– Серьезное дело? – Ее слова не произвели на Джона никакого впечатления.
– Скорей нет, но я хоть выйду из офиса и немного поиграю в детектива. Мы поместили объявления в газеты, чтобы найти наследников, но за месяц никто не откликнулся.
– А что случится, если они так и не объявятся?
– Если за ячейку не платят три года и один месяц, мы продаем все, что в ней есть ценного, а деньги передаем государству. Бумаги храним в архиве суда еще семь лет.
– В ячейке есть что-нибудь ценное?
– Там хранились украшения. Работник из банка сказал, что, может быть, они дорого стоят. Сегодня я это проверю. Печальная история, но интересная. Сложно представить, как люди могут забыть о своих вещах, но эта женщина была очень старой. Может, она внезапно умерла или потеряла память к концу жизни… Кстати, как насчет сходить куда-нибудь поужинать? – спросила она, стараясь говорить как можно беззаботнее. Ей не хотелось давить на Джона.
Но как только Джейн произнесла эти слова, он застонал.
– О, черт. Сегодня День Валентина, да? Или был вчера? – На столе лежала газета, и он посмотрел на дату. – Кстати, спасибо за конфеты. И прости меня, Джейн. Я правда забыл. Мне надо сдать две курсовые, и с ужином пока ничего не выйдет. Ты не против, если мы отложим его на пару недель? – Он выглядел действительно виноватым.
– Конечно, – непринужденным тоном ответила Джейн. Другого она и не ждала – Джон в последнее время помешался на учебе. Впрочем, Джейн его понимала, потому что сама переживала из-за предстоящих экзаменов. Правда, оценки у нее всегда были лучше, чем у Джона. – Я так и думала. Но решила спросить на всякий случай.
Джон поцеловал ее, а когда заметил, что на ней красный свитер, улыбнулся. Джейн серьезно относилась ко всем праздникам, и он порой подшучивал над ней из-за этой черты характера. Она казалась ему милой, но слишком уж сентиментальной. Джон считал, что всему виной провинциальное происхождение Джейн: его отец и мать работали в киноиндустрии в Лос-Анджелесе, и потому он считал их более продвинутыми, чем родителей своей подруги.
На Джейн была черная юбка и сапоги на каблуках. Длинные светлые волосы собраны в хвост – все-таки ей предстояло ехать в банк. Выглядела она прекрасно. Джону нравилось смотреть на нее, нравилось проводить с ней время, но только не сейчас, когда надо сдавать две курсовые да еще работать над дипломом. Они не строили планы на будущее и просто жили вместе, что устраивало обоих. И Джон и Джейн сейчас больше думали о карьере, чем о браке. Они хотели сначала твердо встать на ноги, и оба знали о желаниях друг друга.
– Меня не будет всю ночь. Мы с группой опять собираемся вместе, чтобы писать курсовые, – сказал он, когда Джейн надела пальто.
В честь праздника оно тоже было красного цвета, и хотя Джону этот жест показался немного глупым, он отметил, что такой наряд ей очень идет. Высокие каблуки подчеркивали стройность ног Джейн, которые он считал одним из главных ее достоинств.
– Мы будем у Кары, – небрежно заметил Джон, просматривая газету. Он знал, что Джейн ее не любила. Кара скорей походила на модель для показа нижнего белья, чем на студентку, которая вот-вот получит степень MBA[3]. Джон твердил, что она очень умная, и восхищался ее деловой хваткой. У Кары был свой бизнес, который она выгодно продала, после чего решила доучиться в университете. Кара была старше Джейн на два года, ей уже исполнилось тридцать один, и считалась самой красивой девушкой в группе. Она выглядела очень сексуально в обтягивающих джинсах и футболках с глубоким вырезом и все время выставляла напоказ пышную грудь. Конечно, Джейн беспокоило, что Джон учится с такой красоткой, и хотя он был ей верен, все равно воспринимала Кару как угрозу.
– А другие парни там тоже будут? – чуть нервно спросила она, и Джон тут же обиделся.
– Конечно. Хотя какая разница? Это не группа по секс-терапии. Мы работаем над курсовыми, а в малом бизнесе Кара понимает гораздо больше нас всех. – Он всегда приводил этот довод, когда встречался с Карой по учебе.
– Я просто спросила, – мягко сказала Джейн.
– Ясно, но давить на меня не надо. Если она поможет мне выправить оценки, я буду только рад этому.
