Часть первая
Основные законы механики
Потребности как основа человеческих отношений
Ни один из трех основных законов механики не вызывает, вероятно, столько недоумений, как знаменитый «третий закон Ньютона» – закон действия и противодействия. Все его знают, умеют даже в иных случаях правильно применять, – и однако мало кто свободен от некоторых неясностей в его понимании. Может быть, читатель, вам посчастливилось сразу понять его, но я, сознаюсь, вполне постиг его лишь десяток лет спустя после первого с ним знакомства.
Еще век или полтора назад семья имела мало отношения к понятию «счастье». Да, «любовь» жила в более романтических местах. То есть да, случайности случались, но надежды на это было не так уж много. Семья была институтом, предназначенным для обеспечения выживания. Девяносто процентов населения, по крайней мере в нашей стране, жили в деревне. Свежий воздух, натуральные продукты, отменная экология – идиллия, да и только! Что нарушало эту идиллию, так это необходимость добывать себе эти самые натуральные продукты на каждый божий день. Поэтому в те времена не возникало вопросов, будет жена готовить еду или не будет? Будет ли муж пахать и сеять? Если муж не пахал, а жена не готовила, семья оставалась голодной. Разве что сырую репу можно было еще пожевать. Ведь ресторана в деревне, как известно, нет. Да и денег на него.
Да что там сто лет назад! Знакомый одного из авторов как-то излагал те истории, что его дед рассказывал за вечерним чаем. Сидя на кухне в панельном доме с центральным отоплением и с двойными стеклопакетами, особенно интересно слушать о том, что такое «изба-пятистенка» и каково ее всю зиму топить дровами. Как о рядовом факте дед часто упоминал о том, что в детстве ничего слаще пареного в русской печи лука не едал. Между прочим, прошло всего каких-то 70 лет. А вы говорите – «Марс», «Сникерс» и «Баунти»!
…В этих самых условиях женщина-жена прекрасно понимала, что если мужчина пшеницу и лук не посадит, то через полгода распаривать/варить/толочь станет нечего.
В городах было то же самое, только хуже: муж стоит с напильником у станка, жена возится с горшками и детишками. Именно так семья решала банальную задачу выживания. Приснопамятный со школьных времен труд Максима Горького «Мать» красок особо не сгущал. Как и столь тяжкие по впечатлению романы Федора Михайловича Достоевского.
Семьи в большинстве своем были многодетными не потому, что существовала государственная программа для многодетных семей. И даже не только потому, что средств контрацепции не было. Детей нужно было кормить, чтобы потом они кормили родителей! В те времена дети действительно были вложением в будущее, и самым надежным вложением. Про пенсии никто, в общем-то, и не слыхал. Тем более в «МММ» или «Тройку-диалог» не прийти было, зажав в мозолистом кулаке полмиллиона кровно заработанных долларов в надежде на спокойную старость. Как только человек терял силы и способность держать плуг, он становился просто никому не нужен. Кроме детей.
Если они у него к тому моменту были. И были правильно воспитаны в духе почитания старших. Потому что байка о том, что старые люди – хранители традиций и векового опыта предков, мудро придумана самими старыми людьми.
Жить и плодиться в комнате на шесть семей с занавесками вместо стен между кроватями было не экзотикой, а буднями наших дедов. И их дедов.
Конечно, кто-то жил и в хоромах, хотя их «узок был круг» и были «страшно далеки они от народа». Однако и у дворян разводы случались редко. И ведь тоже не от хорошей жизни.
