, и вошла в пруд, и встала там (а вода не покрывала того, кто стоял в ней), и стала наполнять серебряный кувшин и поливать на себя. И Халиф узнал об этом, и вышел из своего дворца, чтобы подсмотреть за ней из-за листвы деревьев, и увидел ее голую, и было видно у нее то, что бывает закрыто. И когда Ситт-Зубейда услышала повелителя правоверных, который был за листьями деревьев, и поняла, что он видел ее голой, она повернулась и увидала его и, застыдившись, закрылась рукою, но не совсем, и ее тело виднелось из-под руки. И халиф тотчас же повернулся, удивленный этим, и произнес такой стих:
И он не знал, что после этого сказать, и послал за Абу-Новасом, призывая его. И когда поэт к нему явился, халиф сказал: «Скажи стихотворение, которое бы начиналось словами:
И Абу-Новас сказал: «Слушаю и повинуюсь!» И в следующее мгновенье сымпровизировал и произнес такие стихи:
И повелитель правоверных улыбнулся словам Абу-Новаса и оказал ему милость, и Абу-Новас ушел от него довольный».
Рассказ о халифе, невольнице и Абу-Новасе
«Рассказывают также, что повелитель правоверных Харун ар-Рашид однажды ночью почувствовал сильное беспокойство. И он пошел пройтись во все стороны по своему дворцу и увидел невольницу, которая покачивалась от опьянения (а халиф был влюблен в эту невольницу и любил ее великою любовью). И он стал с ней играть и привлек ее к себе, и с нее упал плащ, и изар ее развязался. И халиф стал просить ее о сближении, и невольница сказала: «Дай мне отсрочку до завтрашнего вечера, о повелитель правоверных, – я не приготовилась для тебя, так как не знала, что ты придешь». И халиф оставил ее и ушел.
А когда пришел день и засияли огни солнца, он послал к ней слугу, чтобы тот уведомил ее, что халиф идет к ней в комнату, но невольница послала сказать ему: «Слова ночные день уничтожает».
И ар-Рашид сказал своим сотрапезникам: «Скажите мне стих, где бы стояло:
Ночное слово прогоняет день».
И они отвечали: «Слушаем и повинуемся!» И затем выступил вперед ар-Раккаши и произнес такие стихи:
А после этого вышел Абу-Мусаб и произнес такие стихи:
А потом выступил Абу-Новас и произнес такие стихи:
И халиф приказал дать каждому из поэтов по кошельку денег, кроме Абу-Новаса. Ему он велел отрубить голову и сказал: «Ты был с нами во дворце ночью!» – «Клянусь Аллахом, – ответил Абу-Новас, – я не спал нигде, кроме своего дома, но твои слова указали мне на содержание стихов, и сказал Аллах великий – а он самый правдивый из говорящих: «А стихотворцы – за ними следуют обманщики; разве не видишь ты, что они во всякой долине блуждают и что говорят они то, чего не делают?»
И халиф простил его и велел ему выдать два кошелька денег, и потом поэты ушли от него».
Рассказ о Хасибе и царице змей
«Рассказывают также, что был в древние времена и минувшие века и годы мудрец из мудрецов греческих, и было этому мудрецу имя Данияль. И были у него ученики и последователи, и греческие мудрецы подчинялись его велению и полагались на его знания. Но при всем том не досталось Даниялю ребенка мужеского пола.
И когда он, в одну ночь из ночей, размышлял про себя и плакал из-за отсутствия сына, который бы наследовал после него его науку, вдруг пришло ему на ум, что Аллах (слава ему и величие!) внимает зову тех, кто к нему обращается, и что нет у врат его милости привратника. Он наделяет, кого хочет, без счета и не отталкивает просящего, когда он его просит, а, напротив, дает ему в изобилии и благо и милость. И попросил Данияль Аллаха великодушного (велик он!), чтобы дал он ему ребенка, которого мог бы он оставить после себя, и оказал бы ему обильные милости, а затем он вернулся к себе домой и познал свою жену, и понесла она от него в ту же ночь…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала четыреста восемьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что греческий мудрец вернулся к себе домой и познал свою жену, и понесла она от него в ту же ночь. А потом, через несколько дней, он поехал на корабле в какое-то место, и корабль разбился, и пропали его книги в море, а сам он выплыл на доске от этого корабля. И было с ним пять листков, оставшихся от тех книг, что упали в море; и, вернувшись домой, он положил эти листки в сундук и запер их.
