Действительно, мудрость зачастую состоит в том, чтобы действовать продуманно, а не спонтанно. Это особенно актуально, когда мы имеем дело со сложным человеком, животрепещущим вопросом или напряженной ситуацией. Принимать мудрые решения, как, когда, что и кому говорить, знать, что мы действительно хотим сказать и чего надеемся добиться, бывает очень трудно.
В следующих главах мы будем учиться редактировать, обдумывать, планировать и даже притворяться во время разговоров – не из-за страха и стремления обезопасить себя, а с позиций смелости и азарта. Наша цель не в том, чтобы избежать искренности, а в том, чтобы сделать навстречу ей нестандартный шаг. Говорить правду и добиваться взаимного согласия получается у нас не всегда. Поэтому иногда это просто нужно планировать и целенаправленно осуществлять, хоть это и идет вразрез с мощным стремлением просто быть такими, какие мы есть, – настоящими, прекрасными и спонтанными!
Трудные разговоры
Очевидно, что трудные разговоры даются нам тяжелее прочих. Мы злимся, разочарованы или в замешательстве, нам страшно, больно, мы оскорблены или нас (как нам кажется) предали, мы выбились из сил или пришли в отчаяние. Отношения могут достичь той критической точки, когда мы не в силах заставить близкого человека нас услышать или (по ту сторону воображаемой стены) не можем больше выслушивать того, кто выводит нас из себя жалобами, критикой, негативом, требованиями, отговорками или безответственным поведением. Или, например, нам хочется услышать извинения, а их не предвидится. Пытаясь научиться лучше ориентироваться в таких разговорах и тренируя умение промолчать в нужный момент, мы делаем возможным более глубокое понимание самих себя, близкого человека и отношений с ним. И мы можем научиться разбираться в том, когда приходит пора сдаться и прекратить обострять ситуацию, то есть спасти себя, даже если в конечном итоге потеряем эти отношения.
Это сложная задача, а точнее – дело всей жизни. В разные дни уровни ясности и зрелости в наших разговорах неодинаковы, и обрести собственный голос особенно трудно в интенсивной эмоциональной сфере семейной жизни. Мой младший сын Бен однажды удачно выразился, будучи на втором курсе колледжа, когда мой муж Стив вез его домой из аэропорта во время зимних каникул. «Знаешь, папа, – сказал он, – по мере приближения к дому я чувствую, как с меня слоями сходит взрослость».
Я работаю с людьми, но, когда меня охватывает сильная тревога или злость, я мыслю, как рептилия. Для многих взрослых любовь и брак – арена, где зрелость слезает с них, словно кожа, а мозги, растворяя мыслительный центр, окутывает туман. А еще бывает так, что, приходя домой, мы замыкаемся в себе и потому не в состоянии изобретательно направлять разговор в новое русло.
Одни люди придают нам сил и воодушевляют, в то время как другие воздействуют на нас совершенно противоположным образом. Поэтому мы чувствуем себя прекрасно, находясь в отношениях с первыми, и отвратительно – со вторыми. Общение с теми, кто обогащает, а не обедняет наш мир, помогает нам воспринимать самих себя более объективно. Со своей же стороны, чтобы развить, а не заглушить наш истинный голос, можно:
• сформировать более точное и сложное представление о себе и о близком человеке;
• вести себя уважительно и с достоинством, даже если близкий человек поступает плохо;
• развивать изобретательность, заинтересованность, умение радоваться; стремиться к мудрости;
• вырабатывать способность давать и получать любовь.
По сути, то, как мы пользуемся своим голосом, находится в основе нашего понимания того, кто мы есть в этом мире и как развивается душевная близость с теми, кто нам дорог, и самоуважение в наших отношениях.
И для мужчин тоже
«Всё сложно» – продолжение моей давней традиции писать для женщин. Тем не менее я, конечно, надеюсь, что с этой книгой ознакомятся и мужчины, и что они почерпнут из нее много полезного. Когда дело касается мудрых советов и правильных разговоров, мы все в одной лодке.
