Неряха ухмыляется, глядя на мон-каламари:
– Времена меняются, кальмаробородый. Придется тебе сменить табличку. – Он резко кивает штурмовикам, и оба шагают вперед, подняв бластеры и нацелив их на Пока. – Мы намерены тут остаться.
С этими словами он вновь начинает молотить хвостоголового.
Тви’лек всхлипывает от боли.
Синджир явно на такое не рассчитывал. Он решает просто встать и уйти, и пусть будет что будет. К чему лишние проблемы? Зачем отсвечивать на чьем-то радаре? Уйти и подыскать себе другой кабак.
Таково его решение.
Но, как ни странно, поступает он совсем иначе.
Синджир резко встает с места и, когда лоснящийся офицер пытается толкнуть его обратно на стул, хватает того за руку и быстрым движением загибает назад два пальца. Он давит все сильнее, пока не раздается треск…
Офицер кричит – как и должно быть. Синджир умеет причинять боль.
Естественно, среди компаньонов офицера возникает замешательство. Толстяк швыряет хвостоголового на пол и тянется к пистолету. Двое штурмовиков разворачиваются, направляя на внезапного противника винтовки…
Синджир пьян – или, вернее, выпивши. Но, к его удивлению, никакой проблемы это не составляет – будто теплая волна странного напитка смыла все мысли, весь дурацкий критический анализ, который мог бы заставить его помедлить, и движения его быстры и решительны, пусть и не слишком изящны.
Повернувшись к продолжающему вопить прилизанному офицеру, поднимает его руку, словно рычаг кореллианского «однорукого контрабандиста», а свободной ладонью выхватывает из его кобуры пистолет.
Неряха уже стреляет из бластера. Оружие Синджира (вернее, прилизанного), искрясь, вылетает из его пальцев. Проклятье.
Синджир переходит к более радикальным действиям. Он разворачивает щеголеватого офицера навстречу выстрелам – лазеры прожигают дыры в его груди, и тот, вскрикнув, обмякает. Затем резким ударом ноги он швыряет безвольное тело в сторону штурмовиков, заставая их врасплох.
Оба опрокидываются на спину, с грохотом врезаясь в столы.
Пузатый офицер кричит и снова поднимает пистолет…
Синджир ударяет его снизу по запястью. Пистолет взмывает вверх, стреляя в потолок и осыпая их пылью. Он бьет ногой в голень, колено, бедро. Грузное тело имперца оседает, словно стол со сломанной ножкой, но Синджир не дает ему упасть, держа за запястье и нанося свободной рукой удары по уязвимым местам. Нос. Глаз. Горло. Живот. Затем он засовывает пальцы в ноздри неряхи и тянет его вниз, заставляя лечь на пол. Тот судорожно всхлипывает, пуская кровавые пузыри.
Со штурмовиками еще не покончено.
Неуклюже поднявшись на ноги, они вновь нацеливают бластеры…
Неожиданно кто-то возникает рядом со штурмовиком справа и с размаху бьет его снизу стулом. Стул попадает прямо под белый шлем солдата, сворачивая его вбок. Штурмовик пошатывается, размахивая руками, и тут в шлем второго ударяет бутылка, брошенная механической рукой мон-каламари за стойкой.
На всякий случай Синджир выворачивает неряхе запястье, забирая у него пистолет, затем делает два выстрела, прямо в центр каждого из шлемов.
Штурмовики падают. На этот раз им уже не суждено подняться.
Наклонившись над толстяком, Синджир снова хватает его за нос и выкручивает.
– Нос обладает интересным свойством, – говорит он. – Так уж вышло, что он связан со всеми нервными окончаниями лица. Именно благодаря этой мясистой выпуклости – если честно, твоя больше похожа на свиной пятак – твоя голова сейчас полна соплей, а глаза – слез.
– Ах ты, повстанческая погань, – хрипит офицер.
– Смешно. В самом деле смешно. – «Идиот, ты думаешь, будто я один из них, когда на самом деле я один из вас». – Рассказывай, что вообще происходит.
– Происходит то, что здесь Империя, а ты…
Синджир снова выкручивает нос толстяка. Тот кричит.
– Избавь меня от пустой болтовни. Подробности. Зачем вы здесь? Да еще со штурмовиками?
– Не знаю…
Синджир повторяет операцию. Снова крик.
– Клянусь, не знаю! Хотя что-то в самом деле происходит. Все случилось очень быстро. Я… мы прилетели с «Бдительного», а потом отключилась связь и началась блокада…
Синджир бросает взгляд на Пока:
– Знаешь что-нибудь про отключение связи? Или про блокаду?
