Два друга
По пустой разбитой улице пригорода шли два советских офицера: капитан и младший лейтенант.
Они шли, не торопясь, и со спокойным любопытством разглядывали улицу чужого города. Они слышали об этом городе когда-то на уроках географии и конечно в то время не думали, что десяток лет спустя им придется брать этот самый город тяжелым штурмом, который будет стоить жизни многим их товарищам.
Капитан был высокий, широкоплечий. На его крупном лице северянина виднелись следы копоти, въевшейся за последние дни напряженных боев. Поперек лба тянулась засохшая ссадина, которая придавала лицу суровое, даже мрачное выражение. Но серые глаза его смотрели спокойно и даже чуточку насмешливо. Руки привычно и удобно лежали на прикладе автомата, повешенного на шею.
По сравнению с рослым капитаном его спутник, младший лейтенант, казался совсем юношей. Автомат, заброшенный за спину, как-то даже не шел к его хрупкой фигурке, к его симпатичному, по-девичьи нежному лицу с темными мечтательными глазами. Поверх широкого ремня автомата перекрещивался тонкий ремешок, на котором висел фотоаппарат в кожаном потрепанном футляре.
Разглядывая улицу, вертя головой по сторонам, младший лейтенант не обращал внимания на развороченную мостовую. Часто оступался в ямы, запинался за кирпичи. И каждый раз капитан спокойным привычным движением поддерживал его за локоть. И по тому, как юноша также привычно, словно не замечая, подчинялся ему, можно было безошибочно заключить, что это идут два товарища, немало пошагавшие рядом по разбитым дорогам войны.
Капитана звали Яков Байдаров, младшего лейтенанта – Сергей Березкин.
Байдаров до войны работал в Сибири, корреспондентом молодежной газеты. В свободное время изучал иностранные языки и занимался спортом. На фронт он пошел добровольцем. Хорошая физическая подготовка помогла ему быстро освоить тяжелую солдатскую науку, а солдатское счастье сберегло от пуль и осколков: за все время войны он ни разу не был ранен.
В стрелковой части, где он служил, мало что знали о его прошлых литературных занятиях. Только после битвы на Волге, в отпуске, Байдаров написал первую фронтовую корреспонденцию для «Огонька». Корреспонденцию напечатали, ее прочитали в части, и через месяц он уже работал в редакции корпусной газеты. Там и познакомился с фотокорреспондентом Сергеем Березкиным.
Байдарову понравился фотокорреспондент, попавший на фронт прямо со школьной скамьи.
Березкин вздрагивал каждый раз, когда за сотню метров от него рвалась мелкая мина, но тем не менее целые дни проводил на передовой в поисках хорошего боевого кадра. И, нужно сказать, всегда его находил.
У сильных натур есть врожденная потребность кого-нибудь опекать, о ком-нибудь заботиться. Байдаров взял на себя роль наставника неопытного юноши. Он делал это с добродушным юмором, и Березкин с благодарностью принимал его помощь.
– Мне все еще не верится, Яша, – сказал Березкин, – неужели война в самом деле закончилась?
– Да, к сожалению, закончилась.
– Это почему же «к сожалению»?
– А мне показалось, что тебе еще хочется повоевать.
Березкин улыбнулся, и лицо его стало еще более юным. Он заложил пальцы за ремешок фотоаппарата и продолжал мечтательно:
– На самом деле, как будет чудесно: мы с тобой скоро сдадим на склад автоматы и поедем в Москву. Ты только представь себе: вот мы высадились на Белорусском вокзале. Мы не поедем ни на трамвае, ни в такси, мы пойдем пешком мимо высоких домов с целыми стеклами, мимо нас будут проходить мужчины в красивых костюмах, без погон, женщины в цветных шелковых платьях. Мы пройдем по Красной площади, мимо Кремля, мимо Мавзолея… Наконец, мы на улице Правды, в редакции «Огонька», заходим прямо к главному редактору, и он нам скажет…
– «Получите гонорар!»
– Гонорар?.. Почему гонорар?
– Гонорар, который нам не прислали за наш фотоочерк «На подступах к Берлину».
– Ах, да, я и забыл…
Березкин вдруг остановился, озабоченно поморгал глазами и стал что-то искать в карманах.
– Письмо… – сказал он встревожено, – я же письмо получил. «Байдарову и Березкину». Из «Огонька»… Где же оно?
Не найдя ничего в карманах брюк, Березкин засунул пальцы в карманы гимнастерки.
