Основное содержание идеи И. П. Павлова о второй сигнальной системе может быть представлено в следующих положениях.
• Физиологическая деятельность коры больших полушарий человека вызывается не только такими же раздражителями внешнего и внутреннего мира, как и у животных, но также особой многочисленной группой сигнальных раздражителей, которые отсутствуют у животных. Это – слова.
Слова, с одной стороны, представляют собой такие же реальные условные раздражители, как другие внешние воздействия, общие для человека и животных. Они сами по себе также непосредственно чувственно воспринимаются, и их сигнальное значение, как и сигнальное значение непосредственных раздражителей, приобретается в опыте посредством обучения. Но с другой стороны, это совсем особые сигналы, не идущие ни в какое качественное и количественное сравнение с условными сигналами животных.
Качественное своеобразие словесных раздражителей заключается, по словам И. П. Павлова, в том, что они представляют собой обобщенные и отвлеченные сигналы действительности, т. е., являются сигналами высших обобщенно-отвлеченных форм отражения действительности. Их содержанием являются не только и не столько отдельные объекты и явления, но разные их общие классы («дерево», «животное», «человек»), отдельные отвлеченные свойства объектов («верх и низ», «цвет», «форма», «величина» и т. д.), отдельные отвлеченные отношения («больше и меньше», «темнее и светлее» и т. д.).
Количественное превосходство словесных сигналов обусловлено тем, что они связаны у человека решительно со всеми воспринимаемыми раздражителями – внешними и внутренними, все их заменяют и сигнализируют благодаря своему обобщенно-отвлеченному содержанию. Это, по словами И. П. Павлова, «грандиозная сигналистика речи». Такого огромного количества условных знаков нет ни у одного животного.
• Совокупность временных нервных связей, возникающих в коре полушарий человека на основе действия словесных раздражителей, составляет вторую, специфически человеческую сигнальную систему. Поскольку слова являются обобщенными и отвлеченными сигналами действительности, вторая сигнальная система лежит в основе специально человеческого словесно-понятийного обобщенно-отвлеченного мышления.
• Вторая сигнальная система, обеспечивая более высокий уровень отражения действительности по сравнению с первой, связанный с обобщением и отвлечением, является высшим регулятором нервной деятельности и поведения человека. Эта ее высшая регулирующая функция предполагает постоянное ее и взаимодействие с первой сигнальной системой.
Знаменательно, что идеи И. П. Павлова о второй сигнальной системе были высоко оценены Л. С. Выготским. Он, в частности, отмечал как серьезный порок современной ему экспериментальной психологии неразличение в поведении человека принципиально разной роли речи (словесных инструкций и употребляемых экспериментатором слов) и непосредственных сенсорных раздражителей. Такое неразличение, с его точки зрения, закрывает все пути адекватного научного подхода к изучению высших психических функций человека. В связи с этим он писал, что подобной ошибки не повторяет физиология высшей нервной деятельности в лице И. П. Павлова, который выделяет «грандиозную сигналистику речи» из всей прочей массы сигнальных раздражителей.
К теме «Л. С. Выготский и И. П. Павлов» мы вернемся более подробно в конце данной главы.
В 50–60-х гг. прошлого века идеи И. П. Павлова о второй сигнальной системе и ее взаимодействии с первой были широко известны в отечественной психологии, на их основе проводилось немало экспериментальных исследований.
В общетеоретическом плане С. Л. Рубинштейн писал, что идея второй сигнальной системы имеет для науки выдающееся программное значение, т. к. ставит «задачу физиологического объяснения сознания человека как продукта общественной жизни в его специфических особенностях».
Б. Ф. Поршнев, ссылаясь на И. П. Павлова, утверждал, что исследования антропогенеза человека невозможны вне идей о второй сигнальной системе, вне детального изучения уникальной роли языка и речи в поведении человека.