Сразу хочу сказать, что не согласна с популярным мнением, будто мужчины умеют говорить открыто лучше, чем женщины. Действительно, голоса влиятельных мужчин имеют вес, во всяком случае в публичной сфере. Несмотря на то что феминизму стукнуло уже три десятка лет, основными институтами мира по-прежнему управляют почти исключительно представители сильного пола (и, наверное, это не те самые парни, с которыми тусуемся именно мы). Но в личной жизни даже такие мужчины нередко замолкают (либо, наоборот, срываются на крик), когда чувствуют, что не могут отстоять свою точку зрения в разговоре.
Многие из них застревают между существующим в обществе паттерном альфа-самца (доминирование с целью управления ситуацией) и реальным опытом, состоящим в отсутствии собственного голоса. Некоторые мужчины начинают притворяться или действовать назло, когда не могут заставить главных людей в своей жизни услышать себя, и это сначала подтачивает, а потом и вовсе уничтожает их чувство собственного достоинства.
Выходим за рамки стереотипов
Согласно распространенному мифу, разговоры и чувство единения женщинам нужны больше, чем мужчинам. К примеру, нам говорят: «Женщины ищут общности, мужчины – индивидуальности» или «Мужчинам нужно больше секса, а женщинам – общения». Такие утверждения не лишены смысла, но подход с точки зрения противоположностей инь и ян не учитывает сложности человеческого опыта, особенностей каждого человека или конкретной ситуации.
Мужчина, например, чаще срывается, когда отношения заканчиваются, особенно если женщина уходит от него внезапно. Нередко бывает, что он недопонимает серьезности ее жалоб, не обращает внимания на увеличивающуюся дистанцию между ними или не пытается услышать ее, когда она снова и снова говорит ему, что его действия (или бездействие) причиняют ей боль. То есть он попросту не замечает проблемы. Как выразился один из попавших в такую ситуацию мужчин: «Я, как идиот, просто не обращал на все это внимания».
Но и сама женщина тоже может поспособствовать тому, чтобы ее муж не заметил приближающегося разрыва. Она будет жаловаться (возможно, постоянно), но продолжать терпеть и мириться с существующим положением дел. В момент, когда брак или отношения окажутся под угрозой, она может не суметь преодолеть порог глухоты своего партнера и объяснить, что считает разрыв неизбежным, если он ничего не предпримет. Слишком долго она говорила одно («Я не могу так жить»), а делала другое (продолжала так жить). Тем временем пропасть между партнерами все увеличивалась, и второй стороне становилось все труднее услышать ее отчаянное «я не шучу».
Замужние женщины, как правило, чаще всего рассказывают о наболевшем, когда чувствуют, что не могут повлиять на партнера. Они с облегчением выслушивают специалистов, говорящих им, что никто не сможет изменить того, кто не хочет меняться. Слишком часто эта мудрость превращается во «все пройдет» (или в установку «с этим ничего не поделаешь»), что направляет отношения по нисходящей спирали. Соглашение с утверждением, что «мужчины – с Марса», то есть иначе устроены, может привести женщину к потере своего голоса и оправданию действий партнера, что слишком дорого обойдется ее собственной личности. А мужчину это освободит не только от трудных поисков своего подлинного голоса, но и от ответственности за совершаемые поступки.
Когда женщины приравнивают свои просьбы к партнерам о переменах в их поведении к попыткам «научить свинью петь», их голос от этого не укрепляется. Они начинают тонуть в море информации о том, что по результатам новейших исследований у мужчин и женщин по-разному устроен мозг, а потому нельзя ждать от мужчины, что он перестанет разбрасывать носки и т. д. И вот уже женщинам кажется, что легче сдаться и приспособиться к несправедливым обстоятельствам.
