– Мистер Дрейк! – позвал Дэнни предводителя над головами коллег. – Если вы знакомы с постструктурализмом, гм… то наверняка в курсе, гм… уф!.. что фактически мы просто не способны узнать что-либо про этот лес… Чтобы вы поняли, мистер Дрейк: это мы сами создаем смысл, тогда как в природе нет ровным счетом никаких значений…
Услышав это, Винсент еще раз доказал, что его трудно застать врасплох.
– Мое видение природы, мистер Мино, в том, что нам не требуется знать ее смысловое значение для того, чтобы пользоваться ее плодами.
– Да, но… – продолжил гнуть свое Дэнни.
Тем временем Элисон Бендер успела отстать на несколько шагов, и Питер оказался бок о бок с Риком. Тот мотнул головой в сторону Вина Дрейка.
– Ты вообще веришь тому, что он грузит? Натуральный биопират!
– Сколько ни слушаю ваши замечания, мистер Хаттер, – внезапно обернулся на него Дрейк, – столько и убеждаюсь, насколько дремучи ваши представления в этой области. «Биопиратством» в определенных кругах принято именовать использование полезных растений или рецептов народной медицины без какой-либо компенсации той стране, в которой они были впервые открыты. «Нужно платить!» – кричат невежественные доброхоты, совершенно при этом не представляя, насколько это вообще осуществимо на практике. Возьмем, к примеру, кураре – ценный лекарственный препарат, широко используемый в современной медицине. Кому, как и за что тут компенсировать? Тем более что рецептов кураре буквально десятки, свой едва ли не у каждого племени по всей Центральной и Южной Америке – а это, смею заметить, довольно обширная территория. И ингредиенты разные, и способ приготовления – учитывается, и кого нужно убить, и прочие местные предпочтения. Каким образом вы собираетесь выплачивать компенсацию туземным лекарям? Кто внес больший вклад: колдуны из Бразилии или же колдуны из Панамы или Колумбии? Следует ли принимать во внимание тот факт, что деревья, используемые для этого в Колумбии, попали сюда – не без помощи человеческих рук – из соседней Панамы, где изначально и произрастали? Какова точная химическая формула? Нужна там добавка стрихнина или все-таки нет? Ну, а если виски туда добавить, что будет? Так, может, это все-таки общественное достояние? По закону фармацевтическая компания имеет право эксклюзивно продавать какой-либо препарат только двадцать лет, после чего его может производить кто угодно. Утверждают, будто бы сэр Уолтер Рэли[4] впервые привез кураре в Европу еще в тысяча пятьсот девяносто шестом году, но в любом случае в тысяча семисотых годах этот препарат был уже достаточно хорошо известен. «Берроуз Уэлкам» стала продавать таблетки кураре для медицинских целей еще в тысяча восьмисотых. Так что при всех раскладах кураре – давно уже общественное достояние. И, кстати – нынешние медики уже почти не используют кураре растительного происхождения, уже давно есть синтетический кураре. Видите, сколько сложностей?
– Все это отмазки большого бизнеса, – буркнул Рик.
– Мистер Хаттер, я смотрю, вам просто нравится оспаривать любые положения, которые я выдвигаю, – сказал Дрейк. – Я не против. Это только помогает мне оттачивать искусство спора. Правда же в том, что использование природных компонентов в медицине – весьма распространенная практика. Открытия, сделанные в любой из культур, крайне важны, и межкультурные заимствования при этом неизбежны. Иногда такие открытия действительно становятся предметом продажи, но далеко не всегда. Следует ли нам выдать лицензию на стремена монгольским кочевникам, которые их придумали? Надо ли платить китайцам за то, что они первыми стали разводить тутового шелкопряда? За опиум? А как насчет того первого земледельца эпохи неолита, который раньше всех догадался, что съедобные растения можно не только собирать, но и сажать самому? Может, поищем его нынешних потомков и будем им за это платить? Или потомков тех средневековых бриттов, которые первыми выплавили чугун?
– Может, перейдем уже к сути? – предложила Эрика Молл. – Мы понимаем, к чему вы клоните, а Рик пусть себе и дальше пыжится.