А беременность его жены стала видна, и сказал ей Данияль: «Знай, что подошла ко мне кончина и близко переселение из мира преходящего в мир вечный. Ты носишь и, может быть, родишь после моей смерти дитя мужеского пола. Когда ты его родишь, назови его Хасиб Карим ад-Дин и воспитай его наилучшим образом. А когда он вырастет и спросит тебя: «Какое оставил мне мой отец наследство?» – отдай ему эти пять листков. Когда он прочтет их и поймет их смысл, он станет ученейшим человеком своего времени».
Затем Данияль простился со своей женой, и издал вопль, и расстался со здешним миром и тем, что есть в нем (да будет над ним милость Аллаха великого!). И заплакали о нем его родные и друзья, и омыли его, и сделали ему великолепный вынос, и закопали его, и вернулись. А затем, через немного дней, его жена родила красивого ребенка и назвала его Хасиб Карим ад-Дин, как завещал ей ее муж. И когда она его родила, к ней привели звездочетов, и звездочеты высчитали его гороскоп и определили, какие звезды в восхождении, и сказали: «Знай, о женщина, этот новорожденный проживет много дней, но будет это после беды, которая с ним случится в начале жизни. Если он от нее спасется, ему будет дано после этого знание мудрости».
И затем звездочеты ушли своей дорогой, а мать кормила сына молоком два года и отлучила его, и когда он достиг пяти лет, она поместила его в школу, чтобы он чему-нибудь научился. Но мальчик не научился ничему, и она взяла его из школы и поместила учиться ремеслу; но он не научился никакому ремеслу, и ему не давалась никакая работа. И его мать плакала из-за этого, и люди сказали ей: «Жени его: быть может, он, заботясь о жене, примется за ремесло».
И мать Хасиба просватала ему одну девушку и женила его на ней, и он провел так некоторое время, но не брался ни за какое ремесло. А у них были соседи – дровосеки; и они пришли к его матери и сказали: «Купи твоему сыну осла, веревку и топор, и он пойдет с нами на гору, и мы с ним будем рубить дрова; плата за дрова будет ему и нам, и он потратит на вас часть того, что достанется ему на долю».
И, услышав это от дровосеков, мать Хасиба сильно обрадовалась. Она купила своему сыну осла, веревку и топор и, взяв Хасиба, отправилась с ним к дровосекам и отдала его им, поручив им о нем заботиться. «Не обременяй себя заботой об этом юноше, – сказали ей дровосеки, – Господь наш наделит его: это сын нашего шейха».
И затем они взяли его с собой, и отправились на гору, и стали рубить дрова, и нагрузили своих ослов, и вернулись в город. Они продали дрова и израсходовали деньги на свои семейства, и потом они возвращались рубить дрова на второй день и на третий день и делали это в течение некоторого времени.
И случилось так, что они отправились в какой-то день рубить дрова, и пошел сильный дождь, и они убежали в большую пещеру, чтобы укрыться там от дождя. И Хасиб Карим ад-Дин ушел от них и сидел один в той пещере, и стал он ударять по земле топором. И он услышал из-под топора, по звуку, что земля пустая, и, поняв, что под землей пусто, принялся копать и через некоторое время увидел круглую плиту, в которой было кольцо. И, увидав это, Хасиб обрадовался и позвал своих товарищей дровосеков…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала четыреста восемьдесят четвертая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Хасиб Карим ад-Дин, увидев плиту, в которой было кольцо, обрадовался и позвал своих товарищей дровосеков. И они пришли, и увидели эту плиту, и, поспешив к ней, вырвали ее и нашли под ней дверь. И они открыли дверь, бывшую под плитой, и вдруг оказалось, что это колодец, наполненный медом пчел. И дровосеки сказали один другому: «Вот колодец, наполненный медом, и нам остается только пойти в город, принести бурдюки и наполнить их этим медом. Мы продадим его и разделим его стоимость, а один из нас посидит около меда, чтобы стеречь его от других людей». – «Я посижу и постерегу его, пока вы сходите и принесете бурдюки», – сказал Хасиб.