Но проблемы с развитием истинного голоса не ограничиваются гендерными отличиями, сексуальной ориентацией и другими фильтрами (национальностью, классом, поколением), окрашивающими наш мир в определенные тона. Любой, например, может столкнуться с тем, что его не слышат, или может сам не суметь отличить жалобы близкого человека от выражения им собственной твердой позиции, которую он ни за что не изменит. Сплошь и рядом люди не способны перевести зашедшие в тупик отношения в иную плоскость. И каждому случалось в сложной ситуации высказаться или промолчать в ущерб близкому человеку или себе самому. Так что, несмотря на всеобщее стремление к противопоставлению полов, я чаще всего убеждаюсь в том, что между нами больше сходства, чем различий.
Пример из личной жизни
У нас в семье именно отец предпочитал не высказывать своего мнения. С момента его смерти в январе 1998 года, незадолго до его 89-летия, я много думала об этом. Теперь, когда он ушел, я стала понимать, насколько глубокое влияние на мою работу оказала его жизнь и как она привела меня к теме этой книги. Отец вдохновил меня благодаря своей страсти к языку и словам, своим талантом остроумного оратора. Но больше всего он повлиял на меня тем, что не мог (или не хотел) говорить, когда это было нужнее всего.
По иронии судьбы, отец утратил физическую способность говорить за год до смерти. Когда мы планировали панихиду в доме, мой муж Стив предложил проиграть аудиозапись отца, рассказывающего какие-то истории, сделанную нами десятью годами ранее – до того, как он оказался в доме престарелых. Сначала я решила, что это странная идея – слушать голос умершего в начале поминальной службы, особенно когда человек молчал весь последний год своей жизни. Но оказалось, что это чудесное предложение. Друзья, которые собрались в нашем доме в тот день, оценили возможность познакомиться с отцом не только по нашим воспоминаниям, но и послушав его глубокий, выразительный голос и умные речи. Меня очень растрогал голос отца, звучащий снова, и я знала, что он был бы рад тому, что мы таким образом пригласили его на авансцену.
Поскольку эта книга созревала в моей голове с момента смерти отца, мне кажется уместным чуть больше рассказать о его жизни, по крайней мере о тех вещах, что имеют отношение к моей теме. Конечно, восприятие любым человеком своих (или чужих) родителей фрагментарно, субъективно и неполно, но я уверена, что рассказанное мной поможет лучше понять мое стремление помочь каждому из вас обрести свой голос. Кроме того, вы поймете, что эта книга – не только о совершенствовании навыков общения и об улучшении отношений с другими людьми. Она о том, как не допустить трагедии, связанной с потерей собственного «я».
Глава 2
Уроки моего отца
Не все мужчины хотят играть первую скрипку. Я усвоила эту простую истину в раннем детстве, наблюдая за отношениями родителей. Мой отец Арчи был подстраивающимся супругом, а все решения в семье принимала мама – Роуз. Она определяла, как расходовать деньги, как воспитывать нас с сестрой, что будет висеть на стенах и все остальное. Арчи позволял ей самой решать, будет он есть одно яйцо или два, можно ли ему вторую порцию десерта, достанется ли именно ему подгоревший тост. Я никогда не слышала, чтобы он протестовал, даже когда Роуз упаковывала ему с собой на обед оставшийся с вечера подсохший бутерброд.
Всякий раз, когда у меня или сестры Сьюзен был какой-то вопрос или нам требовалось разрешение, мы шли к маме. Так же поступал и Арчи, казалось, довольный своей детской покладистостью. Когда я выросла и обзавелась собственной семьей, родители навещали нас в Топике (штат Канзас). «Чего бы ты хотел на завтрак, папа?» – спрашивала я. «Спроси у мамы, что мне можно», – отвечал он благодушно, как будто передавать право решения более авторитетной инстанции было естественным порядком вещей.
В свою очередь, моя мать утверждала, что ей ничего не остается, кроме как относиться к Арчи, как к ребенку, потому что он вел себя именно так. Она считала, что за ним нужно следить, потому что мать его избаловала, и, предоставленный самому себе, он то и дело принимал неразумные решения. Кроме того, она была убеждена, что его уже не изменишь, мол, что с него взять. Арчи активно и всецело способствовал укреплению этой точки зрения на самого себя.
Тем не менее никто из тех, кто знал мою мать лично, не назвал бы ее властной, доминирующей. Она принадлежала к совершенно другому типу людей: была скромной, тихой, добродушной, молчаливым и внимательным слушателем. Несмотря на выдающийся интеллект, она предпочитала держаться в тени, создавая благодарную аудиторию для других. А вещать и выступать любил как раз мой отец.
Поэтому говорить о моем отце как о человеке, лишенном голоса, будет не совсем правдиво, по крайней мере, не в буквальном смысле. У Арчи был глубокий, звучный голос, и он гордился своей выдающейся, профессорской манерой речи. Одаренный, обаятельный, остроумный рассказчик, он брал на себя роль оратора на мероприятиях и семейных праздниках. Время от времени он с невинным видом отпускал возмутительные замечания, обижавшие людей и заставлявшие краснеть маму. «Посмотрите, какого размера зад у этой женщины!» – громко восклицал он, когда пресловутый зад находился прямо перед нами. Так он одновременно восставал против контроля со стороны мамы и усиливал его, поскольку эти выходки в обществе лишь укрепляли в ней веру, что ему требуется тщательный присмотр.
В узком семейном кругу Арчи предпочитал тишину и классическую музыку, уединяясь всякий раз, когда разговор выходил за рамки поверхностного. Или пропадал вечерами и по выходным в своей мастерской в подвале нашего дома в Бруклине, где мастерил мебель и чинил разные предметы. Отец любил компанию и беседы, но вообще ни с кем не имел душевной близости, никогда не доводилось ему по-настоящему узнать другого человека и быть узнанным самому. Как это влияло на тех, с кем рядом прошла его жизнь, иллюстрирует следующая история.
Молчание отца
Летом после первого курса я работала в северной части штата Нью-Йорк руководителем музыкального и драматического кружков в лагере для детей с ограниченными возможностями. У меня не складывались отношения с директором лагеря, но я любила детей, и мне нравилось преодолевать трудности, связанные с этой работой. То лето оказалось для меня восхитительным, правда, лишь до последнего дня лагеря, точнее, до последних пятнадцати минут, когда я все испортила.
Смена в лагере закончилась, и отец ехал ко мне, чтобы забрать домой. Я ждала его, сидя на своих сумках, когда один из парней, работавших в лагере, крикнул: «Эй, Харриет, хочешь покататься на тракторе?» Я никогда не водила ничего более сложного, чем двухколесный велосипед, поэтому не знаю, что заставило меня влезть в кабину и почему парень покинул ее и счел за лучшее выкрикивать мне инструкции, уже стоя на земле. Затем он куда-то исчез, и я, не найдя вовремя педаль тормоза, въехала в машину директора лагеря. Тот был в ярости – ладно, может быть, у него была на то причина. Он разорвал мой зарплатный чек и заявил, что я не получу ни копейки за целое лето работы. Я отдавала ребятам всю душу, но мне и в голову не пришло защищаться, и даже не представляла, что это возможно. Я понятия не имела о таких вещах, как страхование автомобиля, поэтому решила, что разрушила все финансовое будущее этого человека и мне еще повезло, что он не отправил меня гнить в тюрьму. Мой отец появился как раз в разгаре этой сцены: разбитый автомобиль, разгневанный директор лагеря и я, прислонившаяся к трактору, пристыженная, униженная и заплаканная.
Живее всего из этого ужасного инцидента мне запомнилось, что всю долгую дорогу домой отец не проронил ни слова о том, чему стал свидетелем. Я знала, что он недоволен, но он не решился на такие вопросы, как: «Харриет, что ты делала в этом тракторе?» или даже «Что произошло?» Я тоже молчала. Я не извинялась: мы ведь ничего не обсуждали и не пришли к выводу, что действительно случилось что-то такое, за что я должна просить прощения. И я не предложила свою версию или объяснение произошедшего. Мы так и не поговорили об этом инциденте, и мне так и не заплатили.