Он отложил книгу и сел, прислонившись к стене, жестом приглашая меня устраиваться рядом с ним на его солдатском одеяле.
– Так что у тебя с лицом?
Я дотронулась пальцами до щеки. Она горела.
– Плохо выглядит?
– Тайлер не заметил.
– Только потому, что здесь так темно.
Я уселась напротив него, скрестив ноги по-турецки.
– Разбойники?
Я кивнула:
– Угу. Но я в норме.
– И как там было?
– Странно.
Он молчал, низко опустив голову.
– Ты чего? – спросила я.
Майкл поднял голову.
– Я боялся, что ты не вернешься.
– Но я же обещала, так?
Он кивнул.
– Ага. Но я подумал… а вдруг ты не сможешь вернуться?
Мне нечего было на это ответить. Мы немного посидели молча, а потом он все-таки заговорил.
– Ну, и что ты обо всем этом думаешь?
– Ты знал, что они вводят нейрочип вот сюда?
Я указала на заднюю часть головы у затылка.
– Куда? Дай посмотреть!
Он дотронулся до моих волос.
– Я же сказала, что иду только посмотреть!
Я прочла на его лице тревогу. Его глаза были мягкими и добрыми. Странно: я совершенно не замечала его раньше, хоть мы и жили на одной улице. Странно, что мы подружились только благодаря Вирусным войнам.
Я сунула руки в карманы – и что-то нащупала. Лист бумаги. Я вытащила его.
– Что это? – спросил он.
– Один тип в банке тел дал мне вот это. Это контракт.
Майкл подался ближе.
– Это они столько собираются заплатить?
Он вырвал бланк у меня из руки.
– Отдай!
Он прочел на бланке:
– «За три аренды».
– Я не соглашусь.
– Вот и хорошо. – Он чуть помолчал. – А почему? Я ведь тебя знаю. Ты не боишься.
– Столько они не заплатят. Этого просто не может быть. Потому-то я и догадалась.
– А как они вообще обходят закон? Они ведь нанимают начинателей?
Я пожала плечами.
– Наверное, есть какая-то лазейка.
– О них почти никто не знает. Никакой рекламы нигде не видно.
Он был прав.
– Я узнала про них только благодаря тому парню, который раньше жил на первом этаже.
– Ему небось платят за каждого приведенного новичка.
– За меня он ничего не получит. – Я легла на бок, пристраивая голову на руку. – Мне то место доверия не внушило.
– Ты, наверное, устала, – сказал он. – Идти пришлось далеко.
– Устала – это не то слово.
– Завтра давай пойдем на грузовой причал и попробуем добыть фруктов.
Его слова звучали все тише, а веки у меня потяжелели. А потом я открыла глаза и увидела, что он мне улыбается.
– Кэл, – ласково сказал он, – иди спать.
Я кивнула. Засунув контракт в карман, я вернулась к Тайлеру. Мое тело буквально растеклось по спальному мешку.
Я переключила фонарик на режим ночника. Он мягко светился.
Зимы в южной Калифорнии не слишком суровы, но скоро для Тайлера станет чересчур холодно. Мне надо найти ему какое-то теплое местечко, настоящий дом. Но как это сделать? Это были мои ежевечерние тревожные мысли. Я надеялась, что банк тел станет выходом, но теперь на это рассчитывать не приходилось. Когда я заснула, мой фонарик отключился.
Мой сон грубо прервал вопль противопожарного датчика. Горькая вонь забивала мне ноздри. Я почувствовала, как рядом со мной садится кашляющий Тайлер.
– Майкл! – позвала я.
– Пожар! – крикнул он нам из своего угла.
Браслет у меня на запястье показал пять утра. Я нащупала свою бутыль с водой и открыла ее. Выдвинув ящик стола над нами, я извлекла оттуда какую-то футболку и плеснула на нее воды.
– Прижми ее к носу! – велела я Тайлеру.
Фонарик Майкла пробился сквозь дым.
– Бежим! – крикнул он.
Я взяла братишку за руку. Наши фонарики едва освещали задымленную комнату. Пригибаясь, мы пробрались к двери.
Майкл приложил ладонь мне к спине, помогая найти лестницу. На лестничных пролетах клубился дым. Казалось, мы шли целую вечность, но все-таки нам удалось спуститься вниз. Когда мы выбрались на улицу, ноги у меня стали как ватные.
