Ронни, проклятье… что он там задумал? Придурок уже несколько раз гаркнул во все горло о том, что собственноручно прикончил своего батюшку, и в его говорливости не было ничего хорошего. Но еще дряннее было то, что он и Карла измазал в дерьме, публично объявив, что тот помог ему убить отца во время похода на рыбалку. Кроме того, в пресловутом последнем мейле Ронни сообщал: он увековечил эти события в литературной форме и собирается издать книгу.
С тех пор Карл больше ничего не слышал. Но вообще-то история была жутко неприятной, и стоило поскорее развязаться с ней теперь, когда Ронни мертв.
Мёрк снова потянулся за сигаретами. Несомненно, ему необходимо присутствовать на похоронах. Там, вероятно, станет ясно, удалось ли Сэмми заставить жену брата поделиться кое-чем из наследства. Некоторые другие истории подобного рода заканчивались применением силы; естественно, и теперь стоило рассчитывать на такой же исход. Однако крошка Тингелинг, или как там зовут супругу Ронни, кажется, сделана из другого, более качественного, теста. Она, конечно, отстоит то, что ей причитается, дабы имущества хватило на черный день, а от остального откажется. В том числе, возможно, и от реализации заявленных литературных амбиций Ронни.
Нет, Карл совершенно не удивится, если Сэмми посчастливится притащить с собой текстовые наброски. В таком случае надо будет прикарманить их, пока они не пойдут в их семействе по рукам.
– Ронни в последнее время прямо-таки разбогател, Карл, ты в курсе? – чирикала мама где-то на заднем плане.
Мёрк поднял брови.
– Вот как, правда? Ну, тогда следует исходить из того, что он приторговывал наркотиками. Ты абсолютно уверена, что Ронни не закончил жизнь в петле за толстыми стенами тайской тюряги?
Она рассмеялась.
– Уф-ф, Карл, перестань. Впрочем, ты всегда был весельчаком.
Спустя двадцать минут после звонка борнхольмского полицейского на пороге возникла Роза, с плохо скрываемым отвращением разгоняя клубы табачного дыма.
– Карл, ты разговаривал только что с офицером полиции Хаберсотом?
Карл пожал плечами. В данный момент его мысли были заняты совсем не этим несостоявшимся диалогом. Кто его знает, что там Ронни про него настрочил…
– Тогда взгляни. – Она бросила на стол листок бумаги. – Я получила этот мейл пару минут назад. Может, тебе следует перезвонить автору?
Распечатанное письмо состояло из двух предложений, которые способствовали воцарению в офисе подавленной атмосферы на весь остаток дня.
Отдел «Q» был моей последней надеждой. Больше я не вынесу.
К. Хаберсот
Карл взглянул на Розу, которая стояла и качала головой – в точности шекспировская «строптивая» Катарина. Ему совершенно не нравилась такая манера, но, принимая во внимание Розин темперамент, это был не худший вариант. Мёрк предпочитал получить от нее две оплеухи в полной тишине, чем две минуты выслушивать ее ворчания и пререкания. Так уж сложились их взаимоотношения, и, как бы то ни было, Роза нередко испытывала глубочайшее уныние, хотя – зачастую – до дна ей было еще погружаться и погружаться.
– Вот это да! Но поскольку мейл получила ты, Роза, сама и разбирайся. А потом можешь рассказать мне, что в итоге получилось.
Она сморщила нос, так что едва не потрескалась обильно нанесенная на ее лицо штукатурка.
– Можно подумать, я не знала, что ты так скажешь! Поэтому я, естественно, немедленно перезвонила ему, но наткнулась на автоответчик.
– Хм-м… В таком случае, видимо, ты оставила сообщение о том, что перезвонишь позже?
Стоило Розе кивнуть, как над головой у нее повисла черная туча – и, кажется, надолго застряла на этом месте.
Оказывается, она звонила пять раз, но мужчина так и не ответил.