Никто не хотел сцен ревности, но слово за слово – и через пять минут они уже ругались из-за Кары. Такое бывало и раньше. Джейн всегда говорила, что Кара с ним флиртует, а Джон это яростно отвергал, после чего она обвиняла его в наивности. Как и раньше, спор закончился ничем. Джон с раздраженным видом ушел в душ, а Джейн уехала на работу, чувствуя себя совсем разбитой.
В последнее время они слишком часто ругались по всяким мелочам. Раньше таких проблем в их отношениях не было, но Джейн верила, что это из-за выпускных экзаменов и скоро все станет, как раньше. Она старалась терпеть перемены в настроении Джона, его вечную усталость и недосып и не переживать из-за Кары.
Джейн твердила себе, что ей надо доверять любимому, хоть он и проводил кучу времени с этой девушкой, причем порой оставался с ней наедине. Она чувствовала, что Кара положила глаз на Джона, и потому боялась ее. Нервы у нее тоже были на пределе, но Джейн не хотелось давить на своего парня.
Как всегда после бессмысленного спора, в котором нет победивших, на душе мисс Уиллоуби было тяжело. И зря она надела красный свитер и пальто – это выглядело глупо, ведь праздник всех влюбленных был вчера. Сегодня ее ждал обычный рабочий день, и лучше бы она оделась скромнее.
Хэл Бейкер уже ждал ее. Он никак не ожидал увидеть молодую красивую девушку с изящной фигурой и блеском в глазах. Обычно из суда по наследству приезжали пожилые дамы с кислыми лицами. С дружеской улыбкой Хэл пожал Джейн руку и повел ее вниз, в помещение с банковскими ячейками.
В присутствии свидетеля Бейкер вытащил из ячейки металлический ящик и перенес его в другую комнату, такую маленькую, что трое человек едва в ней разместились. Хэл передал Джейн опись содержимого ячейки, сделанную им два года назад, и, только после того как она ознакомилась со списком, открыл ящик. Джейн заглянула внутрь. Там были папки, письма и кожаные футляры для украшений.
Начать решили с папок. Открыв одну из них, Джейн сразу заинтересовалась фотографиями, с которых на нее смотрела красивая женщина с сияющей улыбкой и ясным, проницательным взглядом. Судя по тому, что она присутствовала на большинстве снимков, это была сама миссис ди Сан Пиньели. На одной из фотографий она стояла рядом с элегантным, подтянутым мужчиной гораздо старше ее. На обратной стороне стояли дата и имя – Умберто, написанные изящным почерком. Снимки были сделаны в разных местах и по разным случаям. Джейн узнала виды Венеции, Рима, Парижа, горнолыжного курорта Кортина-д’Ампеццо в Альпах. На одном снимке Маргерита и Умберто сидели на лошадях, на другом – в гоночной машине, в шлемах и защитных очках. И везде пожилой мужчина заботливо обнимал эту красивую молодую женщину, а она выглядела счастливой рядом с ним.
Также в папке лежали пожелтевшие вырезки статей из римских и неаполитанских газет с фотографиями каких-то приемов, где их называли графом и графиней ди Сан Пиньели. Маргерита выглядела изумительно в вечерних платьях, с дорогими украшениями. Среди вырезок Джейн нашла некролог графа, опубликованный в неаполитанской газете в 1965 году, в котором было написано, что он умер в возрасте семидесяти девяти лет. Маргерите был сорок один год, когда его не стало, и Джейн не составило труда подсчитать, что Умберто был старше жены на тридцать восемь лет.
Судя по фотографиям, супруги ди Сан Пиньели вели роскошную жизнь. Джейн поразилась, как элегантно и стильно они выглядели на всех снимках, как прекрасно смотрелись вместе. Рядом с пожилым мужем Маргерита просто светилась от счастья. Было видно, что они по-настоящему любили друг друга. Но на тех снимках, где она была одна, в ее глазах таилась грусть, как будто в прошлом с ней случилось какое-то несчастье.
На дне папки Джейн обнаружила фотографии маленькой девочки, перевязанные выцветшей розовой лентой. Никаких надписей не было, и лишь на некоторых снимках стояли даты, написанные другим, не таким утонченным почерком. Девочка выглядела очень мило. Ее глаза искрились смехом и озорством. Она чем-то напоминала графиню, но не настолько, чтобы можно было с уверенностью сказать, что они родственницы. Интересно, где сейчас эта девочка? Судя по датам на фотографиях, сейчас ей должно быть немало лет. Джейн держала в руках свидетельства далекого прошлого, и из всех людей на снимках до наших дней могла дожить только она.