Бармен пожимает плечами.
Вздохнув, Синджир бьет кулаком в лицо толстяка.
Голова того отскакивает назад, и он лишается чувств. Опустив его на пол, Синджир обращается к Поку:
– Придется тут кому-нибудь прибраться. Удачи, что ли?
А затем он выходит из кантины, насвистывая себе под нос.
Интерлюдия
Чандрила
Размытое изображение.
Звук ударов – бум, бум, бум!
Картинка вздрагивает. На секунду она становится еще менее четкой, а затем не слишком изящно фокусируется.
Появляются две женщины. Одна из них – человек: высокая, худая, делового вида. Темные волосы зачесаны вверх, словно готовая обрушиться волна. В ожерелье на ее шее, напоминающем стайку сцепленных вместе птиц, отражается солнце. На ее лице широкая, хорошо отработанная улыбка.
Вторая женщина, чуть ниже ростом, – панторанка с голубой кожей. Золотистые волосы заплетены в простую косу. Столь же проста и ее одежда – кто-то мог бы назвать ее практичной и скромной, другой назвал бы тусклой, унылой или даже безвкусной. Единственные ее украшения – пара серебряных браслетов. Она тоже улыбается, хотя и слегка нервно.
Позади них – скромная панорама столичного города Ханна.
Первая женщина, Трейсин Кейн, обращается к трандошанину за камерой:
– Как дела, Лаг?
– Было плохо, – доносится из-за камеры шипящее рычание. – Я по ней стукнул. Теперь должно быть хорошо.
Трейсин, словно извиняясь, пожимает плечами.
– Старая техника, – говорит она второй женщине – Олии Чоко. – Не всегда работает как надо.
– Это ваша первая передача, – замечает Олия. – Вполне могу понять.
– Думаю, сегодня дебют у нас обеих, – смеется Трейсин. Смех ее кажется не вполне искренним, – возможно, это тоже плод ее усилий и тренировок, как и улыбка. – Значит, так. Я начну интервью и дам короткое введение: так, мол, и так, первый день нового Галактического сената, новая заря для Галактики, – а потом представлю вас: Олия Чоко, пресс-секретарь Мон Мотмы и нового Сената. Потом двинемся дальше.
– Здорово, – соглашается Олия и делает глубокий вдох. – Просто здорово.
– Похоже, вы нервничаете.
– Да… слегка.
– Все будет хорошо. Вы красивая. У вас экзотическая внешность. Вы сможете хорошо себя подать.
– О! – Олия поднимает палец. – Вы ведь покажете панораму, которая сейчас за нами? Ханна отражает скромные начинания Сената – мы здесь ради народов Галактики, всех тех, кто трудится не покладая рук. И Мон Мотма родом отсюда, так что…
Трейсин кладет руку на плечо Олии:
– У нас все есть.
– И еще… не забудьте показать художественную инсталляцию на городской площади из шлемов штурмовиков, выкрашенных в разные цвета и помеченных разными символами – цветками, звездами, эмблемами Альянса. Ее автор…
Трейсин сжимает руку Олии:
– Я же сказала, у нас все есть. Мы отсняли все, что требовалось. Вы последнее звено в цепи. Мы беседуем с вами, затем появляется Сенат. Все будет как надо. Вы хорошо себя чувствуете?
Олия колеблется, натянуто улыбаясь. Вид у нее как у впавшего в панику летучего мышескварка, застывшего в луче шахтерского фонаря, но она все же кивает.
– Да, все хорошо. У меня все получится.
Трейсин показывает на камеру.
– На счет «три», Лаг. Три. Два… – Она одними губами произносит «один». – С вами Трейсин Кейн. Сегодня первый день работы сети «Королева Ядра». Рядом со мной Олия Чоко, пресс-секретарь канцлера Мон Мотмы и нового Галактического сената, обосновавшегося на Чандриле…
Глава четвертая
В воздухе парит дроид-дознаватель. В его нижней части с жужжанием и щелчком открывается маленькая панель. Оттуда выдвигается рука с парой жуткого вида пинцетов. Они столь точны и остры, что вполне могли бы извлечь из черепа человеческий глаз – чем, возможно, этот дроид когда-то действительно занимался. Рука тянется к цели.
Схватив десятигранную игральную кость, она поднимает ее и бросает.
Кость со стуком катится по доске и останавливается. Семь очков.