Мы поспешно отошли от здания, опасаясь прорыва огня и разлетающихся обломков. В утренней темноте из дома выбирались другие мирники: двоих мы знали, а еще трое, наверное, обитали ниже.
Они потрясенно смотрели на наш дом. Я резко обернулась.
– А где огонь? – спросила я.
– Где пожар? – почти одновременно со мной сказал Майкл.
– Это все? – проорал кто-то.
– Ага.
Я увидела какого-то старичка, лет ста: он шел к нам. На нем был отглаженный костюм.
– Точно? – Старичок обвел взглядом мирников. Те кивнули. – Отлично.
Мужчина поднял руку – и вперед вышли еще три старичка в рабочих робах.
Один из строителей сорвал ленту, которой был заклеен замок на боковой двери. Другой молотком прибил объявление. Тип в костюме выдал копию объявления нам.
Майкл прочел его вслух:
– Посторонним вход запрещен. У помещения новый владелец.
– Они нас выкурили! – воскликнул один из мирников.
– Вы должны немедленно покинуть этот участок, – сказал тип в костюме спокойно, но твердо.
Никто не сдвинулся с места, и он добавил:
– У вас минута.
– Но наши вещи!..
Я шагнула к зданию.
– Я не могу вас туда пропустить. Условия страховки, – сказал костюмный.
– Вы не имеете права присвоить наше имущество! – заявил Майкл.
– Самовольное заселение – это нарушение закона, – ответил старичок. – Я предупреждаю вас ради вашего же блага. Тридцать секунд.
У меня оборвалось сердце.
– Там все, что у нас осталось! Если нам нельзя зайти, пожалуйста, вынесите наши вещи!
Он покачал головой.
– Нет времени. Вам надо уходить. Маршалы уже едут.
Тут остальные мирники бросились бежать. Я обняла Тайлера за плечи и повернулась, чтобы уйти, но что-то меня остановило. Мужчина в деловом костюме уже повернулся к нам спиной, но строитель нас увидел и кивнул ему. Он обернулся.
– Прошу вас! Наши родители умерли. – У меня глаза щипало от слез. – Последние их фотографии остались в доме. На третьем этаже, в конце коридора. Может, кто-нибудь смог бы просто отдать нам рамку? Пусть даже просто выбросив ее в окно?
Он секунду колебался, словно обдумывал мою просьбу.
– Я и рад бы, но мне нельзя. Извините.
Он снова отвернулся. Я еще никогда не чувствовала себя настолько безнадежно. Нас разделяет больше ста лет: ему никогда не понять, что нам пришлось перенести.
– Кэлли, ладно. – Тайлер потянул меня за руку. – Мы сможем вспоминать их и без снимков. Мы не забудем.
Взвыли сирены.
– Это маршалы! – крикнул Майкл. – Бежим!
У нас не было выбора. Мы нырнули в темноту, оставляя позади последние овеществленные воспоминания о нашей семье и жизни, которую мы вели вместе всего год назад.
Глава 2
Мы помчались по улице прочь от маршальских сирен. Оглянувшись, я успела увидеть седые волосы и серо-стальные мундиры людей, выскакивающих из машины. Майкл подхватил Тайлера на руки – и мы побежали изо всех сил. Мы нырнули в узкий проезд, который шел между нашим бывшим домом и еще одним пустующим офисным зданием.
Мы слышали, как маршалы за нами гонятся, но выбежали из переулка раньше, чем они успели в него свернуть, так что они не узнали, в какую сторону мы направились дальше. У них были пистолеты и столетний опыт, зато у нас – молодые ноги.
Мы спрятались за длинный ряд кустов, росших во внутреннем дворе, окруженном зданиями. Кустарник был полузасохший и царапался, но его зарослей хватало, чтобы в темноте в них можно было спрятаться. Хорошо, что когда мы только здесь поселились, то разведали все укромные места. Я раздвинула ветки, Майкл положил Тайлера на землю, и мы прижались друг к другу.
Маршалы вышли из переулка. Я наблюдала за ними через просвет в зарослях, отслеживая их движения. Один повернул налево, а второй направился прямо к нам.
Тайлер издал хриплое сипение: за таким у него всегда следовал приступ кашля. У меня мурашки по коже пробежали. Майкл прижал ладонь к губам Тайлера.