Просматривая вещи из ячейки, мисс Уиллоуби вдруг загрустила. Женщина, которой они были дороги, умерла в полном одиночестве, и ей даже некому было завещать те ценности, которыми она владела.
Джейн аккуратно закрыла папку, и Хэл подал ей другую, с документами. В ней лежали просроченные паспорта, из которых стало ясно, что Маргерита родилась в Нью-Йорке в 1924 году. Судя по штампам, уехала из Штатов в 1942-м и прибыла на корабле в Лиссабон. Португалия во время войны была нейтральной территорией, но Маргерита на следующий же день уехала в Англию. Там она тоже надолго не задержалась и уже через шесть недель отправилась в Рим, по специальной визе. Джейн подумала, что граф, скорей всего, заплатил кучу денег или привлек высокопоставленных друзей, чтобы перевезти невесту в Италию. В Штаты Маргерита вернулась лишь через семь лет, в 1949 году, и только на несколько недель.
Итальянский паспорт ей выдали в декабре 1942 года и уже на имя ди Сан Пиньели. Следовательно, она вышла замуж через три месяца после того, как оказалась в Европе, и сразу же получила гражданство Италии.
Еще раз Маргерита приезжала в США в 1960 году, по американскому паспорту, который продлили в посольстве итальянской столицы. На родине она задержалась всего на несколько дней. Больше поездок в Америку не было – до 1994 года, когда Маргерита навсегда переехала в Нью-Йорк. Ей тогда исполнилось семьдесят один год. Ее американский паспорт продлевался в римском посольстве, но для путешествий по Европе Маргерита пользовалась итальянским паспортом. У нее было двойное гражданство. Американское она сохранила, наверное, из сентиментальных чувств, потому что бо́льшую часть жизни – пятьдесят два года – прожила в Италии.
Также в папке Джейн нашла банковские документы, в том числе об аренде банковской ячейки, номер карточки социального страхования графини и чек на четыреста тысяч долларов, которые она получила за продажу двух колец. Но ни в одной из папок Джейн не нашла завещания Маргериты и вообще никаких сведений о ее родственниках. Кроме папок, в ящике лежали две толстые связки писем. Чернила на бумаге поблекли от времени, как и ленты голубого и розового цветов, которыми они были перевязаны. В одной связке находились письма на итальянском языке, написанные элегантным мужским почерком на плотной желтой бумаге коричневыми чернилами. Джейн решила, что они принадлежат супругу Маргериты. Письма из другой связки были на английском, и почерк явно указывал на женскую руку. Не развязывая ленты, Джейн просмотрела несколько из них. Все начинались со слов: «Мой дорогой ангел», после чего шли откровенные признания в любви, а на месте подписи стояла заглавная «М». Среди писем завещания тоже не было.
Наконец настала очередь футляров, в которых обычно хранят украшения. Джейн открывала их один за другим, изумленно глядя на содержимое.
В первом лежало кольцо с большим изумрудом прямоугольной формы. Джейн не могла сказать на глаз, сколько в нем каратов, но камень был внушительным. На внутренней стороне крышки, обтянутой красной кожей, была надпись «Картье» золотистого цвета. Мисс Уиллоуби очень захотелось примерить кольцо, но все-таки она находилась на работе, к тому же не одна. Поэтому Джейн занесла украшение в опись и отложила в сторону.
В следующем футляре оказалось еще одно необыкновенное кольцо, тоже от «Картье», но на этот раз с большим овальным рубином, украшенным россыпью бриллиантов. Открыв третий футляр, Джейн непроизвольно ахнула. Ее взору предстало кольцо с огромным бриллиантом прямоугольной огранки, более привычной для изумрудов. Украшение выглядело настолько шикарно, что Джейн в замешательстве перевела взгляд на Хэла.
– Я не знала, что бриллианты бывают такие огромные, – объяснила она свою реакцию, и Хэл улыбнулся.
– Я тоже. – Он замешкался, а потом улыбнулся шире и добавил: – Если хотите, примерьте его. Я никому не скажу.
