– Но не такое же!
Тут, благодарение богу, вмешался судья. Наклонившись в сторону подсудимой, он произнес:
– Миссис Росс, если вы припомнить не можете, то, значит, не можете и ответить на этот вопрос. И не обязаны отвечать.
На моих глазах физиономия Хокса окаменела так, что лишилась всякого выражения. Только взгляд сверкал, не суля подсудимой ничего доброго. Что ни говори, а, несмотря на вмешательство судьи, он добился цели, которую перед собой ставил. Он создал у присяжных – уж это-то было очевидно нам всем – впечатление, что допрашивает преступницу.
Выступавший затем защитник Макнейл не решился давить на миссис Росс: было видно, что она на пределе сил. Он сделал, что мог, чтобы немного растопить общую атмосферу враждебности, но заметного успеха не имел.
Он допросил других свидетелей, в том числе Гарри Росса, тоже особо не усердствуя. Это было бы неблагоразумно. Гарри – темноволосый привлекательный парень с уверенными манерами – держался настороже. Его ответы полностью подтверждали показания миссис Росс, но сомневаюсь, чтобы ей это помогло. Слишком многие думали, что они вместе готовились к защите. Хоксу дали еще высказаться перед тем, как судья приступил к заключительной речи, и, как пробормотал кто-то за моей спиной, дело оставалось за малым.
Глава 3
– Положение, по-моему, безнадежное, – мрачно сказал Моррисон. – Не представляю, как им удастся наверняка доказать, что убила она, но если не она, то, черт побери, кто же?
– При расследовании убийства все доказательства – по определению косвенные, – отозвалась присяжная по фамилии Бейтс. – Кто же убивает при посторонних, чтобы те свидетельствовали против них?
– А не мог кто-нибудь залезть в дом, пока она сидела в кино? – предположил Чалмерс.
– Кто, например? – спросила Бейтс.
– Мы не знаем. В конце концов, жизнь многих из нас – закрытая книга. Даже соседи могут всего не знать. Может, у него были враги…
– И кто впустил в дом убийцу? Почтенная Марта?
Нам пришлось признать ее правоту. Марта в качестве участницы заговора с целью задушить хозяина – это было просто несообразно ни с чем.
– А в том, что это убийство, сомнений нет? Случайная смерть абсолютно исключена?
– Абсолютно, – заверили мы. – Тело освидетельствовано двумя врачами. Сомнений – никаких. А кроме того, как объяснить будильник?
– Да, это настоящая тайна, – согласились мы.
– А я считаю, никакой тайны тут нет. Миссис Росс понимала, что в полночь будильник прозвенит, а звонок отключить не умела. Она знала, что от звона муж сразу проснется. И она, скорее всего, до того успела зайти к нему в комнату – может, у него была против нее улика какая-то, и она знала об этом… То же самое письмо, например. Ей показалось, что он просыпается, она схватила часы, замотала их в шаль, чтобы заглушить, а потом, когда поняла, что не вышло, что он ее видит, схватила подушку и прижала к его лицу. Что ни говори, а камешек из ее кольца в кровати нашли. И против этого ничего не попишешь!
– Можно объяснить это совершенно иначе, – упрямо возразил я. – Не понимаю, зачем бы ей лгать. Не говоря уж про будильник в картонке. Отчего она его потом-то не вынула и не вернула на место?
– Ну, конечно же, потому, что совсем забыла о нем! Вообще если хорошенько подумать, то можно предположить, что будильник этот она замотала в тряпки и спрятала до того, как он должен был прозвенеть. Потом начала свои поиски с мыслью о том, что дела ее хуже некуда, взглянула на мужа и подумала: до чего же он беспомощный. Он же был невысокого роста, вы помните, а уж в постели так просто воробышек. Ну, а дальше действовала по побуждению. Она ведь сильная женщина.
– Все это домыслы, и ничего больше, – возразил Моррисон.
– Но ведь все-таки кто-то его убил! – вскинулась мисс Бейтс.