Громким и монотонным механическим голосом дроид произносит:
– ИТАК, МНЕ ПРЕДСТАВИЛСЯ ШАНС ПРИОБРЕСТИ НОВЫЙ РЕСУРС. Я ПОКУПАЮ ЛИНИЮ ПОСТАВКИ СПАЙСА. ВМЕСТЕ С ЕЩЕ ЧЕТЫРЬМЯ МОИМИ ЛИНИЯМИ ПОСТАВКИ СПАЙСА ВСЕГО ПОЛУЧАЕТСЯ ПЯТЬ, ЧТО ДАЕТ МНЕ ОДНО ПОБЕДНОЕ ОЧКО. ТЕПЕРЬ Я ВЫИГРЫВАЮ СО СЧЕТОМ ШЕСТЬ К ПЯТИ.
Теммин разочарованно хмурится. Доска между ними представляет собой карту из бесчисленных шестиугольных территорий. Некоторые шестиугольники содержат планеты, другие – звезды, астероидные поля или туманности.
Он ни разу не выигрывал в «Галактическую экспансию» у переделанного дроида-дознавателя. Но и никогда еще не был столь близок к успеху.
– Сбавь обороты, самоуверенный болван! Одно очко – еще не победа.
Парень бросает кость – пять. Недостаточно, чтобы заслужить новый ресурс, но он может разместить еще один торговый путь или контрабандистский маршрут. Нужно подумать. Теммин откидывается на спинку кресла. Взгляд его блуждает по мастерской и лавке, по полкам и столам, заваленным всяческим барахлом: деталями дроидов-астромехов, обломками космических кораблей, разобранными бластерами. В углу стоит дроид-ремонтник WED, давно не работающий и сам требующий ремонта. Над головой на переплетении тросов висит мотоспидер с отметинами от попаданий лазера.
А у дальней стены – старый боевой дроид Торговой федерации, в сложенном состоянии, замотанный в потрепанное одеяло.
Это не В2 – военный дроид, с орудиями на предплечьях и тяжелой броней на груди.
Это и не дройдека – приземистая машина смерти, похожая на плод любви скорпиона из джунглей с термодетонатором на колесах.
Это всего лишь старый В1. Жестянка.
Здесь все вокруг либо напоминает старый хлам, либо им и является.
Теммин берет карточку с контрабандистским маршрутом, помеченным красной пунктирной линией, и уже собирается положить ее на доску, когда дроид-дознаватель внезапно поворачивается, словно кого-то увидев.
– К ВАМ ПОСЕТИТЕЛИ, – докладывает он.
Хрустнув пальцами, Теммин встает, изображая наигранную улыбку торговца. Оттолкнув ногой кресло на колесиках, он поворачивается и оказывается лицом к лицу с тремя головорезами. Улыбка его исчезает, но лишь на секунду.
– Куривар, иторианец и абеднедо заходят в лавку старьевщика, – острит он, но тем, похоже, нисколько не весело. – Прямо как начало анекдота. Вот только, если его приходится объяснять, смешным он уже не будет. – Юноша хлопает в ладоши. – Чем могу помочь, господа?
– Я женщина, – бросает куривар, делая шаг вперед. Она поправляет малиновый плащ и выставляет вперед подбородок. На голове у нее изогнутый спиралевидный рог, бледный язык облизывает чешуйчатые губы.
На ее бедре – длинный зазубренный нож.
Теммин знает, кто она. Он знает всех троих.
Абеднедо с мясистыми носовыми щелями и кожистыми усиками вокруг морщинистого рта – Тумата Ри, более известный как Тумс.
Иторианец с сонным взглядом, в потертом пальто, с бластером на плече, похожем на древесную ветку, – Герф.
Куриварка – Мекариал Грейвин. Честно говоря, Теммин действительно считал ее мужчиной. У куриваров непросто различить пол.
Все трое работают на Сурата Нуата – вернее, принадлежат ему. Они – собственность салластанина.
– Мадам, – Теммин широко разводит руки, – чем могу сегодня служить? Какие удовольствия со свалки вам предложить?
– Не брызжи ранкорьей слюной, комок блевотины, – встревает абеднедо.
– Ты обокрал прекрасного спасителя Мирры, Сурата Нуата, – добавляет на своем языке иторианец.
– Да вы что? – Парень выставляет вперед ладони. – Мы тут все друзья. Я никогда ничего не взял бы у Сурата. Вы же меня знаете.
– Ты обокрал Сурата, – шипит куриварка. – Даже хуже – ты смертельно его оскорбил, забрав то, что по праву принадлежит ему.