Чувствуя себя непослушным ребенком, Джейн надела кольцо. Камень закрывал почти всю фалангу и выглядел потрясающе. Он настолько заворожил ее своим блеском, что Джейн с трудом заставила себя снять украшение.
– Вот это да! – искренне воскликнула она, и все трое рассмеялись, отчего напряженная атмосфера в комнате несколько разрядилась.
Странное это было дело и немного мрачное – изучать вещи умершего человека. Удивительно, что у женщины, владевшей такими сокровищами, не было близких людей, которым она смогла бы их завещать. Маргерита не носила украшения, но не продала их, а поместила на хранение в банковскую ячейку. Джейн не хотелось думать о том, что теперь эти красивые вещи выставят на аукцион, а вырученные от продажи деньги перейдут государству. Было бы лучше, если бы украшения перешли человеку, который ценил бы их и память о Маргерите. В противном случае эта печальная история получала еще более печальный конец.
Джейн открывала одну коробочку за другой и находила все более прекрасные украшения: брошь с изумрудом и бриллиантами, созданная итальянскими ювелирами; сапфировое ожерелье с серьгами от фирмы «Ван Клиф энд Арпелс»; необыкновенный, ажурный, как кружево, браслет с бриллиантами; чокер[4] из жемчуга и бриллиантов от «Картье», а также длинная нить жемчуга кремового цвета. В последнем футляре ее ждало кольцо от «Картье» с круглым бриллиантом желтого оттенка. Камень сиял, как солнце, среди остальных драгоценностей.
Мисс Уиллоуби смотрела на них, и у нее кружилась голова. Хэл предупреждал, что украшения могут оказаться очень дорогими, но такого богатства она не ожидала. Джейн только однажды видела что-то подобное, когда в шестнадцать лет ездила с родителями в Лондон и посетила Тауэр, где были выставлены драгоценности королевской семьи. Но некоторые из украшений Маргериты поразили ее даже больше. Графиня ди Сан Пиньели владела выдающейся коллекцией бриллиантов, и, глядя на содержимое кожаных футляров, Джейн не сомневалась, что перед ней – уникальные ювелирные украшения, которые стоят целое состояние.
Среди этого блеска и великолепия находились и простенькое золотое колечко-печатка, которое Маргерита могла носить совсем юной девушкой, золотая цепочка с медальоном в форме сердца, в котором хранилась фотография младенца, и еще одно кольцо, похожее на обручальное. Эти украшения были не такими дорогими, как остальные, но Джейн чувствовала, что для Маргериты они имели особую ценность.
Несомненно, что графиня в прошлом вела роскошную жизнь. Даже если бы она не хранила в ячейке драгоценности, достаточно было взглянуть на фотографии, снятые в самых фешенебельных местах Европы. На всех снимках Маргерита была прекрасно и со вкусом одета – вечерние туалеты, меха, элегантные шляпки.
Джейн захотелось узнать о ней больше, но как это сделать? Пока она с уверенностью могла сказать, что Маргерита родилась в Америке, уехала в Италию, когда ей исполнилось восемнадцать, через пару месяцев вышла замуж за пожилого мужчину, который умер через двадцать три года. Много лет спустя Маргерита вернулась в Америку и уже никуда не уезжала до самой смерти в девяносто один год. Обрывки сведений, которые Джейн нашла в газетах, документах и фотографиях, были словно фрагменты одного пазла, но собрать его не представлялось возможным. Слишком много вопросов, ответы на которые Маргерита унесла с собой в могилу.
Джейн по идее должна была отвезти драгоценности в суд. Но ехать с такими дорогими вещами на метро ей совсем не хотелось.
– Давайте их сфотографируем, – предложила она Хэлу. – Я боюсь везти их через весь город, а по снимкам моя начальница поймет, с чем мы имеем дело. Сухие слова описи не передадут всего богатства коллекции.
Хэл кивнул. Джейн достала сотовый и сфотографировала украшения с разных ракурсов. После этого Бейкер закрыл футляры, убрал их в ящик и отнес в ячейку. Джейн подумала, что надо позвонить в аукционный дом – пусть тамошние специалисты займутся перевозкой.
Интересно, какой выберет Харриет? «Кристис» и «Сотбис» были у всех на слуху, но, может быть, суд по делам наследства работает с другими компаниями, о которых она не знает. Джейн впервые имела дело с такими драгоценностями, и добродушный Хэл, видимо, тоже.