К сожалению, в настоящее время о второй сигнальной системе говорят и пишут мало. Однако факты, свидетельствующие о высшей регулирующей и управляющей роли второй словесной сигнальной системы в психических процессах и поведении человека, очень важны в контексте проблем общей психологии. Они демонстрируют, насколько значительным может быть влияние словесных сигналов в отношении протекания процессов чувственного отражения действительности и работы первой сигнальной системы человека.
Эффекты словесных внушений в гипнозе. Эффекты плацебо и внушающей силы слова в естественных условиях
Анализируя физиологические механизмы гипнотического внушения, И. П. Павлов выдвинул представление о центральной детерминирующей роли слова в конкретных эффектах внушения. Именно в данной связи он писал, что «слово, благодаря всей предшествующей жизни взрослого человека, связано со всеми внешними и внутренними раздражениями, приходящими в большие полушария, все их сигнализирует и заменяет и поэтому может вызвать все те действия, реакции организма, которые обусловливают те раздражения». А «многообъемлимость слова делает понятным то, что внушением можно вызвать в гипнотизируемом человеке так много разнообразных действий, направленных как на внешний, так и на внутренний мир человека».
Феномены, наблюдаемые в гипнозе, чрезвычайно многообразны. По мнению специалистов, в гипнотическом состоянии репродуцируются практически любые деятельности, любые психологические состояния, моделируются самые разные клинические проявления функционального, а в рядя случаев органического характера, наблюдаемые во врачебной практике.
Гипнотическим внушением можно вызвать любое произвольное действие человека и такие непроизвольные реакции, как кашель, чихание, зевота, смех. С другой стороны, может быть заблокирована возможность совершения множества движений: можно вызвать паралич рук, ног, мышц голосовых связок и т. д.
Что касается сенсорно-перцептивной сферы, то с помощью внушения в гипнозе можно вызывать самые разные изменения в деятельности любого анализатора: повышать и понижать чувствительность к болевым, температурным, тактильным, звуковым и световым раздражителям, вызывать разнообразные галлюцинаторные образы. Можно полностью блокировать сознательный словесный отчет об определениях воспринимаемых и детерминирующих поведение объектах.
Путем словесных внушений в гипнозе можно спровоцировать многие тканевые, гуморальные и даже иммунологические изменения в организме: ожог, ослабление кожных реакций на инъекции аллергенов, можно вызвать остановку кровотечения.
Хотя природа гипноза и механизмы действия словесных внушений в гипнозе остаются еще во многом не ясными и неизученными, их наблюдаемые эффекты свидетельствуют о поистине огромных возможностях слова в регуляции психической деятельности и поведения человека. Гипноз у человека – это такое особое состояние нервной системы, в котором с предельной ясностью проявляет себя высшая управляющая функция второй сигнальной системы. Это состояние, в котором данная функция выступает, можно сказать, в обнаженном и усиленном виде, поскольку влияние всех иных внешних и внутренних факторов, кроме слов гипнотизера, на деятельность мозга загипнотизированного полностью исключено.
Но мощное влияние слова на работу всех систем организма можно видеть не только в ситуации гипноза. Оно ярко проявляется, например, в давно хорошо известных и прочно установленных «эффектах плацебо», когда словесно сообщаемые пациенту сведения о том, как должно действовать прописанное ему лекарство, в значимом числе случаев приводит к появлению именно таких ожидаемых результатов его приема при полном отсутствии в принимаемых «пустышках» каких-либо лекарственных препаратов.
В психологической литературе описан эксперимент, в котором можно увидеть очень далекоидущее влияние значения слов на глубинные функции организма. Группа испытуемых выполняла тест на восстановление предложений в рамках программы оценки степени владения языком. Задания содержали много слов, характеризующих людей старческого возраста (одинокий, седой, сентиментальный, слезливый, морщинистый, дрожащие руки и т. п.). В походке некоторых из этих испытуемых, когда они шли к лифту из комнаты, где проводился эксперимент, обнаружились определенные «возрастные» признаки, чего не было ни у кого из испытуемых контрольной группы.