– Ладно, суть в том, что ни о каком «биопиратстве» здесь, на Гавайях, не может быть и речи, поскольку никаких туземных растений здесь попросту нет, – вернулся к главной теме Винсент. – Все Гавайские острова – вулканического происхождения, и когда в стародавние времена они поднялись под напором раскаленной лавы над поверхностью океана, то представляли собой абсолютно голую безжизненную пустыню. Все, что на них сейчас растет, занесено сюда извне – птицами, ветром, океанскими течениями, на полинезийских боевых каноэ… Своего здесь ничего нет, хотя некоторые виды действительно можно отнести к эндемикам, истинно местным. Вообще-то все эти юридические тонкости и стали одной из причин того, почему местом базирования компании были избраны именно Гавайи.
– Чтоб половчей обойти закон, – пробормотал Рик.
– Чтобы не нарушать закон, – поправил его Дрейк. – Суть как раз в этом.
Тем временем они приблизились к зарослям каких-то высоких, по грудь, зеленых листьев, и Дрейк заметил:
– А вот этот участок мы называем «Имбирная аллея» – здесь гуще всего растут белый и желтый имбирь, а также имбирь кахили. Кахили – это вон те красные стебли примерно в фут высотой. Деревья вокруг нас – это, в основном, сандаловые, с характерными темно-красными соцветиями, но попадаются еще и сапиндус, он же «мыльное дерево», и гавайское мило – вон то, с большими темно-зелеными листьями.
Студенты, слушая этот рассказ, только успевали вертеть головами.
– Полагаю, вам это уже известно, но на случай, если вы вдруг не в курсе… Видите вон те узкие остроконечные листья? – продолжал Вин. – Это олеандр, для человека он может быть смертелен. Тут один из местных решил как-то мяска себе поджарить – на олеандровом вертеле. Так и не спасли. Дети тоже частенько гибнут, когда его семечки в рот тянут… И раз уж об этом зашла речь, то большое дерево вон там слева называется стрихниновое. Родом из Индии. Смертельно опасны все его части, но в особенности семена. А вон тот куст по соседству, с большими звездообразными листьями – клещевина, она тоже крайне ядовита. Но в малых дозах содержащиеся в его семенах вещества вполне успешно используются в медицине. Полагаю, вам все это известно, мистер Хаттер?
– Конечно, – кивнул Рик. – Экстракт клещевины широко применяется как средство, улучшающее функции памяти, а также как антибиотик.
На развилке Дрейк свернул вправо.
– И, наконец, тут у нас «Аллея бромелий», – объявил он. – На сегодняшний день известны порядка восьмидесяти разновидностей этого растения, среди которых, как вам наверняка известно, и хорошо знакомый всем ананас. Равно как и то, что бромелиевые – излюбленное прибежище великого множества разнообразных насекомых. Деревья вокруг нас – в большинстве своем эвкалипты и акации, но чуть дальше нам встретятся и такие более типичные представители тропического древесного мира, как охиа и коа, как можно догадаться по характерной формы опавшим листьям у нас под ногами.
– А зачем вы нам все это показываете? – спросила Дженни Линн.
– Вот именно, – поддержал ее Амар Сингх. – Лично меня больше интересуют новые технологии, мистер Дрейк. Как именно вы берете образцы столь разнообразных жизненных форм? Тем более, вы намекнули, что, в основном, вас интересуют формы, которые отличаются чрезвычайно малыми размерами. Бактерии, черви, насекомые и так далее. К примеру, сколько подобных биологических образцов вы добываете и обрабатываете за час? За день?
– Лаборатория ежедневно отправляет сюда грузовик, – ответил Вин, – чтобы забрать снятые с микроскопической точностью срезы почвы, определенные растения и вообще все, что наши лаборанты ни запросят. Так что вполне можете рассчитывать на то, что свежий материал для исследований будет поступать вам ежедневно, да и что в принципе вас обеспечат абсолютно всем необходимым для работы.
– Значит, каждый день приезжают? – уточнил Рик.
– Совершенно верно, около двух часов дня, мы лишь ненамного с ними разминулись.