Глава 2
Среда, 30 апреля 2014 года
Обычно выход сотрудников на пенсию отмечали в отделении полиции Рённе в стенах самого участка, однако Хаберсот не захотел последовать примеру остальных. С тех пор как была проведена новая полицейская реформа, его удачное тесное взаимодействие с местными жителями и вообще все действия, осуществляемые им на восточном побережье острова, трансформировались в бесконечные мотания с востока на запад и обратно. Неожиданно в работу вмешался бесконечный рутинный процесс принятия бесполезных решений на протяжении всей цепочки – от момента совершения преступления до момента, когда начинали предприниматься хоть какие-то серьезные шаги по раскрытию. Время оказывалось потеряно, следы стирались, преступник сбегал.
– Настало настоящее раздолье для всяких пройдох, – всегда повторял Хаберсот, как будто кто-то собирался его слушать.
Поэтому он ненавидел общественное развитие, как на государственном, так и на локальном уровне, и коллеги, которые, встраиваясь в систему, ничего не знали ни о нем, ни о сорокалетнем периоде его беспорочной службы, уж точно не должны были оказаться на его прощальном вечере, чтобы стоять как стадо баранов и делать вид, что они его чествуют.
Следовательно, он решил устроить мероприятие по случаю выхода на пенсию без особого размаха, в Доме собраний в Листеде, всего в шести сотнях метров от собственного жилья.
Учитывая то, что именно Хаберсот планировал совершить в связи с данным событием, такой прием нужно было организовать как можно скромнее во всех смыслах.
На мгновение он остановился перед зеркалом и оглядел свой парадный мундир, заметив складки, образовавшиеся на ткани за время хранения. Осторожно и неловко разложив на гладильной доске брюки, которые он никогда прежде даже не пытался вывернуть наизнанку, Хаберсот скользнул взглядом по помещению, которое некогда представляло собой теплую и оживленную семейную гостиную.
С тех пор минуло почти двадцать лет; прошлое беспокойным рыщущим зверем пробиралось сквозь многотонные кучи хлама и мусора, до которых никому не было дела.
Хаберсот покачал головой. Оборачиваясь к прошлому, он словно не понимал сам себя. Почему он позволил всем этим разноцветным канцелярским папкам завладеть полками вместо обычных книжек? Почему все горизонтальные поверхности были запружены множеством фотокопий и газетных вырезок? Почему он посвятил всю свою жизнь работе, а не людям, которые когда-то его любили?
И все же он понимал.
Склонив голову, Хаберсот попытался дать выход эмоциям, охватившим его на мгновение, но слезы не пришли – возможно, потому, что они иссякли давным-давно. Ну да, конечно, он знал, почему все случилось так, как случилось. Иначе и быть не могло.
Затем он глубоко вздохнул, разложил мундир на обеденном столе и вытащил дорогую сердцу фотографию в потертой рамке, как делал сотни раз прежде. Если б он только мог вернуть потраченные впустую дни… Если б мог переделать свою сущность и изменить важные решения, в последний раз ощутить близость жены и уже взрослого сына…
Хаберсот опять вздохнул. В этой комнате на диване он занимался любовью с красавицей-женой. На этом самом ковре возился со своим сыном, когда тот был совсем малышом. Здесь же начались скандалы, здесь же его угрюмость возникла и усугубилась. В той же самой гостиной жена в конце концов плюнула ему в лицо и раз и навсегда оставила его наедине с сознанием того, что какое-то банальное дело вырыло яму для его счастья.
Ну да, когда разлад только начинался, он оказался выбит из колеи и погрузился в почти постоянное уныние, но даже тогда не смог бросить расследование злополучного дела. Да, к сожалению, так получилось, и на то были свои причины…
Хаберсот поднялся. Похлопал по одной из стопок с заметками и вырезками, опорожнил пепельницу и вынес мусорное ведро, наполненное скопившимися за неделю грохочущими консервными банками. Напоследок в очередной раз проверил, не осталось ли чего во внутренних карманах и хорошо ли теперь сидит мундир.
Затем открыл дверь.