Влияние слова на восприятие и оценку поведения людей ярко выявилось в известном эксперименте А. Фрерикса. В эксперименте двум группам студентов демонстрировалась видеозапись школьного урока. Студентам экспериментальной группы сообщили, что данные школьники обладают низкими способностями, а контрольной группе было сказано, что это нормальный урок с нормальными учащимися. После просмотра видеозаписи студенты заполняли опросник, в котором выявлялось их восприятие увиденного. По сравнению со студентами контрольной группы студенты экспериментальной группы усматривали в поведении школьников признаки меньшего самоконтроля, большей безответственности и склонности к грубости, меньшей способности рассуждать абстрактно.
Описаны эксперименты, когда один и тот же сорт пива или вина, предложенный потребителям под разными брендами, названиями или по разным ценам, оценивался как имеющий разный вкус. Известен так называемый «парадокс “Пепси”». Он заключается в том, что в слепых дегустациях «пепси» всегда одерживает верх над «кока-колой», но когда испытуемые знают, что они пьют, они предпочитают «кока-колу».
Влияние слова на психику человека, вероятно, должно иметь под собой какого-то рода глубинные онтологические основания. По-видимому, звучание и артикуляция определенных слов и их семантика могут быть гораздо глубже связаны между собой, чем это кажется на первый взгляд. Для характеристики связи фонетики и семантики во многих случаях, вероятно, более адекватным должен быть термин глубинного «нерасторжимого сплава», чем термин простой внешней ассоциативной связи двух разнородных образований. Один из ярких фактов, наводящих на подобные мысли, заключается в том, что в русском языке произнесение, например, слова «сладкий» образуется прикосновением к верхнему небу кончика языка, а произнесение слова «горький» – прикосновением к небу его задней части. Это поистине замечательный факт, поскольку известно, что на кончике языка сосредоточены рецепторы сладкого вкуса, а на его задней части – рецепторы горького.
В одном из экспериментов Е. И. Негневицкой и А. Л. Шахнаровича перед детьми раскладывались деревянные фигурки разной величины, и предлагалось одни из них назвать словом «Бом», а другие – словом «Бим». Как правило, для обозначения больших фигурок выбиралось слово «Бом», а для обозначения маленьких – «Бим». Этот факт говорит о том, что гласные «о» и «и» каким-то глубинным образом несут в себе информацию о величине объектов, обозначаемых короткими словами, в которые они входят.
Сильные чувственные содержания, лежащие за словами языка, ярко проявились в одном хронометрическом эксперименте немецких ученых. Авторы предъявляли испытуемым фразы следующего типа:
1. Мяч находится в воротах.
2. Мяч катится в ворота.
3. Мяч летит в ворота.
Испытуемых просили определить, содержится, ли в высказываниях сообщение о движении. Регистрировали время, необходимое для ответа «да» или «нет». Оказалось, что время реакций «Да» по группе испытуемых составило в среднем 1464 мс, если глаголы обозначали быстрое движение, и 1601 мс, если глаголы обозначали медленное движение. Авторы справедливо трактуют полученные результаты как доказательство того, что глаголы движения связаны с сильно выраженными чувственными содержаниями, обладающими теми же самыми динамическими свойствами, которые присущи реальным движениям.
Приведенные факты проливают определенный свет на глубинные источники внушающей силы слова, которая, находя наиболее яркие проявления в условиях гипноза, тем не менее дает себя знать и в обычной повседневной жизни человека.