– Сдается мне, у нас нет никаких фактов, которыми можно бы подкрепить обвинение, – прозвучал тонкий обиженный голосок, подобный тому, каким, наверное, изъяснялся Комар из «Алисы в Зазеркалье». – Извольте… Никто не видел, как она входит в комнату мужа. Как выходит, тоже не видел. Отпечатков ее на будильнике не нашли. Да, я знаю, они могли стереться, когда она закутывала его в шаль. Но факт остается фактом: ни одного отпечатка! Миссис Росс сразу послала за доктором и ничуть не возражала против расследования. Она открыто позвонила своему пасынку и попросила его хозяйку передать ему, чтобы перезвонил. Все это, знаете ли, слишком прямодушно, на мой взгляд, чтобы быть правдой.
– Ну очень она ловка! – убежденно сказала мисс Бейтс.
– Я просто не вижу, как можно признать ее виновной, – продолжал голосок.
– Так что же, согласимся с тем, что Эдвард Росс сам себя задушил?
– Нет, конечно же, нет. Его убил кто-то, кого мы не знаем… Или убили.
– Но почему она не вернула часы на место? – снова спросил я.
– Да забыла, наверное! – ответил мне хор голосов. – Говорят же, каждый убийца хоть раз да поскользнется.
– Если бы не секретарша, про будильник никто бы и не вспомнил.
– Она вполне могла достать его из картонки позже, – предположил я.
– Разве? А я в этом сомневаюсь! Она осмотрела комнату, где будильник должен был находиться, и доктор с мисс Кобб искали с ней вместе. Потом, по словам мисс Кобб, она сама осмотрела библиотеку, а Марта ей помогала. Они все перерыли. И если бы миссис Росс вдруг предъявила часы, от нее ждали бы объяснений. Вот она и решила, что на первое время безопасней оставить их в коробке.
– Да хоть в окно могла выбросить! – не отставал я. – У них под окном сад.
– Вспомните, утром прошел дождь, настоящий ливень! – возразил мне кто-то. – Будильник упал бы в грязь, и всякий бы понял, что когда полил дождь, часов там еще не было. Все-таки есть толк в чтении детективных историй, – прибавил он. – Они учат, чего делать не следует!
– Только полицейскому придет в голову искать будильник в шляпной картонке, – заметил Моррисон. – Это как у Честертона: ты не ищешь в буфете змею, потому что знаешь: в буфетах змеи не водятся.
– Но если в дом никто не входил, – вступил в разговор мужчина, прежде не раскрывавший рта, – а похоже, что именно так и обстояли дела, то, значит, убить, кроме нее, было некому.
Мы начали обсуждать, не причастна ли к преступлению Марта, но скоро сдались. В самом деле, никакого мотива у нее не было, если не предположить интрижку с Эдвардом Россом, что само по себе абсурдно. Она служила у него еще до второй его женитьбы, он хорошо ей платил, от его смерти она бы ничего не приобрела. Нет, против нее дела не заведешь. И не то чтобы я этого желал. Просто мне хотелось, чтобы Виолу Росс оправдали, а это, по всему судя, выглядело делом весьма непростым.
– Если хоть малейшая возможность имеется, пусть даже самая маловероятная, что совершить преступление мог кто-то другой, вы должны ее оправдать, – сказал я.
– А разве есть хоть какие-то сомнения? – отозвалась мисс Бейтс. – Часы сами в картонках не прячутся!
– Никто и не предполагал, что виновата служанка, – воскликнул Моррисон. – Нам надо решить, согласны ли мы с тем, что виновна миссис Росс. А если это сделала не она, то кто же? Вот в чем суть проблемы.
– У нее была мотивация, были возможности, достаточно физических сил… И она призналась, что жили они с мужем несчастливо.
– Ну, если такое трактовать как повод для убийства, то гробовщики напьются на радостях, – сказал я.
– И все-таки отмахиваться от этого нельзя, – снова раздался голос Комарика. – Да, сказать, что у нее был роман с пасынком, мы не можем, но факт остается фактом: она навещала его несколько раз в его съемной квартире даже после того, как муж ее такие визиты положительно запретил. Да и выглядел пасынок не очень-то убедительно, когда давал показания. Будто боялся чего-то.
– Боялся, что ее приговорят за убийство, чего же еще.
– А по-моему, скорее того, что может всплыть.