Несмотря ни на что, Хаберсот все-таки ожидал, что на прием соберется чуть больше народу; что, уж по крайней мере, придут те, кому он некогда помогал преодолеть тяжелые периоды в жизни, те, кого предостерегал от возможной несправедливости и от проявления неблагоразумия при исполнении служебных обязанностей. В любом случае, он рассчитывал увидеть нескольких старых коллег из структур правопорядка Нексё, уже вышедших на пенсию, а может, даже кого-то из граждан, которые на протяжении долгого периода олицетворяли, как и он сам, высшие инстанции в этом маленьком социуме. Однако увидел только председателя гражданского совета и заместителя аудитора, главу полиции с ближайшими подчиненными, а также председателя Полицейской ассоциации – все они явились по долгу службы, – да плюс пять-шесть человек, которых пригласил лично. А потому он отказался от произнесения длинной речи и решил действовать в соответствии с ситуацией.
– Спасибо, что вы пришли сюда в это прекрасное солнечное утро, – сказал Хаберсот и кивнул старому соседу Сэму, тем самым дав знак, что тот может включать камеру. Затем разлил белое вино в пластиковые стаканы, насыпал арахис и чипсы в алюминиевые лотки. Никто даже не вызвался помочь ему.
Выступив на шаг вперед, он призвал собравшихся поднять стаканы. Пока все выстраивались вокруг него, он осторожно опустил руку в карман и проверил пистолет.
– Ура, господа, – с этими словами Хаберсот кивнул каждому из присутствующих. – Вижу перед собой прекрасные лица в последний день, – с улыбкой продолжал он. – Несмотря ни на что, вы здесь, и большое вам за это спасибо. Вы ведь знаете, через что мне довелось пройти, знаете, что когда-то я был таким же, каких большинство в нынешней полиции. Я уверен, те из вас, кто еще не совсем развалюхи, помнят меня как тихого и спокойного парня, который словами мог выманить разбитую бутылку из кулака рыбака, фонтанирующего адреналином. Не так ли?
Сэм у камеры вытянул руку с поднятым большим пальцем, но лишь один человек из собравшихся сдержанно кивнул. И все же тут и там потупившиеся взгляды выражали молчаливое согласие.
– Конечно, мне жаль, что впоследствии я прославился лишь тем, что палил свечу с обоих концов ради безнадежного дела, и в конце концов это уничтожило мою семью, а также пагубно сказалось на дружеских связях и унесло мою жизнерадостность. Я хотел бы извиниться за то, что так сложилось, и за мою многолетнюю меланхолию. Нет, мне надо было вовремя остановиться. Простите меня еще раз.
Он повернулся к начальству, улыбка его исчезла сама собой, а пальцы сжали рукоятку пистолета в кармане.
– А вам, коллеги, хотелось бы сказать: вы совсем недавно пришли в свои кабинеты, так что лично вас я не могу обвинить в своих неприятностях. Вы делаете свою работу безупречно, двигаясь в том направлении, какое диктуют вам неразумные политики. Однако многие ваши предшественники из иной эпохи подставили отсутствием поддержки не только меня, но и молодую женщину, демонстрируя полное равнодушие и вопиющую непредусмотрительность. В связи с этим предательством я высказываю свое презрение по отношению к той системе, на страже которой вы теперь призваны стоять; к системе, которая не в состоянии справиться с полицейскими задачами, а ведь их решение находится под нашей ответственностью. На сегодняшний день имеет значение только статистика, а не то, насколько глубоко копают следователи, чтобы добраться до сути. И я объявляю вам: будь я проклят, если когда-нибудь был готов мириться с подобной ситуацией.
От представителя Полицейской ассоциации послышалось несколько негромких возражений – что, мол, пусть и будет проклят, – кое-кто упрекнул оратора в неуместной для данного дня интонации.
Хаберсот кивнул. Они правы. Интонация и впрямь была неуместной, как и бо́льшая часть его речей, которыми он на протяжении многих лет прожужжал им все уши. Но теперь все закончится. Сейчас будет поставлена точка и свершится поступок, который его коллеги не забудут никогда. И как ни трудно было ему осуществить задуманное, роковой момент настал.
Рывком он выхватил из кармана пистолет. Стоявших ближе к нему людей словно ветром сдуло.