Маршал приближался. Неужели он нас заметил? Он пригнулся и замедлил движение, выставив перед собой пистолет. Я вцепилась Майклу в рубашку и прижалась щекой к его плечу.
Рука маршала зашарила в листве прямо у меня перед лицом. Он был так близко, что я ощутила маслянистый запах его перчаток. Я затаила дыхание.
– Он здесь! – громко объявил второй маршал.
А потом раздался звук, от которого нас передернуло: резкий электрический треск разорвал ночную тишину.
Зип-шокер.
За этим треском последовал страдальческий вопль. Он корежил нас так, что зубы ныли и сердце сжималось. Листья куста затряслись: наш маршал убежал в ту сторону.
Я приблизила лицо к просвету в ветках. Какой-то парнишка лежал на земле лицом вниз. Его вопль сменился стонами.
Один из маршалов застегнул на нем автонаручники и перевернул его на спину. Я узнала в нем одного из тех парней, что недавно поселились в нашем доме. На шее у него было выжжено черное пятно от удара шокера. Так получалось, когда оружие подносили слишком близко или включали на слишком большую мощность. Маршалы делали это специально, чтобы оставить на нас клеймо.
Он начал кричать, когда они захлестнули ремнем наручники и грудную клетку, умоляя его оставить. Они игнорировали его мольбы: приподняв его, перебросили ремень себе через плечи, чтобы тащить его за собой. Пятками парень скреб по земле и на каждой неровности громко вскрикивал.
Можно было подумать, что они изловили дикое животное.
Маршалы всегда вели себя как трусы: проводили свои облавы глубокой ночью, чтобы их не увидел какой-нибудь мягкосердечный старичок, который мог бы вмешаться.
В нашем кустистом укрытии мы прижимались друг к другу. Это согревало Тайлера, предотвращая его кашель, и помогало нам всем не издавать ни звука. От каждого крика мы вздрагивали. Если бы тут оказалось больше мирников, мы смогли бы налететь на маршалов сзади и кусаться, лягаться и царапаться, пока паренек не убежал бы.
Крики стихли, когда они зашли в переулок. А потом мы услышали, как включился мотор. Маршалы уезжали, удовлетворившись одной поимкой. Они захватили одного – и выполнили свою норму. Вот только завтра они вернутся.
Тайлер наконец кашлянул, а потом засипел и снова закашлял. Мы выползли из кустов, чтобы поднять его с сырой земли. Майкл снял толстовку и надел ее на Тайлера, чтобы ему стало теплее. Они прижались друг к другу на бетонном крае клумбы, а я начала ходить туда и обратно.
– И что нам теперь делать? – спросил Майкл. – Мы остались без спальников.
– И без моего шокера. – Я судорожно сглотнула, вспомнив оружие маршала. – И без бутылок для воды, – добавила я. – И без всего, что нам удалось сохранить, отыскать или сделать.
Мои слова повисли в холодном воздухе: их безнадежность была невыносимой. И тут Тайлер внес свой вклад:
– Моя робособачка! – сказал он.
Он выпятил нижнюю губу. Она дрожала, как он ни пытался поймать ее зубами. Это была не просто игрушка и даже не просто его последняя игрушка: это была последняя игрушка, которую ему подарила наша мама. Будь я добрее, я бы призналась, что понимаю его чувства, что я не менее остро переживаю из-за потерянных фотографий родителей. Это были зацепки для памяти – и мы их лишились навсегда. Наша прежняя жизнь, та, которая была у нас совсем недавно, стала историей – историей недокументированной. Последняя нить была оборвана.
Но я держала все это в себе. Истерика – это не вариант.
– Что нам теперь делать? – спросил Тайлер. – Куда мы пойдем?
У него начался новый приступ лающего кашля.
– Здесь оставаться нельзя, – тихо сказала я. – Завтра маршалы сюда вернутся, и не одни – раз уж кого-то смогли отловить.
– Я знаю другое здание, – сказал Майкл. – Недалеко, минут двадцать хода.
Другое здание. Опять жесткий холодный пол. Опять временное жилье, которое мы займем незаконно. У меня внутри что-то оборвалось.
– Нарисуй мне план.
Я забралась в карман толстовки и извлекла оттуда контракт, от которого оторвала четвертушку.
– Зачем? – спросил Майкл.
