Однако кольцо, подаренное Кваком, по-прежнему оставалось на ее пальце. Рядом с бриллиантом от Петра, величиной с горошину.
– Это будет мне напоминанием, – говорила она. – Чтобы глупости никогда больше не лезли в голову.
Мать всегда твердила ей о том, что серьезные отношения могут случиться в жизни женщины максимум трижды. Все остальное – ничего не значащие романы и флирты, детали которых частенько путаются в памяти. Союз с первым мужчиной происходит по глупости, со вторым – по расчету, а с третьим – по любви, но это уже, как правило, на закате жизни. Ивона в свои двадцать пять была уже на втором этапе.
Она причесала короткие волосы с челкой а-ля Ума Турман в «Криминальном чтиве», к которым завтра, по случаю свадьбы, парикмахерша приплетет шиньон того же цвета. Черную как смоль косу, толщиной с кулак, скрепленную разноцветными лентами, заказали на Украине. Говорят, что украинские женщины обеспечивают материалом для париков весь Евросоюз. И еще говорят, что волосы цвета «славянский русый» лучше всего поддаются окраске и укладке.
– Волосы так же, как и задницу, продают из-за нищеты, – подытожила Вожена. По молодости ей приходилось заниматься обоими видами коммерции. Кроме того, она добавила, что не понимает, почему ее дочь постоянно стрижет волосы в парикмахерской и еще должна за это платить. О торговле другими частями тела она промолчала, но как только один из сыновей ляпнул что-то о «старом кацапе», за которого должна выйти Ивона, она тут же отправила его за углем.
– Не за что купить. – Владислав развел руками. – Бизнес не идет.
– Так какого черта раскрываешь хлеборезку? – гаркнула мать. – Когда Ивона выйдет за Бондарука, угля у тебя будет по горло.
Ивона смазала губы вазелином. Макияж не приветствовался. У Петра был пунктик на традиционной красоте и натуральности. Ей было известно, что он белорусский активист, но, видимо, ее происхождение ему не мешало. Была в этом некая странность, но в конце концов она решила, что у ее мужа должны быть хоть какие-то недостатки. Красить глаза было вовсе не обязательно. Шоколадные радужные оболочки практически сливались со зрачками, а ее длинным черным ресницам всегда завидовали подружки. Оливковая кожа не нуждалась в нанесении тона. Несмотря на это, она слегка выделила пудрой цвета загара скулы и взглянула на вышитый свадебный наряд, который был размера на три больше, чем нужно. Наряд ей не нравился, но она приняла условия игры. Это лишь униформа.
Юбка была с запахом, благодаря чему ее можно было дважды обернуть вокруг талии. Блузка, по идее, должна быть по фигуре, но пока больше походила на плащ-палатку. Вышитый белый мешок длиной до колен с жестким воротником-стойкой скрывал все атрибуты женственности. Рукава требовалось укоротить как минимум наполовину, потому что Ивона была очень миниатюрной и запросто могла бы одеваться в детских магазинах. Даже в прокате Музея белорусской культуры не удалось найти ничего подходящего ей по размеру. Поэтому она согласилась на переделку костюма, подаренного Петром. Наряд, говорят, был приготовлен для его любимой и много лет в сундуке ждал своего часа. Ивона не хотела знать, кому он когда-то предназначался и почему свадьба не состоялась. Потому что ее будущий муж, отец трех взрослых сыновей, которые сами уже были родителями, в свои шестьдесят шесть лет впервые собирался под венец. Ивоне надо бы гордиться этим, но чувства ее были совершенно противоположными.
Хлопнула дверь. Девушка прошла в темную прихожую. К сожалению, вместо портнихи в дверях она увидела своих подруг, с наушниками в ушах. Звук был настолько громким, что Ивона догадалась, что подружки дергаются под песню «Она танцует для меня». Обе обтянуты узкими топами оттенка «вырви глаз». Туники модели «ламбада», купленные в одной и той же палатке на Рубль-плацу, едва закрывали ягодицы. В дополнение к этому леопардовые либо змеиные легинсы и высокие каблуки. До недавнего времени Ивона тоже так одевалась. Только вот в отличие от Анки, длинной как жираф, или кругленькой Каси ей было что показать. Главным ее достоинством были ноги, и Ивона знала об этом. К сожалению, в национальном костюме, который ей предстоит завтра надеть, никто этого не заметит. Даже Наталья Водянова походила бы в нем на русскую матрешку.