На короткий миг Хаберсот зафиксировал страх и ужас, охвативший начальников, когда он направил оружие на них.
И наконец он сделал это.
Глава 3
Ночь прошла примерно так же, как обычно, а потому Карл начал рабочий день с того, что закинул ноги на стол в намерении подремать.
После распутывания дел последних месяцев наступил период господства мешанины противоречивых чувств. В личном плане это были жуткие зимние месяцы, да и на профессиональном поприще, учитывая непреклонно растущее на протяжении почти трех лет нежелание подчиняться громогласному авторитету Ларса Бьёрна, особых поводов для радости не было. А тут еще Ронни и полная неизвестность относительно его проклятого сочинения… Эти обстоятельства напрочь лишили его ночного сна, как и спокойствия в дневное время. Надо было что-то кардинально менять, а не то скоро он совсем загнется.
Карл вытащил из стопки первую попавшуюся папку, положил ее на колени и взял ручку. После некоторой тренировки по загибанию уголков он наконец понял, каким образом можно удерживать предметы во время сна в кресле. И все-таки ручка упала на пол, когда Роза разбудила его пронзительным криком.
Мёрк лениво посмотрел на часы и обнаружил, что все-таки ему удалось проспать почти час.
С вальяжным удовлетворением он потянулся, игнорируя кислый взгляд Розы.
– Я только что связалась с полицией Рённе, – сообщила она, – и тебе явно будет неприятно узнать, что там произошло.
– Вот как. – Карл переложил папку с коленей на стол и поднял ручку.
– Час назад комиссар полиции Кристиан Хаберсот пришел в Дом собраний Листеда на прием в честь собственного ухода на пенсию. Спустя пятьдесят минут он снял с предохранителя пистолет и прострелил себе голову на глазах у шокированных зрителей.
Роза красноречиво кивнула, когда брови Мёрка поползли на лоб.
– Да, Карл, вуаля. Этого еще не хватало, правда? – с досадой продолжала она. – Когда глава полиции Рённе вернется в районное управление, я буду знать подробности, так как он оказался свидетелем события. А пока закажу билеты на ближайший рейс.
– Что ж, весьма прискорбно. Но о чем ты говоришь? Какой рейс? Роза, ты собираешься куда-то лететь? – Карл попытался сделать вид, что ничего не понимает, но догадался, к чему все идет. – Может, это вообще чертово вранье. Я сожалею о том, что стряслось с этим самым Хабер-как-его-там, но если ты думаешь, что из-за него я погружусь в одну из летающих консервных банок, направляющуюся на Борнхольм, ты глубоко заблуждаешься. И к тому же…
– Карл, если ты боишься летать, – прервала его Роза, – тогда поторопись заказать билеты на экспресс-паром из Истада в Рённе, который отправляется в полпервого, пока я беседую с главой полиции. Ведь это ты виноват в том, что мы должны сорваться с места, так что сам все и организовывай. Разве не так ты мне обычно говоришь? Пойду скажу Ассаду, чтобы он заканчивал возню с покраской стен в подсобке, пускай тоже готовится к поездке.
Карл прищурился – непонятно, он еще спит или уже проснулся?
Ни дорога от Управления полиции в Истад по южной части весеннего Сконе, ни полуторачасовое плавание на пароме к Борнхольму не смягчили негодования Розы.
Карл посмотрелся в зеркало заднего вида. Если в ближайшее время он не начнет следить за собой, то скоро станет похож на своего деда – тусклые глаза и мертвенная кожа.
Сдвинув зеркало, Мёрк получил обзор кислой физиономии Розы.
– Карл, почему ты с ним не поговорил? – бесконечное число раз прозвучало с заднего сиденья с крайне укоризненной интонацией.
Если б между ними находилась стеклянная перегородка, как в такси, он разнес бы ее вдребезги кулаком.
Даже тут, в ресторане гигантского катамарана, холод сибирских ветров, бушующих над пенистыми волнами, на которые Ассад взирал с большим волнением, был ничто по сравнению с эмоциями Розы. Укоряющий настрой крепко-накрепко завладел ею.