Вспомните классиков. Ну где рассказывается про крепкий и счастливый дворянский брак? Не как про идиллию, а хотя бы к слову, между прочим, как само собой? Так нет же, все больше описаны случаи, в которых разойтись супруги и хотели бы, но не могли в силу сложившихся условностей и невозможности расторгнуть церковный брак. И церковь брак тоже не просто так цементировала. Она же сама ничего не сеет и не пашет (монастырскую подневольную братию в сравнении с аппетитами иерархов в расчет не берем, церковь в те годы с родным самодержавием была как Ленин с партией). Для церкви-государства семья – это ячейка общества, платящая налоги. И плодящая исправно будущих плательщиков. Людишек то есть. Скотинку, по большому счету. И если люди будут достаточно вольно промеж ячеек перемещаться, то «кормовая база» того гляди разбежится. Да и вольности могут дальше перекинуться. А если семья стабильно обеспечивает себя, детей и у нее еще остается, то она и с церковью поделится. И с государством! Свободные художники, которые полжизни ходят в одних штанах и ничего не производят, государству совсем не интересны! Как институту, который живет с налогов, люди нужны государству в первую очередь в качестве плательщиков налогов в любом виде: деньгами, овсом, здоровьем, службой в армии и так далее. Так что создание семьи, как производственной единицы, которая может и должна дать, – дело очень даже государственное. И если кормежки, дров и лошадей мало, но все думают, что это нормально, что так и надо, то и выживать приходится вместе, в семье. А чтобы лишнее в голову не приходило, царевым людям излишки из семей нужно и должно изымать. Чтоб из семей этих не поразбежались от избытку-достатку. Чтоб глупости в голову не приходили. При чем тут счастье-то?
Когда моя красавица, умница, спортсменка, комсомолка (одна из первых комсомолок в маленьком украинском городке) мама выходила замуж, ей все говорили: «Счастливая ты, хоть и не красавец, но умница». Все последующие годы мама жила с твердым ощущением, что ей повезло в этой жизни и главная ее задача – это состояние, это свалившееся на нее счастье сохранить любой ценой. Она работала, растила детей, помогала многочисленным родственникам (она же счастливая, а счастьем надо делиться), перенесла еще до войны туберкулез практически на ногах (чтобы не расстраивать папу), давала ему, успешно делающему карьеру, дельные советы (надо сказать, он советовался с ней почти во всем) и лучшие куски; бесстрастным голосом говорила в телефонную трубку: «Вы не туда попали», когда «доброжелатели» докладывали ей о папиных несуществующих (или имевших место, – кто ж теперь узнает) интрижках. Она берегла свое счастье.
Когда грянула война, папа был призван в первые же дни. Он был инженером, капитаном саперных войск, наводил переправы, в том числе и под Сталинградом, дошел до Берлина.
Но это все мама узнала потом, а в первые же дни они потеряли друг друга на долгие два с половиной года. Окружающие считали папу погибшим, и только мама верила в свое счастье. – Она писала многочисленные запросы, письма и рассказывала дочери, моей старшей сестре (меня тогда еще не было на свете), как будет здорово, когда вернется папа и какие они счастливые, что живы, «на ногах» и могут своей любовью поддержать его, воюющего за Родину. И лишь однажды, таясь, пошла к заезжей гадалке, выстояла очередь из таких же, ждущих и надеявшихся на чудо женщин, и когда зашла в комнату, где и происходило таинство гадания, гадалка, только взглянув на нее, почти закричала: «Уходи отсюда, не раздражай остальных, ты счастливая женщина, очень счастливая, все у тебя будет хорошо». Так оно и произошло. Нашелся отец (он получил, оказывается, ошибочное известие о гибели семьи под Харьковом), после войны они вместе «мотались» по стройкам, родив по пути автора этих строк; построили город Салават, жили в Уфе.
Уже став взрослыми, мы с сестрой узнали, что не все так уж просто было в нашей семье, что не всегда мама светилась от счастья, но узнали это мы не от нее. В доме все, даже внуки, твердо верили, что когда-то на бабушку свалилось огромное счастье – наш дедушка, и вся семья поэтому счастлива. Папа ушел из жизни практически за три дня в преклонном возрасте, мама оставила этот мир на девятый день после его смерти. Она ушла с твердой уверенностью, что они встретятся и еще будут счастливы; умерла счастливой в окружении детей, внуков и пока еще ничего не понимающего правнука.
«Счастливая я…», – выдохнула незадолго до смерти.
Может, действительно, счастлив тот, кто считает себя счастливым?
А что у нас?
– Знаете, я совсем не умею готовить обед…
Сегодня для большинства городских урбанизированных мужчин и женщин институт семьи не слишком привлекателен, потому что проблема выживания человека как организма остро не стоит. Можно жить лучше или хуже, но городской человек, имеющий какую-то работу, в большинстве случаев сегодня накормлен, одет и до старости доживает. Сегодня не выживание важно, а обеспечение комфорта и удовлетворение потребностей.[4]
Потребности же эти легко удовлетворяются вне семьи. Самореализации можно добиться на работе, секс можно получать, не вступая в длительные отношения. А если вам нужна поддержка, то за 100 долларов в час дипломированный психолог будет смотреть вам в глаза, выслушивать ваши откровения и говорить, какой вы хороший. Быт обеспечивается с помощью домработницы…
Семья – НЕ необходима. Но бывает приятна.
Можно жить одному. А можно в паре. Здорово, что всем людям нужно разное. Ведь если всем нужно было бы одинаковое, это что-то точно было бы в диком дефиците и вызывало вечные столкновения. А так каждому сапогу можно подобрать пару. Хотя, к частому сожалению «второго сапога», обычно и не одну.
Глава 1
Круговое движение
«Фронт-офис» и «бэк-офис» человека
Свою знаменитую задачу о том, как поставить яйцо, Колумб решил чересчур просто: надломил его скорлупу.
Такое решение, в сущности, неверно: надломив скорлупу яйца, Колумб изменил его форму, и значит, поставил не яйцо, а другое тело; ведь вся суть задачи – в форме яйца: изменяя форму, мы заменяем яйцо другим телом. Колумб дал решение не для того тела, для которого оно искалось. А между тем, можно решить задачу великого мореплавателя, нисколько не изменяя форму яйца, если воспользоваться свойством волчка…
Два офиса и два типа отношений
Даже перед тем как отец или приятели по двору в первый раз посадят тебя на велосипед, бывает краткий инструктаж: вот тут руль, вот тут педали; крутить сюда, сюда не крутить; захочешь остановиться – проверни педаль назад.
Сначала ты с улюлюканьем носишься по двору, а «группа поддержки», уцепившись за велик, не дает тебе завалиться. И вот первые метры ты едешь сам. Ура!
Постепенно к «просто ехать» добавится еще «ехать и круто затормозить», «ехать и резко повернуть» и многое другое.
Отношения же с противоположным полом познаются сразу на практике методом проб и ошибок. Мало кто получает подробные (да хоть какие-нибудь) инструкции от «старших товарищей».
Зато едва ли не каждый пацан, наверное, помнит «рассказы бывалых» и то разочарование, которое настигало при попытке повторить их опыт на практике.[5] Еще бы, если просто копировать, да не самого «умельца» или «умелицу», а рассказы! Много ль тут получится.
В определенном возрасте каждый мальчишка, приехав на каникулы к бабушке (что само по себе уже не радует: все по морям, да заграницам, а он к бабушке в деревню), должен был непременно рассказать про то, каким небывалым успехом он пользовался весь этот год у одноклассниц. Рассказывать-то о чем-то надо. И вот собственные фантазии переплетаются с чужими и теми редкими эпизодами, которые происходили в реальности. Особенно удачные стоило хорошенько запомнить, потому что, вернувшись в школу, надо было рассказывать уже о том, как все круто получалось в деревне.
Стремясь соответствовать рассказанному, свои реальные отношения практически все волей-неволей начинают строить по тому сценарию «поцеловались-разбежались», который мы будем называть «краткосрочным» типом отношений. Люди с самого начала закладывают в отношения эту самую краткосрочность. И сами о том часто не ведают. Как, заметим, не ведают и того, что сценариев входа в отношения больше одного.
Такое «краткосрочное» начало при надеждах на «долго и счастливо» похоже на мечты проходить всю зиму в блестящих полиэтиленовых синих бахилах, которые выдают при посещении стоматолога. Обидно, да? Столько надежд, вновь разбились о несправедливость жизни: ведь еще неделю назад были такими чистенькими и новыми, а тут вдруг раз – и порвались. И вместо того, чтобы отнести это свойство к особенностям именно бахил, наш герой (или героиня) начинают думать о неполноценности всей обуви как класса. Ну или хотя бы о своей личной «невезухе».
Да, кому-то повезло, и их отношения на ходу поменяли «формат» и стали длительными. Но таких, к сожалению, мало. Те немногие случаи, что нам известны, начинались с того, что хотя бы один из двоих все-таки начинал «долгосрочный» сценарий, чем поначалу раздражал и сбивал с толку второго, привычно «краткосрочного». И только если этот раздражающий уж очень нравился другому, тогда другой потихоньку привыкал к странной манере «ухаживать».
Так чем же все-таки отличаются начала и продолжения долгосрочных отношений от краткосрочных? А шаблоном поведения. Действиями, очередностью, временем, отведенным на каждый «этап».
«Фронт» и «бэк»
Чтобы объяснить нашу мысль, воспользуемся метафорой из общественно-деловой сферы. У каждой фирмы, которую интересуют клиенты, есть две стороны: фронт-офис и бэк-офис.
ФРОНТ-ОФИС – это центральный вход со светящейся неоновой вывеской, красивый, аккуратно одетый персонал, который общается с клиентами и партнерами. «Рады вас видеть. Пожалуйста, проходите. Чай? Кофе? Подождите тут, будьте так любезны». Разумеется, сотрудники могут быть совсем не рады нас видеть и в кофе с удовольствием бы добавили слабительного. Но клиент принес деньги и – того больше – еще не отдал их! И если фирма хорошая, персонал выдрессирован и бизнес-процессы поставлены правильно, она сделает все возможное, чтобы клиент не ушел вместе с деньгами к конкурентам.
Напрягается ли при этом персонал? А как же! Но ему за это платят деньги, и часто чем больше напрягается, тем больше платят.
БЭК-ОФИС – это те комнаты, отделы и закутки фирмы, куда клиенты не заходят. Там царство угрюмых работников склада в вечных синих халатах, небритых программистов в растянутых свитерах и кроссовках на босу ногу. Тут на самом деле создается, хранится и упаковывается все то, что продается. Именно от бэк-офиса на самом деле зависит и качество, и количество товара. Но продается он силами фронт-офиса.
У человека, как и у предприятия, тоже есть «фронт-офис» и «бэк-офис».
– Я забыл какой.
– Остолоп! Все утро тебя учила. И потом, что подумает про тебя наша гостья!
В первые мгновения, часы, дни, недели знакомства мы обычно показываем «фронт-офис»: дарим цветы или галстуки, приглашаем в рестораны или домой на блины, гладим брюки или блузки, прячем грязное белье в дальний ящик бабушкиного комода и выходим открывать дверь с аккуратно уложенными волосами.
«Фронт-офис» – это парадный головной убор из белых перьев и боевая раскраска. Это Prada и Dolce&Gabbana и помытый «мерседес». Это товар лицом. Товар в данном случае – это мы сами.
«Бэк-офис» – это все остальное: грязные чашки, стирка, глажка, насморк и бигуди. Это невыплаченный десятилетний кредит на тот самый «мерседес», страсть к игре в казино или работа старшим помощником менеджера по уборке территории. Это друзья-туристы и бессонница, это едкие сигареты и дырки на домашних шерстяных носках. Это презервативы во всех ящиках дома «на всякий случай» и выпровоженная на время свидания соседка.