Наконец Томас сдался.
– Хорошо. – Он покосился на гвардейца. – Как ваше имя?
Лицо стражника сверкнуло жестокой ухмылкой.
– Данешти.
– Ах, Данешти. Это все объясняет, не так ли?
Томас крутанулся на каблуках и исчез в своем купе, оставив меня недоумевать не только по поводу тела перед моей дверью, но и из-за странной атмосферы, окружавшей нас с того самого момента, когда мы въехали в Румынию. Кем был этот зловещий молодой гвардеец и почему его имя вызвало такое раздражение у Томаса? К Данешти присоединились еще двое королевских гвардейцев. По-видимому, он был старшим среди них, поскольку рявкнул приказы на румынском и размеренным шагом направился в сторону тела.
Я сочла это знаком и удалилась. Закрыв дверь купе, я резко остановилась. Миссис Харви лежала, ее грудь вздымалась и опускалась в мерном ритме, что указывало на глубокий сон. Но не ее поза заставила меня замереть. На моем месте лежал смятый листок бумаги. Мне случается время от времени видеть фантомы, но сейчас я была абсолютно уверена, что перед тем, как мы обнаружили тело за дверью, никакого листка здесь не было. Озноб бесцеремонно прошелся по телу. Осмотрев купе, я не нашла там никого, кроме моей спящей компаньонки. Не позволяя страху взять над собой верх, я подошла к бумаге и, разгладив ее, развернула. На ней был изображен дракон, с хвостом, обвивающим его толстую шею. Крест создавал кривую линию его хребта. Я чуть не приняла его за весы.
Может, его нарисовал Томас? Но если бы это сделал он, я бы заметила. Или нет?
Я рухнула на сиденье. Я ничего не понимала и мечтала о возвращении того времени, когда единственным поводом для беспокойства было непрерывное постукивание Томаса. Похоже, я ни в чем не могла быть уверена. Я слышала, как труп потащили по коридору. Я старалась не думать о гвардейцах, уничтожавших все улики, которые могли там быть, пока звуки шагов по ковру не затихли.
Если этого дракона нарисовал не Томас, а кто-то другой, то как он проник в мое купе, а затем исчез так, чтобы ни я, ни Томас этого не заметили? Еще одна загадка.
И от нее меня пробрало холодом до мозга костей.
Глава пятая
Уроки о стригоях
Окраина Брашова
Трансильвания, Румыния
1 декабря 1888 года
Кларенс, закрытая четырехместная карета, которую прозвали «рычуном» за издаваемый ею шум, был удобен настолько, насколько мог быть комфортабелен экипаж, часами подпрыгивающий и трясущий по ухабистой дороге через крутые горы и холмы по пути из Будапешта.
Я поймала себя на том, что от скуки слежу, словно загипнотизированная, за колыханием золотых кистей, что удерживали собранными темно-фиолетовые занавеси. Ткань была расшита золотыми драконами с изогнутыми и изящными телами. Каким-то чудом последние полчаса, а может, чуть дольше, миссис Харви бодрствовала, и вот сейчас, заворчав из-за того, что карета подпрыгнула на слишком большом ухабе, она дернула одеяло обратно на себя.
Потом дуэнья извлекла из своего мехового плаща фляжку и сделала большой глоток. У меня глаза полезли на лоб. Прозрачная жидкость выплеснулась на мисс Харви, и маленькое пространство заполнил острый аромат, который мог принадлежать только крепкому алкоголю. Покраснев, моя компаньонка вытерла пролившуюся жидкость, а затем предложила гравированную фляжку и мне. Я помотала головой и, не сдержавшись, улыбнулась. Мне невероятно нравилась эта женщина.
– Тоник для путешествующих. От укачивания, – сказала миссис Харви. – Помогает тем, у кого хрупкая конституция. И полезен при ужасной погоде.
Томас фыркнул, но я заметила, что он проверил кирпич для ног, который ей недавно заменили, чтобы убедиться, что тот достаточно теплый. Чем выше мы поднимались в горы, тем больше было снега, так что в карете было весьма прохладно.
– Миссис Харви также пользуется этим тоником перед тем, как уйти отдыхать к себе в комнату. Иногда случалось, что я возвращался из лаборатории доктора Уодсворта поздно ночью, а в прихожей лежали свежие бисквиты, – сказал он. – Но миссис Харви мало что могла вспомнить о том, как они были изготовлены.