Дженни вдруг присела на корточки.
– Что это? – спросила она, указывая пальцем в землю – на нечто вроде крошечного, не больше чем в ладонь, прямоугольного шатра, поставленного на плоскую бетонную коробочку.
– Ах да! – отозвался Дрейк. – Хвалю за наблюдательность. Здесь такое практически по всей территории раскидано. Это базовые станции. Для чего они, объясню позже. Вообще-то, если вы уже готовы ехать назад, то, полагаю, вам самое время узнать, чем же на самом деле занимается «Наниджен».
К машинам группа двинулась в обход, вокруг небольшого стоячего пруда с коричневой водой, над которой нависали широченные пальмовые листья и кроны невысоких бромелий.
– Пруд называется Пау Хана, – сообщил Дрейк. – «Дело сделано» по-местному.
– Довольно странное название для утиного пруда, – заметил Дэнни. – Тем более что он именно утиный. На том пути я заметил тут три или четыре утиных выводка.
– А вы заметили, что тут еще произошло? – спросил Винсент.
Мино отрицательно покачал головой.
– Что-то страшное?
– Это как посмотреть. Гляньте-ка вон на те ветки футах в трех над водой.
Все остановились, внимательно присматриваясь. Первой это увидела Карен Кинг.
– Серая цапля! – выдохнула она, кивая.
Над водой, возвышаясь над ней фута на три, застыла грязно-серая птица с длинным острым клювом и пустым туповатым взглядом. Взъерошенная, неопрятная, заторможенная – вид у нее был такой, будто ей все далеко до лампочки. Абсолютно недвижимая, она идеально сливалась с тенями пальмовой листвы.
– Она может стоять так часами, – прошептала Карен.
Студенты понаблюдали за ней еще несколько минут и уже собрались было двинуться дальше, когда у берега пруда показался утиный выводок. Утята старательно укрывались в траве и на чистую воду не совались, но это не помогло.
Одним быстрым движением цапля оказалась прямо посреди выводка, взбаламутив воду, и буквально через секунду один из утят уже трепыхался у нее в клюве.
– Уф-ф! – выдохнул Дэнни.
– Ого! – вырвалось у Дженни.
Цапля запрокинула голову, уставившись в небо, резко дернула распахнутым клювом, и несчастный утенок окончательно исчез у нее в глотке. А потом она опять опустила голову и все в той же позиции застыла среди пестрых теней. Все это заняло всего несколько секунд. Даже не верилось, что тут вообще что-то произошло.
– Отвратительное зрелище, – проговорил Мино.
– Так уж устроен мир, – заметил Дрейк. – Как вы можете заметить, дендрарий отнюдь не перенаселен утками, и вот вам причина, почему. О! Если не ошибаюсь, вот и наши машины, которые отвезут нас обратно в лоно цивилизации.
Глава 8
Индустриальный парк «Каликимаки».
28 октября, 18:00
Перед возвращением в центральный офис «Наниджен» за руль открытого «Бентли» посадили Карен Кинг. В него забрались и все остальные студенты, в то время как Элисон Бендер с Вином Дрейком устроились в спортивном «БМВ». Не успели они еще как следует отъехать от дендрария, как аспирант Дэнни Мино внушительно откашлялся.
– Лично я считаю, – начал он, стараясь перекричать свист встречного ветра, – что термин «ядовитые растения», употребленный Дрейком, – не более чем повод для дискуссии.
Выражение «повод для дискуссии» было у Мино вообще едва ли не самым излюбленным.
– Да ну? С чего это вдруг? – буркнул Амар. Он в особенности терпеть не мог Дэнни.
– Ну, уже само по себе определение «ядовитый» – более чем расплывчатое, – тут же принялся за объяснения Мино. – Ядом мы именуем любое вещество, которое способно причинить нам вред. Или только считаем, что способно. Но на самом-то деле оно может оказаться и не столь уж вредным. В конце концов, тот же стрихнин выписывают в качестве патентованного лекарства еще с начала тысяча восемьсот восьмидесятых годов. Считалось, что это отличное тонизирующее средство. Его до сих применяют при алкогольных отравлениях, если не ошибаюсь. То дерево не стало бы брать на себя хлопоты по выработке стрихнина, если бы не преследовало при этом какие-либо практические цели – в данном случае это почти наверняка самооборона. Стрихнин вырабатывают и другие растения, типа белладонны. Всегда должна быть какая-то цель.
– Ну да, – фыркнула Дженни Линн. – Чтобы тебя не съели.
– Это с точки зрения растения.
– Равно как и с нашей точки зрения, поскольку белладонну мы тоже не едим.
– Но если говорить о людях, – Амар повернулся к Мино. – Ты нам доказываешь, что для людей стрихнин не опасен? Что на самом деле это не яд?
– Вот именно! – отозвался тот. – Уже сам базовый подход здесь довольно скользкий. Я бы даже сказал, совершенно неопределенный. Термин «яд» нельзя отнести к какой-либо четкой категории явлений.
Машина огласилась стонами.
– Может, сменим тему? – предложила Эрика.
– Я просто хотел сказать, что определение того, является ли то или иное вещество ядом, – не более чем повод для дискуссии.
– Дэнни, да у тебя все – повод для дискуссии, – проворчала Молл.
– В некотором роде да, – ответствовал Мино, важно кивая. – Потому что я не принимаю научный подход к видению мира, в котором все четко определено и разложено по полочкам.
– Вообще-то мы тоже, – сказала Эрика. – Но есть вещи, поддающиеся многократной проверке, что дает нам все основания верить в их существование.
– Может, такая точка зрения просто удобней? Всего лишь умиротворяющий самообман, которым страдает большинство так называемых ученых? Все-то они знают, все-то они могут… Но в реальном мире бал правят исключительно властные структуры, – сказал Мино. – И вы сами прекрасно это знаете. Кто обладает в обществе властью, тот и определяет, что именно изучать, за чем именно наблюдать, о чем именно и как именно думать. Ученые толкутся в очереди к тем, кто обладает реальной властью. А куда деваться – именно властные структуры и способны оплатить их счета. Не будешь играть по предложенным властной структурой правилам – останешься без денег для исследований, без должности, без публикаций. И скоро ты никто. Нет тебя. Считай, что умер.
В машине наступило молчание.
– Вы знаете, что я прав, – добавил Дэнни. – Просто вам всем это не по вкусу.
– Кстати, о властных структурах, – произнес Рик Хаттер. – По-моему, подъезжаем.
Вытащив небольшую прямоугольную сумочку с пружинной клипсой, Дженни Линн аккуратно прицепила ее на ремень. Судя по лейблу «Гортекс», сумочка была водонепроницаемой. Карен Кинг тут же полюбопытствовала:
– Это что, для наглядной демонстрации?
– Ну да, – отозвалась Дженни. – Если они действительно хотят предложить работу… В общем, я подумала… – Она пожала плечами. – Тут все мои образцы летучих сигнальных веществ, уже экстрагированные и очищенные. А ты что взяла?
– Тоже химию, детка, – ответила Карен. – Бензохинон, уже в аэрозольном баллончике. Отлично обжигает кожу, глаза – может, он и из жуков, но для самообороны лучше химиката и не придумаешь. Безопасный, короткого действия, органический. Практически готовый продукт.
– И, конечно же, для коммерческого использования? Другого я от тебя и не ждал, – буркнул Рик Хаттер.
– Потому что мало твои морали слушала, Рик, – отрезала Кинг. – А что? Ты хочешь сказать, что сам вообще ничего не захватил?
– Вообще-то нет…
– Врешь.
– Ну ладно, так и быть. – Хаттер похлопал себя по карману рубашки. – Тут вытяжка из млечного сока того дерева, химатантуса. Намазываешься – и любым паразитам, что залезли под кожу, сразу каюк.
– По мне, так тоже вполне коммерческий продукт, – заметила Карен, поворачивая руль, и «Бентли», словно приклеившись к дороге, четко вписался в очередной крутой язык серпантина. – Может, еще заработаешь на нем свои миллиарды.
Оторвавшись на секунду от дороги, она одарила его недоброй ухмылочкой.