Ивона надеялась, что после свадьбы она опять сможет одеваться, как захочет. Петр обещал ей независимость и право выбора: получение высшего образования, работа в его фирме либо собственный бизнес, если будет желание. Или же просто ничем не заниматься. Именно этот вариант выбрали бы ее подружки. Но Ивона не собиралась бездельничать. Она хотела изучать языки, путешествовать, узнавать другие культуры. Вести блог, а может быть, даже собственную программу на местном телевидении. Никому, кроме Петра, она об этом не говорила. Владельцем телеканала был приятель Петра, поэтому жених обещал помочь в финансировании как ее образования, так и путешествий. Она верила ему. Было лишь одно условие. Ей следовало быть лояльной, понимающей. Не обязательно верной. Что конкретно он имел в виду, она пока не понимала, но будущий муж обещал все объяснить сразу после свадьбы, когда на их пальцах уже будут красоваться обручальные кольца и поп хорошенько окропит их святой водой из освященного колодца.
– Свадьба должна пройти гладко, – заявила мать Ивоне и перевела взгляд на сыночков, грозя им пальцем, как в детском саду. – Глядите мне, чтобы без фокусов! А то спугнем жениха. Надеюсь, можно не объяснять, что мы все заинтересованы в успехе дела.
Зубры пообещали, что обеспечат сестре надежную охрану, даже если в их городок вдруг явится отряд вооруженных до зубов коммандос.
– Наверное, ужасно полнит? – сказала Кася, рассматривая длинную плиссированную юбку. Приложила к себе и засмеялась. Действительно, наряд не убавлял ей килограммов, тем не менее то, в чем она пришла, тоже не превращало ее в модель, хотя именно в этом Кася была уверена на все сто процентов. Ивона про себя подумала, что подружка права, но, не подавая вида, лишь передернула плечами.
– И что, у тебя не будет «безе» из множества тюля и шифона? И фаты? – разочарованно пролепетала вторая подружка, Аня, потряхивая разноцветными лентами для венка, словно разгоняла ими мух. А потом взглянула на Ивону с искренним сочувствием: – Тебе не жаль?
Ивона тяжело вздохнула. Что она могла ответить? Это был ее второй этап. Подружки же по-прежнему пребывали на первом. Их парни, как и большинство хайнувской молодежи, работали в Ирландии. Приезжали два раза в году и почти не выпускали Аню и Касю из постели. Всегда, после Рождества и Пасхи, девушки ездили в Белосток за абортивными таблетками, потому что – как они утверждали – это было проще и дешевле, чем бессмысленно травиться контрацептивами в течение целого года. Они надеялись на то, что их парни, разбогатев, вернутся насовсем. Мечтали о свадьбах, белых платьях и новых шикарных авто, на которых они будут разъезжать по городу. Ивона считала, что все будет совсем по-другому. Ребята не вернутся совсем, потому что найдут себе новых девушек, либо, что еще правдоподобнее, окажутся в тюрьме за контрабанду или финансовые махинации. Она не верила в сказки о том, что они пашут на стройке. Ее божественный любимый Квачок, как она называла его в апогее их романа, тоже рассказывал волшебные сказки. А о том, что происходило на самом деле, она узнала в тюремном зале ожидания. Во второй раз Ивона не даст себя обмануть.
В окно она увидела мать. Как ни странно, без постоянной сигареты во рту. Это слегка обеспокоило Ивону. Вожена направлялась к дому уверенным шагом, держа под руку пожилую женщину в платке. Портниху посоветовал Петр и попросил уважительно к ней относиться.
– Алла – моя кума, – предупредил. – Почти родственница.
Почти, потому что большинство его настоящих родственников были уже мертвы либо обустраивали собственные могилы, как ровесники Ивоны новые дома.
– Еще и такой старый, – прошипела Аня Касе. – Он мог бы быть моим дедом.
– Или прадедом. Моему деду еще далеко до шестидесяти, – заявила Кася гораздо громче. И вдруг бросила юбку с отвращением. – Ты видела? На ней личинки моли!