– Ой, да будет вам, – без обиды отозвалась она, – этот тоник прописали мне только для поездки. Не надо плести небылицы, это просто неприлично! Я всегда помню все, что готовлю. И после этого я делаю только один глоток. Я пеку эти бисквиты потому, что кое-кто любит сладкое. Не слушайте его, мисс Уодсворт.
Я усмехнулась. Дружелюбная пожилая дама сделала еще один глоток «тоника для путешествующих» и спряталась обратно под толстые шерстяные одеяла; веки ее уже смыкались. Вот и объяснение ее впечатляющей способности спать большую часть нашего путешествия. Она прекрасно поладит с тетей Амелией. Тетушка и сама любила глотнуть спиртного перед тем, как отправиться в постель.
Томас вытянул ноги во всю длину, посягнув этим на мое сиденье, но, похоже, не осознавал своего проступка. Большую часть поездки он был очень тих, совершенно не в его характере. Путешествие никогда его не радовало, и эта часть нашей поездки тоже не доставляла ему удовольствия. Возможно, мне стоило подлить ему немного тоника миссис Харви. Это подарило бы нам обоим немного покоя до прибытия в академию.
Пока Томас был чем-то поглощен, у меня была возможность изучить его. Его взгляд был слегка отсутствующим, и пусть телом он находился здесь, но мыслями пребывал где-то далеко. Мне самой с трудом удавалось не думать о жертве из поезда. Или о странном изображении дракона. Я хотела обсудить это с Томасом, но не в присутствии компаньонки. Последнее, что сейчас требовалось миссис Харви, это вновь столкнуться с какими-либо страшными обстоятельствами. Когда совсем недавно мы останавливались, чтобы сменить лошадей и быстро пообедать, она едва поела и вздрагивала от любого звука, доносящегося из оживленной кухни трактира.
Томас сосредоточенно смотрел на проплывающий за окном лес и падающий снег. Я хотела полюбоваться могучими деревьями, но опасалась возвращения образов, беспокоящих мое воображение: звери, мчащиеся сквозь подлесок, отрубленные головы, выставленные на кольях, или другие ужасные картинки и иллюзии.
– Тебе нехорошо? – Внимание Томаса переключилось на меня. – Или это твой способ показать мне, что я выгляжу не лучшим образом?
Я без всякой задней мысли бросила взгляд на его сюртук. Его полуночно-черные тона вместе с подобранным в пару жилетом очень шли к смуглому лицу Томаса; впрочем, у меня было ощущение, что он прекрасно осознает данный факт. И то, как его взгляд задержался на моих губах, служило этому подтверждением.
– Ты выглядишь отсутствующим, вот и все. – Я не стала заострять внимание на том, что в арендованном нами экипаже можно было замерзнуть, и если бы у него не было лихорадки, то ему стоило бы надеть пальто, а не набрасывать его на плечи. Опустив это замечание, я повела плечом и продолжила игнорировать своего спутника. Томас сдвинулся вперед, отвлекаясь от миссис Харви.
– Разве ты не заметила? – спросил он, постукивая пальцами по ноге. Я готова была поклясться, что он создавал эпическую сагу при помощи азбуки Морзе, но прерывать его не стала. – Я не курил несколько дней. И нахожу, что избыток нервной энергии… неприятен.
– Тогда почему бы тебе не попытаться поспать?
– Я думаю о том, что существуют иные, более увлекательные вещи, которыми мы могли бы заняться вместо сна в течение следующих пары часов, Уодсворт. У нас есть еще несколько часов до Брашова.
Я тяжело вздохнула.
– Клянусь, если ты предложишь что-нибудь менее однообразное, то я поцелую тебя только за одну стимуляцию мыслительной деятельности.
– Я имел в виду кое-что совсем другое. Нечто, связанное с мифами, легендами и другими заслуживающими внимания темами, чтобы помочь тебе с изучением румынского. Это ты предположила, что я говорил о поцелуях. – Он откинулся назад с довольной ухмылкой и снова принялся внимательно смотреть на лес, пока мы неспешно продвигались вперед. – Это заставляет задаваться вопросом: сколь часто ты думаешь на данную тему?