– Я приду к вам позже.
Я отдала листок Майклу, и он начал рисовать.
– А ты куда пойдешь? – спросил Тайлер охрипшим голосом.
– Меня не будет день или два. – Я посмотрела на Майкла. – Я знаю, где можно раздобыть денег.
Майкл оторвался от своего плана и посмотрел мне в глаза.
– Кэл! Ты уверена?
Я посмотрела на измученное лицо Тайлера, на его запавшие щеки и мешки под глазами. От дыма его состояние ухудшилось. Если он разболеется и не выживет, я себе этого никогда не прощу.
– Нет. Но все равно пойду.
До Беверли-Хиллз я дошла только к 8.45. Магазины еще не открывались. Я проходила мимо немногочисленных старичков в массивных драгоценностях и слишком ярком макияже. Современная медицина легко могла продлить старичкам жизнь до двух сотен лет, но не в состоянии была научить их не становиться настоящими пугалами. Толстенькие старички открыли дверь какого-то ресторана – и нос мне начали дразнить ароматы яичницы и поджаренного бекона. У меня забурчало в животе.
Эти богатенькие старички вели себя так, словно уже успели забыть о том, что в стране недавно была война. Мне ужасно хотелось хорошенько встряхнуть их и спросить: «Неужели вы забыли? Как никому не удавалось победить в морских сражениях, которые шли в Тихоокеанском бассейне, и потому на нас послали ракеты с вирусными боеголовками? А мы пустили в ход свое противоэлектронное оружие, которое обрушило им компьютеры, самолеты и рынки акций?»
Это же была война, люди! И в ней никто не победил. Ни мы, ни страны Тихоокеанского бассейна. Меньше чем за год лицо Америки изменилось: в стране остались немногочисленные новички вроде меня, тонущие в море седовласых старичков: зажиточных, сытых и на все наплевавших.
Не все они были богатыми, но никто из них не был такими нищими, как мы: нам ведь не разрешалось работать и голосовать. Этот мерзенький закон был принят еще до войны в связи со старением населения, но после нее он стал гораздо более значимым. Я тряхнула головой. Я терпеть не могла думать о войне.
Я прошла мимо пиццерии. Закрыто. Голограмма в витрине была на редкость реалистичная: даже пузырящийся сыр был виден. Волна поддельных ароматов издевательски захлестнула меня. Я вспомнила вкус пиццы: горячая тягучая моцарелла, пряный томатный соус… Беспризорная жизнь последнего года привела к тому, что я постоянно была голодна. Но в особенности я тосковала по горячей еде.
Дойдя до «Лучших целей», я приостановилась. Отдельно стоящее здание конторы было пятиэтажным, с зеркальным остеклением. Я посмотрела на свое отражение в стеклах. Потрепанная одежда, чумазое лицо. Длинные волосы висят сосульками. Неужели под всем этим еще остаюсь прежняя я?
Мое отражение исчезло: охранник открыл дверь.
– Добро пожаловать снова!
Ухмылка у него была самодовольная.
Пока я ждала Тинненбома у стойки регистратуры, я заметила двух мужчин, о чем-то споривших в переговорной, дверь которой выходила в вестибюль. Одним из них, сидевшим лицом к открытой двери, оказался Тинненбом. Второго мужчину я видела только со спины. Он был выше ростом, и на нем был элегантный плащ из черной шерсти. Из-под широких полей мягкой шляпы видно было всего пару сантиметров седых волос. Он несколько раз шлепнул зажатыми в руке перчатками по ладони второй руки, а потом ударил ими по столу, заставив Тинненбома вздрогнуть.
Тинненбом передвинулся левее и скрылся из вида. Высокий мужчина устремил взгляд на стеклянную полку с электроникой. В отражении я его лица разглядеть не смогла, но у меня создалось впечатление, будто он смотрит на меня – и видит меня гораздо лучше, чем я – его. У меня на затылке волосы зашевелились. Казалось, он меня оценивает.
С чего бы это?
В этот момент Тинненбом вышел из переговорной один и закрыл за собой дверь. Он направился ко мне, одаряя своей характерной уродской улыбкой.
– Кэлли! Я надеялся, что мы снова тебя увидим! – Он пожал мне руку. – Извини, что заставил тебя ждать, но это – мой босс. – Он кивком указал на дверь переговорной.