Так мы топтались на месте, взвешивая то тот, то этот пустяк, цепляясь то к одному, то к другому. Я небо благодарил, что в нашей стране большинства голосов для вынесения смертного приговора недостаточно – необходимо полное единодушие всех присяжных заседателей. И решил, что буду держаться хоть до Судного дня. Пусть я не смогу их поколебать, но добиться пересмотра дела смогу, и уж тогда сам возьмусь за расследование…
Мало-помалу мы достигли той стадии, когда одиннадцать присяжных созрели для того, чтобы признать Виолу Росс виновной. Я же стоял за то, чтобы ее оправдать.
– Вам все равно, убила она мужа или нет! – воскликнула дама с лошадиным лицом. – Вы просто хотите, чтобы она соскочила с крючка!
– Я хочу быть уверен в том, что я делаю, – возразил я и всем остальным повторил то же.
Судья прислал сказать, что если нам нужна помощь, то он в нашем распоряжении. Когда, наконец, мы вернулись в зал судебных заседаний, оказалось, что больше половины присутствовавших разошлись. Конечно, люди не могут полночи просидеть в суде, даже когда речь о том, жить или не жить женщине. У всех есть свои ежедневные обязанности: готовить ужин, укладывать детей. Драма Виолы Росс – всего лишь атом, песчинка во Вселенной…
Вообще надо признать, что по большому счету мало кто принимал это событие близко к сердцу. Ну, может, поначалу оно щекотало нервы, как всякая скандальная новость, но потом острота притупилась, и сердечно сочувствующих делу было раз-два и обчелся. Я же, когда мы час за часом обсуждали это дело, вынося приговор, не мог не думать о том, каково ей сейчас там, в камере при суде, в присутствии надзирательницы. О чем она думает? Есть ли у нее предчувствия, как повернется дело? И когда ее ввели в зал, я бросил на нее взгляд и тут же его отвел. Лицо посерело, обычной ее живости как не бывало. Страшно подумать, каково это: сидеть и ждать в тишине. Судебный процесс – это была все-таки жизнь, мизансцены менялись, свидетели давали показания, следовало держать спину, не терять присутствия духа, вникать, вслушиваться… Не говоря уж об атмосфере, царящей в зале суда, особенно когда смертный приговор обсуждается – она ощутима, как дуновение ветра. Однако в часах мучительного ожидания ничего занимательного, это тоска и ужас.
Итак, судья задал свой обычный в таких случаях вопрос:
– Господа судебные заседатели, вы пришли к общему соглашению?
– Вынужден сказать, ваша честь, что среди нас один несогласный, – ответил Моррисон.
Судья осведомился, не находит ли староста присяжных, что есть смысл пересмотреть приговор, на что Моррисон ответил, что нет, не находит. Час стоял уже такой поздний, что остаться дольше значило бы провести тут всю ночь, а я был настроен голосовать за оправдание Виолы Росс столь же решительно, как мои коллеги – за то, что она виновна. Судья оказался философом. Он оценил положение и, обратившись к суду, распустил его. Мисс Бейтс, та прямо посинела от возмущения:
– Благодарение Богу, вас не будет в следующем составе присяжных!
Назавтра вся утренняя пресса вышла с заголовками вроде «Дело об убийстве: сенсация», «Дело Росс: присяжные разделились», а одна предприимчивая газетка даже озаглавила свой отчет «Двенадцатый». Я его просмотрел, почти ожидая, что наткнусь на свое имя. Поднял трубку домашнего телефона и попросил немедленно принести завтрак. Стало ясно, что оглянуться не успеешь, как у моего порога, подобно стервятникам над трупом, появятся сначала местные репортеры, а потом и лондонские их собратья. Я принял решение уехать в столицу и на несколько дней затаиться там. Осуществлению планов, которые я как раз обдумывал, вряд ли поможет, если меня будет преследовать свора ищеек-любителей, жаждущих знать, что я намерен делать, и готовых в романтическом свете преподнести мои действия в защиту миссис Росс, на каждом шагу чиня мне препоны.
Не успел я собраться, как зазвонил телефон, и меня известили, что ко мне пришла мисс Кобб. Я от души чертыхнулся:
– Сделайте одолжение, скажите, что у меня спешное дело в Лондоне.
Наступило молчание. Затем портье осведомился, намерен ли я успеть на поезд, который отходит в 9.40.
– Я должен успеть на него всенепременно.
– Леди говорит, что это ничего. Она тоже на нем поедет.
С тяжелым вздохом я сдался:
– Впустите ее. Только предупредите, что у меня всего несколько минут.
Она явилась, бледна, как сама смерть, на голове ужасная шляпка из соломки и никакой косметики на лице.
– Так, значит, то были вы! – как в дурной пьесе, воскликнула она вместо приветствия. – Почему, почему вы это сделали?
– Извольте-ка объяснить, – с отвращением отозвался я, – с какой стати вы сюда ворвались? Вам же сказали, мне нужно в Лондон!
– Полгорода знает, что это вы, и все хотят знать почему!
– Да потому, что для всякого другого приговора доказательств предъявлено недостаточно, – сказал я. – Так что сделайте милость, сообщите это своим любознательным друзьям.
– И чего вы добились? Ей просто придется пройти через еще один процесс, а уж в том-то составе присяжных вряд ли найдется еще один влюбленный в нее!
– Это меня не касается, – ответил я со всем доступным мне хладнокровием, от души жалея, что не могу выставить убогое создание за дверь.
– Наверное, вы совсем сбросили его со счетов, – обвинила она.
– Моей задачей было рассмотреть приговор.
– Вы не можете не знать, что она виновна!
– Если бы знал, согласился бы с остальными присяжными. А кстати, откуда вам известно, что это я заблокировал приговор?
– Мисс Бейтс мне сказала.
– Да? Она что, ваша подруга?
– Мы живем в одном доме. И, конечно, она ужасно возмущена. Она тоже считает, что миссис Росс хотела избавиться от своего мужа.
– Одну минуту, – перебил я ее. – Скажите, есть кто-нибудь, кого вы ненавидите?
– Миссис Росс, – прошипела она сквозь зубы.
– А, ну да. Вы считаете, она не стоила своего мужа.
– Ноги ему мыть не годилась! – Ну, вы знаете этот тип женщин, которые на ровном месте впадают в истерику.
– Но ведь вы не собирались ее убить?
– Не обязательно убивать, когда ненавидишь.
– И все-таки вы считаете, что она убила своего мужа.
– Я уверена в этом. У нее все для этого было: и повод, и случай. И не рассказывайте мне, что ей понравилась бы бедность и нищета. Не говоря уж о том, что и любовника следовало обеспечить.
Я схватил ее за плечи.
– Послушайте, это клевета. Даже обвинитель не смог доказать, что у нее был любовник, хотя, видит бог, очень старался.
– Плевать мне на их доказательства! Все уверены, что он у нее был. Просто она не дурочка и не оставила никаких улик.
– Полагаю, вы можете назвать его имя? – съязвил я.
– Гарри Росс, – пробурчала она.
– Чем докажете?
– Она ездила к нему на квартиру, они оставались там один на один, они переписывались. Надо бы еще почитать эти письма! Отец выгнал его из дому…
– Но не из-за нее же.
– Откуда мы знаем? А потом, скажу я вам, у мистера Росса были доказательства.
Я недоверчиво на нее посмотрел:
– Неужели?
– Да. Он получил их в тот день, когда умер. Он сказал мне об этом.
– Что именно он сказал?
– «Ну что, милая моя парочка? Попались!»
«Как раз то, что Эдвард Росс сказал бы в такой ситуации», – подумал я.
– Что он имел в виду?
– Ему письмо пришло.
– От кого?
– Я не знаю. Он мне его не показал.
– Отчего же, раз вы пользовались у него таким доверием?
– Своих личных дел он со мной не обсуждал. Еще бы не хватало! Мне это было бы неприятно.
– Но тогда откуда такая уверенность?
– Он меня расспрашивал, прямо засыпал вопросами, притом какими-то странными.
– О чем?
– Ну, о передвижениях миссис Росс.
– Вы не сообщили об этом суду.
– Я пыталась, но меня слушать не стали. Понимаете, письма-то я предъявить не могу.
– Где же оно?
– Думаю, она его уничтожила.
– Предварительно убив мужа?
– Иначе бы ей никак не удалось его заполучить!
– А не приходило вам в голову, что бракоразводный процесс, если бы дело дошло до этого, все-таки предпочтительней, чем стоять перед судом обвиняемой в убийстве?
– Вопрос был в деньгах. Ей хотелось денег, а работать нет, не хотелось. Уж я-то знаю.
– Но какие у вас основания так говорить? – запротестовал я.
– Я столько месяцев была вхожа в дом! У меня было время все разглядеть.