– Ты проник в мою тайну. Я размышляю об этом постоянно. – Томас ошарашенно уставился на меня. Смущение на его лице доставило мне такое удовольствие, что я не удержалась от улыбки. – Ты должен был рассказать нечто, заслуживающее внимания. – Он моргнул и посмотрел на меня так, словно я говорила на неведомом ему языке. – Да, в это поверить трудно, понимаю.
– Я, весь из себя такой благопристойный человек, планировал поведать тебе о стригоях. Но раскапывание твоих секретов доставляет мне значительно больше удовольствия. Давай лучше поговорим о твоих мыслях.
Он позволил себе окинуть меня с макушки до пят внимательным взглядом, который, казалось, извлекал на поверхность тысячи мелких деталей. Его губы медленно изогнулись в улыбке.
– Если судить по тому, что ты выпрямилась, и по слегка судорожному вздоху, я бы сказал, что ты по крайней мере рассматриваешь возможность поцеловать меня прямо сейчас. Гадкая, непослушная Уодсворт. Что бы сказала об этом твоя добродетельная тетушка?
Я заставляла себя вглядываться только в глаза, игнорируя желание кинуть взгляд на полные губы.
– Расскажи мне подробнее об этих строгоях. Кто они такие?
– Стригои – как стриж, через «и», – ответил Томас с прекрасным румынским произношением. – Это нежить, принимающая форму тех, кому ты доверяешь. Тех, кого ты будешь счастлива пригласить в дом. А затем они нападут. Обычно они выбирают обличье недавно умерших родных. Ведь нам очень сложно отвергнуть тех, кого мы любим, – тихо добавил он, словно зная, как глубоко эти слова могут ранить.
Я попыталась – но безуспешно – не думать о том, как дергалось тело моей матери, когда его пронзил ток. Приветствовала бы я ее возвращение из царства мертвых, невзирая на страх? Ответ поразил меня. Я не верила, что существует хоть какая-нибудь граница, которую нельзя пересечь, когда дело касается наших любимых. При встрече с душевной болью мораль отступала. Некоторые внутренние надломы не исцеляются никогда.
– Этому должно быть какое-то объяснение, – сказала я. – Я сильно сомневаюсь, что Влад Дракула восстал из могилы. Нежить – это персонажи готических романов, призванных напугать и развлечь читателя.
Томас пристально посмотрел мне в глаза. Мы оба с ним знали, что иногда романы и реальность встречались, что приводило к разрушительным последствиям.
– Согласен. А вот некоторые местные жители, увы, не согласны. Когда они обнаруживают стригоя, то вся семья – или все, кто был с ним связан, отправляются на могилу обидчика, раскапывают ее, вытаскивают уже начавшее разлагаться сердце и сжигают прямо там. О, – добавил он, наклоняясь, – я почти забыл. После сожжения немертвого «чудовища» они выпивают пепел. Это единственный способ гарантированно добиться того, чтобы стригой не вернулся или не завладел другим носителем.
– Звучит немного… слишком, – сказала я, сморщив нос.
По лицу Томаса медленно расползлась улыбка.
– Румыны никогда ничего не делают наполовину, Уодсворт. Вне зависимости от того, идет речь о войне или о любви.
Голос его звучал так проникновенно, что я на миг зажмурилась. Прежде чем я смогла ответить, возница свистнул лошадям и натянул поводья, останавливая экипаж. Я подалась вперед; нахлынувшие мысли о бродячих бандах воров и разбойников заставили сердце бешено колотиться.
– Что случилось? Почему мы остановились?
– Вероятно, я забыл упомянуть, – Томас, сделав паузу, спокойно надел пальто, которое до этого использовал как дополнительное одеяло, и поправил мой кирпич для ног, – что мы пересаживаемся в более подходящий экипаж.
– Что ты… – Ржание лошадей и звон колокольчиков не дали мне договорить. Томас вместе со мной выглянул из окна, на котором наше дыхание оставляло мутные разводы. Он начисто вытер их рукавом пальто и с нерешительной улыбкой взглянул на меня – как я отреагирую?
– Сюрприз, Одри Роуз. По крайней мере, я надеюсь, что он приятный. Я не был уверен…
Великолепные запряженные лошадьми сани остановились рядом; своей приглушенной красной, охристой и бледно-голубой раскраской они напоминали разрисованные румынские яйца-писанки. Две огромные белоснежные лошади рыли снег и храпели, а их дыхание оставляло маленькие облачка прямо перед мордами. Их головы были увенчаны белоснежными плюмажами из страусовых перьев, лишь слегка поникшими от непогоды.
– Ты… это твоих рук дело?
Томас перевел взгляд с меня на сани и прикусил губу.
– Я надеялся, что тебе понравится.
Я приподняла бровь. Понравится? Да это же ожившая сцена из сказки! Я была совершенно очарована.
– Я в полном восторге!
Безо всяких раздумий я открыла дверь и оперлась на предложенную кучером руку; нога скользнула по гладкой металлической ступеньке, и я не сразу восстановила равновесие. Кучер вернулся к карете, а я, не обращая внимания на яростные порывы ветра, крепко держала шляпу и изумленно смотрела на потрясающее зрелище. Когда я вышла из-под защиты кареты и шагнула в бурю, наш новый кучер улыбнулся.
По крайней мере, мне так показалось. Но сказать это наверняка было невозможно, поскольку и тело, и большая часть его румяного лица были закутаны, чтобы уберечь их от суровой стихии. Когда Томас встал рядом со мной, расчетливо осматривая в своей привычной манере и сани, и кучера, тот помахал нам.
– На вид транспорт не хуже любого другого. Особенно если учесть, что эта буря явно не собирается стихать в ближайшее время. Мы прекрасно проведем время. И выражение твоего лица – того стоило.
Я повернулась к Томасу со слезами благодарности и улыбнулась не таясь – и увидела панику на его лице. Он заглянул обратно в карету и хлопнул в ладоши.
– Миссис Харви! Пора просыпаться. Позвольте я помогу вам спуститься.
Леденящий ветер выбрал это мгновение, чтобы пронестись сквозь лес, заставляя ветви свистеть. Я зарылась лицом в меховую опушку зимнего плаща. Мы находились в гуще леса, зажатые между двух враждующих горных вершин. И хотя до конца дня еще оставалось несколько часов, тьма уже начинала сплетаться вокруг нас. Эти горы были так же импульсивны, как и мой друг.
Томас помог нашей компаньонке выйти из кареты и указал на новый экипаж. Миссис Харви нахмурилась при виде сыплющегося снега и сделала еще глоточек тоника.
Томас проследил за моим взглядом, переходящим от одного скрипящего дерева к другому. Было нечто странное в этих лесах. Они казались живыми, и дух их не был ни злым, ни добрым. Но в них ощущалась древняя аура, нашептывавшая о войнах и резне.
Мы находились в самом сердце края Влада Пронзателя, и казалось, что сама земля хочет предупредить нас: либо уважайте меня, либо потом пеняйте на себя.
Скорее всего, это было игрой света, но немногие оставшиеся на деревьях листья, казалось, были цвета подсыхающих ран. Уж не привыкла ли листва ко вкусу крови после десятков тысяч прерванных здесь жизней? Над нами заверещала птица, и я резко втянула холодный воздух.
– Полегче, Уодсворт. У леса нет клыков.
– Спасибо, Кресуэлл, – сладко сказала я. – Что бы я без тебя делала?
Томас развернулся ко мне. Никогда еще я не видела его таким серьезным.
– Ты бы невероятно скучала по мне, и сама знаешь об этом. Точно так же, как и я по непостижимым для меня причинам буду тосковать по тебе, если нам придется расстаться.
Томас взял миссис Харви под руку и повел к саням. Кучер жестом предложил нам садиться. Я на миг застыла с лихорадочно бьющимся сердцем. Томас умел подавать свои признания так буднично, что это каждый раз ошеломляло меня.
Давая своему сердцу время успокоиться, я погладила бархатистую морду ближайшей лошади, прежде чем сесть в сани. Они не были полностью закрытыми, в отличие от нашей кареты, но в них лежало столько мехов, сколько я не видала за всю жизнь. Пускай у нас нет крыши, но мы точно не замерзнем, если зароемся в эту груду пушнины. Миссис Харви с трудом забралась в сани и, привалившись к одной из боковин, стала укутывать ноги. Оставшееся место на сиденье она оставила нам.