– Так не трогай! – Ивона раздавила пальцами насекомое и положила юбку на место, после чего повернулась к подруге и заявила: – Я все слышала. Да, он старый, но очень хорошо ко мне относится.
– А как ты будешь с ним целоваться? У него усы!
– Главное, что зубы у него свои, – подытожила Кася. – А то без зубов было бы трудновато. Я знаю, потому что Генке однажды выбили по пьяни.
– Свои? – переспросила Аня, но тут же с отвращением скривилась и махнула рукой. – Хотя, уж лучше не знать.
Ивона с сочувствием взглянула на подруг.
– Мне не придется с ним целоваться.
– Как это? Ведь это будет твой муж.
– Нет, и все.
– А тебе какое дело? – Кася прибавила звук в телефоне. Сейчас в моде была Маргарет. – Достаточно того, что он богатый. Правильно делаешь, Ивка.
Она вытащила пилочку из целлофановой сумочки а-ля Шанель и начала старательно выравнивать поврежденный ноготь. Розовый лак отскакивал целыми кусками, но Кася не обращала на это внимания. Доведя дело до половины, она достала пузырек лака и закрасила прорехи, не утруждаясь удалением культурных слоев, и принялась сушить ногти, резко размахивая руками. Сейчас она напоминала выброшенного на берег тюленя. Ногти еще не высохли, когда она указала на свадебный наряд.
– Может, у него есть подходящий друг? Тогда я бы тоже такое надела. Чем старше, тем лучше. Быстрей помрет.
– А если Квак придет на свадьбу? – решилась спросить Аня.
– Не придет. – Ивона смерила ее взглядом, и подружки поспешили пересесть на скрипучий диван, после чего принялись заглядывать под пленку, которой был накрыт телевизор. Она по-настоящему удивилась тому, как быстро они замолчали.
– Если явится и устроит спектакль, то он покойник, – услышала она за спиной решительный голос матери. Это объясняло поведение подруг.
Рядом с Боженой, на столике, сделанном из старой швейной машинки «Зингер», пришедшая в дом старушка раскладывала цветные нитки, сняв с головы узорчатый платок и накинув его на плечи, как бы обозначая свою готовность к примерке. Почти совершенно белые волосы ее были заплетены в тонкую косицу, приколотую вокруг головы невидимками. Ивона едва поборола отвращение. Она кивнула старушке, но не сделала ни шагу в ее сторону, несмотря на то что та выглядела довольно приветливой. У нее почти не было морщин, а ее светло-зеленые глаза излучали доброту и спокойствие. К сожалению, от нее исходила жуткая вонь. Под ногтями – «траур». Наверняка она давно не мылась и при этом страдала недержанием мочи. Игла в ее руках дрожала, она с большим трудом вдела нитку в иголку. Даже не верилось, что это лучшая вышивальщица в округе и мастерица народного костюма. К тому же немая. За все время она не произнесла ни слова.
– Чего стоишь? – обрушилась мать на дочь. – Переодевайся!
После чего рухнула в ветхое кресло и прикурила сигарету.
Несмотря на возраст, одевалась она в стиле подруг собственной дочери. Розовое платье и коротенькое болеро демонстрировали многочисленные «спасательные круги» на боках и животе. Черные колготки, все в затяжках, в сочетании с белыми туфлями из секонд-хенда, не спасали положения, но Божена считала, что так она выглядит моложе. Она засияла, когда девчонки восхитились ее «мегастилем».
– Пани Алла снимет мерку, и к завтрашнему дню наряд будет сидеть на тебе идеально. А насчет Квака, – мать сделала паузу и по очереди оглядела всех присутствующих девушек, – то человека с таким именем больше не существует. Во всяком случае, для меня. А если его нет, то ни он, ни кто-нибудь вроде него не испортит тебе жизнь. Уж я об этом позабочусь. Он мне нравился, ничего не скажу. Умел разговаривать с тещей. Но свой шанс он профукал, и слава богу, а то ты закончила бы так же, как я. В этой норе. – Она обвела рукой затхлую квартирку и погрустнела.
Девушки нервно захихикали. Ивона справилась с отвращением и подошла к гостье, подавая свадебный наряд. Никто не вышел, пока она раздевалась догола, поскольку выйти было некуда. За занавеской, отделяющей кухню, братья отсыпались после ночной смены. Они вернулись с работы под утро, и мать запретила мешать им. Они обещали уйти в последний момент, когда дом наполнится женщинами и начнется ритуал выпечки каравая.