Теммин знал, что этот день рано или поздно настанет, только не думал, что столь скоро. К горлу подступает неприятный комок.
– Оскорбить Сурата? Да мне и в голову такое не могло прийти! О его хитрости и изворотливости мы все можем только мечтать. Не знаю, что, по-вашему, я у него украл, но…
Куриварка Мекариал делает еще один шаг к нему.
– Вспомни хорошенько, что случилось на Трабзонской дороге. Ничего в мозгах не щелкает?
Юноша нервно щелкает пальцами – привычка, которую он перенял у отца.
– Вы про транспортный корабль, который там разбился? Нет-нет… в смысле – да, я однозначно подобрал все, что там осталось. И оно теперь принадлежит мне. Но я понятия не имел, что это корабль Сурата…
– Там повсюду герб его гильдии! – шипит абеднедо Тумс. Свисающие с его лица кожистые усики вздрагивают.
– Я не мог его увидеть – на транспортник напали уугтины. Ну, знаете, те дикари? Они полностью опалили его снаружи, поджарили, словно неощипанного флоракита.
– Но внутри ты нашел чем поживиться, – обвинительным тоном заявляет Мекариал.
– Этот орешек оказался им не по зубам. В смысле – уугтинам. Их грубым ножам люк не поддался, но у меня был резак, и… – Теммин издает притворный смешок. – Поверьте, друзья, я не знал, у кого беру добро.
Естественно, он знал. Так же как и то, что однажды этот день наступит. Но потенциальная прибыль…
Если он рассчитывает когда-нибудь скинуть Сурата с трона, нужно играть по-крупному. Никаких слабостей, мягкости, колебаний – только масштабные действия, беря быка за рога.
– То оружие у тебя еще осталось? – спрашивает Тумс.
– Э… кхе-кхе… – Теммин откашливается и лжет сквозь зубы: – Не так уж много.
Глаза куриварки расширяются от ярости и негодования. Быстрым движением Мекариал срывает с пояса нож и молниеносно приставляет его к горлу парня.
Обстановке вполне соответствует погода – снаружи раздается оглушительный удар грома, и по крыше ударяют тяжелые капли дождя, лишь подчеркивая наступившую тишину. За спиной Теммина, возле стола с доской для игры в «Галактическую экспансию», парит дроид-дознаватель.
Хозяин лавки сглатывает слюну:
– Может, договоримся? У меня тут куча всего интересного. Вот, смотрите – мотоспидер. Или могу раздобыть парочку дроидов…
– Это все металлолом, – говорит Мекариал. – Сурату знакомы твои фокусы, так что и нам тоже. – Свободной рукой куриварка повторяет тот же жест, что сделал Теммин, когда они сюда пришли. – Все это лишь фасад. Ты не торговец хламом.
– Что для одного хлам, для другого сокровище…
Нож сильнее прижимается к его горлу.
– Хлам нас не интересует. Нас интересуют сокровища.
– Что ж, поговорим о сокровищах.
– У Сурата есть своя цена.
Теммин чувствует, как по горлу стекает что-то влажное. Кровь или пот?
– Она есть у каждого. Назовите же ее.
Мекариал улыбается – кошмарное зрелище, поскольку, с точки зрения Теммина, куривары уродливее, чем задница хаппабора. Сплошные бугры и чешуя. Нос словно толстый членистый червяк. Костяные наросты над глазами. Да и дыхание ничем не лучше – отдает гниющим мясом.
– Твоя лавка, – отвечает куриварка, облизывая губы узким языком.
– Лавка – в смысле, здание?
– И все, что в нем. А также под ним.
У Теммина кровь стынет в жилах. Они знают. Им известно, где он хранит некоторые лучшие свои товары. Даже не некоторые, а большинство.
– У меня кое-что есть! – в панике бросает он. – Кое-что… выдающееся. Такое, что наверняка нужно Сурату. Хорошо? Давайте, я просто вам покажу? Пожалуйста!
Трое бандитов-инородцев переглядываются. Герф уклончиво пожимает плечами.
– Можно и взглянуть, – говорит он по-иториански.
Мекариал убирает нож от горла парня. Тот судорожно вздыхает и потирает шею – рука намокает от пота, не от крови.
– Вон там. – Он хлопает в ладоши. – Видите то драное одеяло? Он… э… под ним.
Мекариал кивает Герфу. Напарник снимает с плеча пушку – модифицированную винтовку серии DLT с увеличенной мощностью. Ствол у нее настолько длинный, что она кажется почти ростом с Теммина.