Словесные инструкции и условные рефлексы у человека
Возможность выработки у человека условных рефлексов не подлежит сомнению. В пору увлечения физиологов и психологов теорией И. П. Павлова проводилось немало исследований по выработке и угашению у человека самых разных условных рефлексов: мигательных, оборонительных, слюнных, сосудистых, кожно-гальванических, сенсорных (условно-рефлекторные изменения чувствительности). Сам И. П. Павлов к известным ему работам такого рода отнесся весьма неодобрительно. Неодобрение было связано с тем, что экспериментаторы пытались полностью воспроизвести на человеке всю процедуру выработки условных рефлексов у животных, игнорируя наличие у него второй сигнальной системы. На одном из заседаний «Клинических сред» он говорил о том, что нельзя представить, что когда человека поставили в положение собаки, чтобы он по-собачьи и держался, ни о чем не рассуждая, не задавая себе вопросов, и не поступал бы так, как он на эти вопросы отвечает. В связи с этим имеет смысл рассмотреть результаты исследований, прямой целью которых стало изучение роли второй сигнальной системы в процессах выработки и угашения условных рефлексов у человека. Одной из первых демонстративных работ такого рода является выполненная в 1936 г. работа А. И. Богословского.
А. И. Богословский вырабатывал у испытуемых условно-рефлекторное повышение электрической чувствительности глаза. Безусловным подкреплением служил засвет глаза, который либо регулярно применялся через каждые 10 минут после начала темновой адаптации (первая серия опытов), либо после ударов метронома (вторая серия).
После того как у двух испытуемых было выработано отчетливое повышение электрической чувствительности глаза, наступающее через каждые 10 минут после темновой адаптации (условный рефлекс на время), экспериментатор, начиная очередной опыт, сделал предупреждение: «Сегодня засвета не будет, можете к нему не готовиться». Эффект такого сообщения состоял в том, что в обычный срок у испытуемых не обнаружилось каких-либо изменений электрической чувствительности глаза по сравнению с ее фоновым уровнем.
Аналогичные результаты были получены также в отношении условных рефлексов, выработанных на удары метронома. Когда испытуемым сообщили, что метроном больше не будет сопровождаться засветом глаза и что они могут не обращать на него внимания, условные сенсорные рефлексы в виде повышения электрической чувствительности глаза сильно ослабели и исчезли.
В 30–50-х гг. прошлого века отечественными и американскими авторами проводилось много подобных исследований, специально направленных на выяснение роли инструкций и разного рода словесных указаний экспериментатора на процессы выработки угашения и дифференцирования самых разных условных рефлексов – мигательных, двигательно-оборонительных, слюнных, сосудистых, сенсорных, кожно-гальванических.
При значительном разнообразии конкретных процедур исследований их общий методический принцип во всех работах был одинаковым. Если одним испытуемым не давалось никаких словесных инструкций и разъяснений относительно применяемых раздражителей и их собственных возможных реакций, то другие испытуемые такие инструкции и разъяснения получали. Их могли информировать о характере применяемых раздражителей и о порядке их следования. Испытуемые могли получать речевые инструкции в отношении их поведения в опыте: нейтральную («Будьте естественны, и пусть ваши реакции совершаются сами собой»), тормозящую («Не совершайте реакцию на условный стимул») или стимулирующую («Реагируйте как можно быстрее на условный сигнал»). При угашении условных рефлексов одни испытуемые ничего об этом не знали, а других информировали о прекращении подкреплений. При выработке дифференцировок одним испытуемым сообщали, какие раздражители не будут подкрепляться, а другим – нет.
Обобщение большого числа исследований, авторы которых изучали влияние разного рода словесных указаний и инструкций на выработку положительных и тормозных (угасание, дифференцировка) условных рефлексов у человека, приводит к следующим выводам:
1. Вторая сигнальная система может оказывать значительное влияние на протекание всех условно-рефлекторных реакций человека: двигательных, вегетативных, связанных с изменениями чувствительности и т. д.
2. При помощи словесных воздействий в ряде случаев можно получить с места любой условно-рефлекторный эффект, получающийся в других условиях в результате совпадения во времени условного и безусловного сигналов.