Портниха справилась с заданием менее чем за четверть часа. Ивона зря приписывала ей болезнь Паркинсона. Игла в деформированных ревматизмом пальцах резво заплясала краковяк, а затем вернулась в подушечку-игольницу, принесенную старухой. Алла умело обозначила булавками места, в которых следовало строчить. Заметала вырез на рукавах. Будущая невеста с облегчением вздохнула, когда примерка закончилась. На прощание старушка лишь слегка кивнула. Жестом она продемонстрировала отказ принять купюру, приготовленную матерью невесты, и, забрав с собой блузку, фартук и жилетку, вышла так же бесшумно, как и вошла. Остался только запах.
– Ну и бабка-ёжка, – воскликнула Каська, одновременно затыкая нос. – Это он ее прислал? Неплохое начало новой жизни.
– Тихо, дура. Тут несет, как на помойке! – рявкнула Вожена и приказала ей открыть окно. Сама же распахнула дверь и принялась размахивать полотенцем.
– Костюм завтра не будет так вонять? – поинтересовалась Аня. – Ведь люди будут поздравлять Ивонку, целовать ее.
– Пофиг. – Мать Ивоны неприятно засмеялась. Распылила в воздухе освежитель и прикурила новую сигарету от еще непогашенной предыдущей. – Потерпит один день. Потом будет жить как царица. А вы останетесь здесь.
В этот момент все услышали белорусские песнопения. Одна за другой в квартиру начали входить женщины с пирогами, сладостями и домашней колбасой, торжественно поднося Ивоне свои дары. Некоторые, в том числе и молодые, были одеты в наряды, стилизованные под народные. Одна из них принесла венок, сплетенный из живых цветов, и надела его на голову Ивоны. Самая старшая подала ей украинскую косу, толщиной с кулак и длиной около полуметра. Плетение мелкое, аккуратное, напоминающее ржаной колос. Даже не верилось, что это шиньон. Старшая из женщин произнесла патетическую речь.
– Это по-русски? – Кася наклонилась к Анке.
– А я откуда знаю.
– По-белорусски, – улыбнулась Ивона. – Не притворяйся идиоткой. Ты живешь здесь всю жизнь.
Квартира наполнилась множеством незнакомых Ивоне женщин. Те, кто постарше, рассказывали о своем замужестве. Молодые, с распущенными либо заплетенными в славянском стиле волосами, в цветастых платьях и тяжелых кожаных ботинках военного образца, многоголосо распевали о преимуществах незамужней жизни. Старшая среди замужних начала замешивать тесто. Потом к работе присоединились остальные.
Вытащив в центр комнаты кастрюлю с опарой, они добавили туда остальные продукты, лежащие на столе. Когда тесто было готово, невесте поручили слепить фигурки – свою и жениха, стоящих под символическим деревом. Каждая из незамужних девушек добавляла к нему по веточке, тем самым желая благосостояния молодым и как бы приближая собственную свадьбу.
– Усы, ты забыла приклеить усы! – крикнула Ивоне Каська, вызвав тем самым взрыв хохота. Она с силой ткнула в фигурку жениха тонкую полоску теста. Фигурка тут же сломалась.
Голова куколки покатилась по линолеуму, собирая по дороге грязь и пыль.
Повисла тишина. Женщины уставились на старшую.
– Холера, я не хотела. – Провинившаяся закрыла рот ладонью и пыталась пошутить: – Но твоя стоит уверенно. Ты неплохо получилась, хлебная Бейнар.
Никто не засмеялся. Одна из женщин подняла укатившуюся голову, сполоснула ее и приклеила на место.
– Молодому жить еще долгие годы и детей кучу наделать, – объявила главная. – А каравай огромный будет. Я такого еще не видела. Хорошая жизнь тебя ждет, девонька. Лишь бы только хорошо пропекся. Теперь достаточно лишь проверять температуру.
– Мы застаемся, хтосьцы згубгуся… – запела девушка в толстовке с капюшоном.
Ивона повернулась в ее сторону, но девушка уже вынула телефон и включила песню: