Мы не можем видеть, насколько портрет похож на лицо, которого нет, но видим, подходит ли отмычка к замку. И сколько вообще дверей этим можно открыть.
Можно вообразить мир, где за истину как за «сходство» били бы по голове. Например, мир, придуманный каким-то злым богом. Черты этого есть, кстати, и в нашем мире, но лишь черты и лишь иногда. Например, когда совсем маленький ребенок спрашивает, откуда берутся дети, короткая ложь обычно адаптирует лучше, чем полная правда. Адаптирует, то есть лучше для психики, по критерию нынешнего спокойствия и успешности в будущем. И именно эта версия является предпочтительным знанием здесь и сейчас.
Между моделью, несущей сходство, и моделью, несущей пользу, эволюционно успешное существо выбирает пользу.
Конечно, иначе оно не будет эволюционно успешным. И все мы – потомки этого существа, наследующие его привычки выживания. К черту художества, для жизни нужны отмычки.
Но это в принципе. На практике лучшие отмычки часто напоминают полотна живописцев, причем строго реалистической школы. Никакого сюрреализма и кубизма, только натюрморт и пейзаж. Вероятно, неспроста. Отсюда и миф, что наука рисует собаку. Но финальная оценка работы все равно по ее взаимодействию с тем или иным замком.
Важнее всего в знании – его потенциальная польза. Но именно ее, как правило, сложнее всего оценить, особенно в момент рождения. Как вы будете, например, прикидывать пользу законов Ньютона? В чем измерять? С чем сравнивать? Поэтому при оценке теории работают какие-то опосредующие теории. Держим в голове пользу, но говорим, например, о фальсифицируемости.
Глава 6
Знание и мы – кто кого имеет?
Эпистемология про то, что мы можем знать и как именно, а онтология – это учение о мире. Но теория, по большому счету, всегда одна и та же. От того, какая у нас эпистемология, зависит, какая у нас будет онтология. И наоборот. Эти доски связаны. Сделав ход на одной, что-то делаешь и на другой. Рассказывая, как возможно что-то знать о мире, мы рассказываем о том, как устроен мир, и наоборот.
Здесь, начав с вопросов «про знание», мы уже во многом описали мир. Но давайте уточним, что такое знание. Мы уже сказали, что оно у нас понимается в самом широком смысле и где об этом можно подробнее прочитать (у Дэвида Дойча в «Структуре реальности»).
Далее будет несколько тезисов, столь важных, что они дословно выписаны мной два раза. Здесь и в книжке, как это ни удивительно, про инвестиции и трейдинг. Хотя ничего удивительного: если заниматься чем-то по уму, всегда желательно начинать с базовой онтологии, прежде чем поделиться неким знанием, например тем, что вообще понимается под знанием и чем хорошее знание отлично от того, что им кажется.
Итак, уже понятно, знание – это не только то, что находится на странице учебника.
Знание – это то, что адаптирует к миру – раз.
Чем лучше адаптирует, тем лучше. Переиначивая, получим другое определение: что адаптирует – то и знание. Если за углом школы учат каким-то непристойным вещам, но это лучше адаптирует к жизни, чем заучивание параграфа по органической химии, то лучшее знание сейчас получает прогульщик Вася за углом, а не заучка Петя за партой.
Что значит – адаптирует? Способствует выживанию носителя определенных программ и распространению этих программ за пределы его тела.
В случае животных программы заключаются в генах, а успешное распространение сводится к оставлению максимального потомства. Человека это тоже касается, но его программы не только в генах, они в культуре – с легкой руки Ричарда Докинза это стали называть «мемами». Например, прогульщика Васю за углом школы научили определенным грязным ругательствам, это уже элемент культуры. Если он будет ругаться неловко и не к месту (например, вставляя подобные слова в тест ЕГЭ), это понизит его статус. Но обычно люди приобретают новое знание вместе с правилами уместного употребления. Если Василий будет употреблять новые слова к месту, это, вероятно, несколько повысит его статус в референтной группе. Его девушка и младший товарищ, возможно, скопируют его культурную норму, и грязные ругательства продолжат распространение в качестве культурных программ данной популяции как повышающую привлекательность их носителя.
Но давайте заступимся за химию. Пока заучка Петя ее вызубривал (это тоже полезное знание, но ограниченное – позволит сдать завтрашний экзамен, но не более), Катя полюбила предмет и впоследствии стала выдающимся химиком, автором научно-популярных книг и вузовского учебника. В плане социального статуса она обогнала и Васю, и Петю, более того, матерные мемы Васи заразили только двух близких, а ученые мемы Кати заразили тысячи незнакомых людей. В общем, учите химию – тем более что все матерные ругательства мы и так отлично знаем.
Мы начали с того, что знание адаптирует, это раз. Можно сказать, что оно адаптируется к миру путем того, что адаптирует нас. Далее…
Знание – это всегда программа или данные для программы – два.
Можно сказать, что нечто, в чем заключено знание, всегда запрограммировано на что-то.
Знание – это всегда гипотеза о внешнем мире – три.
Считается, что биологи могут восстановить примерную картину окружающей среды миллионы лет назад, если им дать гены того, кто имел с этой средой дело. Чтобы в ней выжить, он должен был иметь о ней адекватные представления, даже если он простой хомячок. Нет таких хомяков, которые ничего не знали бы о мире. Если бы у нас был другой мир, у них были бы другие гены. То же самое касается жуков, деревьев и нобелевских лауреатов – все они адаптированы путем того, что их гипотезы как-то отражают реальный мир.
Можно добавить четвертый пункт: программа легко копируется, иначе как она попадет на новый носитель?
А ведь успешные программы живут сильно дольше носителей. Если объединить все пункты, мы получим примерно следующее.
Знание – это адаптирующая программа-репликатор, построенная на гипотезе о внешнем мире.
Везде, где мы видим это, мы говорим о наличии знания. Но это действительно очень широкое определение, оно тождественно жизни в целом.
Любая букашка – кладезь знаний.
Далее, в этой онтологии все, чем является человек, – это, в общем-то, его знания и следствие его знаний. Например, мы видим красивую девушку. Ее красота – это проявление разновидности знаний.
Давайте присмотримся, где там знания? Во-первых, в генах. В ходе отбора они успешно оптимизированы под задачу повышения сексуальной привлекательности выше среднего в популяции. Это значит, что в генах есть имплицитное представление о популяции, условиях жизни этой популяции, доминирующем типе психофизиологии и культуры, отвечающих за то, что они находят привлекательным, а что нет.
Короче, на этой флешке – огромная энциклопедия. И наша героиня – плод программ, строящих ее тело согласно этой энциклопедии. Но этого мало. Привлекательный человек – это ведь не только тело. Если бы наша героиня в младенчестве потерялась в лесу и выросла с обезьянами, мы получили бы девочку-зверушку, следствие необратимого процесса замещения человеческих паттернов поведения нечеловеческими. Это существо, например, уже не смогло бы освоить речь. Счесть это сексуально привлекательным мог бы редкий человек, и его самого сочли бы девиантом.
Таким образом, важно еще поведение. А это значит, что к генам (они отвечают за поведение больше, чем нам хотелось бы) добавляются мемы. Красивый человек некрасив, если неподобающе себя ведет. Мы сейчас не станем спорить о вкусах, они могут быть какими угодно. Что одному блаженство, другому – блажь. Важно, что есть какие-то требования, и им надо соответствовать. По условиям задачи девушка соответствует, значит, она воспитанная. И мы спрашиваем, где тут знание? Ответ – везде.
В этих терминах любое различие между людьми может быть описано как различие в реализованном на них знании.
Неважно, идет ли речь о том, как мы выглядим, говорим, считаем. Можно сказать короче.
Человек – это его знание.
В знании не только разница между ученым и лжеученым, это разница между хорошим спортсменом и плохим. Что значит «хороший спортсмен»? Это отличия от обычного человека, начиная с того уровня знания, которое на уровне ДНК. Дальше это отличия в характере и мотивации, где к генам добавляются мемы. Дальше это отличия спортивных школ как знаниевых институтов. Наконец, различия конкретных приемов как подпрограмм в мозге, у одного будет так, у другого эдак.
В итоге один платит деньги, чтобы заниматься спортом, второму платят тысячу долларов за игру, третьему – сто тысяч. Тысячу долларов в минуту. Есть страны, где это средняя зарплата в год. Чем обусловлена такая разница и эти деньги? В случае биржевого трейдера и даже бизнесмена можно еще сказать – повезло (хотя в долгом периоде все встанет на свои места). Но в спорте как раз разрыв в классе очевиден сразу: хороший боксер побьет плохого, и поэтому он получает больше. Примерно также у шахматистов. Это в чистом виде премия за асимметрию знаний.
…Есть только знание и пустота. Эволюция – это эволюция знания, потому что в некоем широком смысле ничего другого нет вообще.
Если тезис кажется слишком вызывающим, замените «пустоту» на «неживую материю». Но зафиксировать, что существует какая-то неживая материя, можно только с появлением знания. Человек – это глаз, который Вселенная изобрела, чтобы увидеть саму себя. Впрочем, «человек» здесь звучит слишком гордо. Кое-что можно увидеть уже посредством, например, мыши, хотя и не слишком многое. А вот совсем без жизни, то есть без гипотез об окружающем мире, – ничего. Выходит, что в каком-то смысле до знания и без знания есть только пустота.
Возможно, будет доказано, что знание, с поправкой на случайность, может только возрастать. То есть все может кончиться катастрофой, но это игры вероятности – при прочих равных это то, что всегда растет. По крайней мере, на самом большом таймфрейме мы видели только это, только восходящий тренд.
А как же богатство различных форм? Как правило, все это может быть сведено к фенотипу того или иного знания. Посмотрите на свою комнату, свой город. Кажется, там много всего и разного, но все, что вы увидите, подходит под определение фенотипа суммы знаний, накопленных человечеством. В том смысле, как запруда бобров является фенотипом генетического кода бобра (Ричард Докинз «Эгоистичный ген» или «Расширенный фенотип»)
Но давайте сделаем еще шаг.
Строго говоря, не мы обладаем знанием, а оно нами.
Этот принцип похож на то, что методологи (в смысле щедровитяне) говорят о мышлении. Мышление важнее, чем его случайный носитель – человек. Конечно. Я согласен, с правкой на то, что мне больше нравится слово «знание». Говоря «мышление», мы не можем включить в нашу схему, например, белого пушистого котенка. У котенка нет языка, следовательно, нет мышления, а знание есть (оно есть даже у мха – гены-то есть). Мне ближе мировоззрение, признающее наличие знания у котят, щенят, мхов и бактерий.
Мы говорим о том, что знание должно быть полезно, чтобы быть вообще. Но кому полезно, прежде всего? В первую очередь – самому себе. А нам как бы платят за то, что оно у нас проживает.
Можно сказать, что знание использует нас. Можно сказать, что мы используем знание. Можно сказать так и так, можно назвать это симбиозом.
При этом, что такое знание, понятно лучше, чем что такое человек. Чтобы не писать про это отдельный том, давайте пока притворимся, что отлично это знаем. В обыденном языке мы же используем это слово, и проблем нет? Ну вот, пусть в этом месте их пока и не будет. Человек – это человек из обыденного языка, договорились.
Знание использует нас, иначе никаких «нас» вообще не было бы. Отлично. Вопрос для нас, какое именно знание? Мы есть постольку, поскольку сдали свой мозг и свое тело некоему, так скажем, жильцу. Без него никак. Жилец съедет – мы умрем.
Но мы можем выбирать, кому именно мы сдадим свой мозг.
Наша жизнь определяется двумя главными факторами. Первый связан с тем, какое знание в нас поселилось. Второй обусловлен случайностью. Все остальное мелочи. Главное решает наш жилец и игральные кости. Вторым мы не управляем (иначе оно уже не случайность), но давайте что-то делать с первым! Дальше все будет об этом.
Давайте уточним. Строго говоря, жильцов два. Тот наш жилец (гены) от нас не зависит (или пока не зависит), его не трогаем. Что выпало – то и есть, могло быть хуже. А вот второго (назовем это вслед за Докинзом набором мемов) мы всегда можем выгнать, переделать, заменить на кого-то другого. По большому счету, в жизни достаточно всерьез заниматься только этим. Все остальное приложится.
Глава 7
Рациональность – это козыри
Рациональность – это оптимальность по определению: нельзя сказать, что есть способы лучше, чем рациональные.
Как только рационалист видит, что это лучшие способы, он обязан бросить свой вариант и перейти к этим способам. Дайте время, и вся оптимальность мира соберется в лукошко рациональности.
С определениями, напомним, не спорят. Их можно принять или не принять, но тогда придется давать свои. Например, «рациональность – искушение от дьявола». И жить дальше, пожиная плоды своего выбора, мы же остаемся при своем.
Итак, рациональное – синоним чему-то типа лучшее из возможного, и это тождество введено корректно. Аналогично, доказать, что нечто логически ошибочно, значит доказать, что оно просто ошибочно. Не бывает «с логической стороны вы правы, но вот с другой…». Нет никакой другой стороны, если вы понимаете, что такое логика.
Но рациональность – «лучшее из возможного» именно потому, что она никогда не верна конкретному варианту. Не привязывайтесь к способам и идеям. Как только появляется лучший вариант, мы, будучи рационалистами, обязаны его предпочесть.
Есть кодексы, где нельзя изменять своим убеждениям, и кодексы, где, наоборот, должно изменять свои убеждения. Выбирайте вторые. Со временем они побеждают.
Мы можем говорить оптимальность, можем говорить эффективность. Если не особо следить за речью, часто говорится как синонимы. Если придираться к словам, то оптимальность – лучший вариант эффективности, а эффективность – что-то близкое к оптимальности.
Возможен и такой словарь, что оптимальности, как и окончательной истины, толком никто не знает. Может быть, лучший способ найдут через тысячу лет, может, не найдут. Тогда оптимальность – лучший способ из видимых сейчас. Возможно, лучше говорить «эффективность». Эффективность – это то, что заметно эффективнее среднего здесь и сейчас.
Можно спросить, а для чего ваша оптимальность-эффективность? Пусть вы что-то делаете эффективно, но что и зачем? Хороший вопрос, который иногда ошибочно считают индульгенцией для любой последующей глупости. Но это всего лишь еще один вопрос, с которым можно и нужно поступить как с другими вопросами. В конечном счете это будет задача, и будет эффективность в обращении с этой задачей. И рациональность опять будет лучшим способом.
Насчет «последующей глупости», она может быть любых масштабов и в любом месте. «Поскольку жизнь не имеет смысла, то…» И далее по вкусу говорится что угодно. Или можно приписать жизни такой смысл, что последствия будут еще хуже, чем это что угодно, всплывшее ранее. Не надо в это впадать. Продолжайте оставаться рациональными – это будет лучшей стратегией. Даже на вопрос о смысле жизни (давайте предположим, что задали его с серьезным выражением лица) более-менее существуют ответы. И лучшим ответом снова будет рациональный. По определению. Даже неважно какой. Про это можно поговорить отдельно, но сейчас это слишком увело бы в сторону.