– Я его даже не распечатал, – продолжал он, – чтобы вместе с тобой прочитать… Ну конечно, – и он безнадежно опустил руки. – Я его потерял.
– Правильно, Сережа. А я его нашел, – и Байдаров показал сложенный вдвое конверт. – Ты его еще на почте мимо кармана положил.
– Ну вот, – упрекнул Березкин, – человек нервничает, волнуется, а ты молчишь.
– С педагогической целью: чтобы в другой раз не терял.
Березкин, распечатывая конверт, совсем перестал обращать внимание на дорогу.
Байдаров взял его под руку и свел с тротуара на середину улицы, где было меньше опасности налететь на разбитый подъезд или провалиться в подвальное окно.
– Ты только подумай, Яша, что нам пишут, – заговорил быстро Березкин, тыча пальцем в письмо, – «…мы находим ваш очерк очень удачным…», ты слышишь?.. «…очень удачным… Особенно хороши…» – Березкин запнулся, – ну, дальше неинтересно.
– А ну-ка, дай я взгляну, – Байдаров вытащил из рук Березкина письмо и просмотрел его. – Так… «и особенно хороши в нем фотографии». Вот это правильно. Да иначе они и написать не могли; я помню, когда ты пришел с передовой, где сделал эти снимки, то в твоей шинели дырок было больше, чем заснятых кадров в твоем ФЭДе.
Березкин сунул письмо в карман и постарался переменить разговор.
– А все-таки как хорошо, Яша. Вот идем мы по улице, и никто в нас не стреляет, и нам не нужно стрелять. Не нужно прятаться и думать, что с тобой каждую секунду что-то может случиться.
– Ну, положим, случиться еще всякое может, – заметил Байдаров, легонько отодвигая товарища от воронки, вырытой взрывом крупного снаряда, – особенно с тобой. Когда ты научишься глядеть себе под ноги?
– Но я же смотрю.
– Ты смотришь на крыши.
– А ты взгляни сам, какой интересный таинственный дом.
Слева, на углу улицы, отдельно от всех строений, стоял небольшой мрачный особняк, с узкими стрельчатыми окнами и такой же дверью.
– Это типичный готический стиль, – продолжал Березкин, – видишь, двери какие. А окна узенькие-узенькие. Такое впечатление, будто кто за ними прячется.
– А может и прячется, – заметил Байдаров, с неодобрением посмотрев на окна, узкие, как бойницы. – На всякий случай, отойдем подальше.
Березкин послушно шагнул в сторону. В ту же секунду из узкого окна особняка сухо щелкнул пистолетный выстрел. С Березкина слетела пилотка, он охнул и медленно повалился на бок.
Первая встреча
Байдаров подхватил товарища на руки и закрыл его своей широкой спиной. Но второго выстрела не последовало, за стеклами углового окна что-то мелькнуло и исчезло.
Байдаров положил голову Березкина себе на колени.
– Сережа, – позвал он тихо, как будто тот спал и жалко было разбудить его, – Сережа!
Глаза Березкина были закрыты. Тонкая струйка крови сбегала по щеке, и Байдаров с холодеющим сердцем несколько секунд смотрел на эту ярко-красную полоску. Потом медленно отодвинул в сторону нависающую прядь волос с побледневшего лица юноши… и тут же облегченно вздохнул. Над виском виднелась неглубокая рваная ссадина – Березкин был только контужен пулей, скользнувшей по голове.
Опустив товарища на плиту вывороченного асфальта, Байдаров вскочил на ноги. Оглядевшись, он окрикнул проходивших мимо солдат, показал им на раненого, а сам, не теряя времени, кинулся к особняку.
Тяжелые стрельчатые двери с резными филенками были закрыты. Несколько раз ударив в них сапогом, Байдаров подскочил к окну. Однако стена и подоконник были гладкие, ухватиться было не за что. Тогда он вернулся к дверям, выхватив из сумки гранату, сунул ее в дверную ручку и, сдернув кольцо, быстро стал за выступ подъезда.
Взрывом сильно рвануло воздух, мимо Байдарова пронеслось облачко дыма, посыпались осколки филенок.
Ударом сапога он вышиб остатки дверей и кинулся по лестнице в глубь дома.
Он пробежал коридор, комнату, запутался в складках тяжелой портьеры и оторвал ее вместе с кусками штукатурки, которые посыпались ему на голову.
Никого не обнаружив в пустых комнатах, Байдаров выскочил в коридор и внезапно очутился на крыльце, которое выходило в садик за домом. От крыльца шли дорожки, посыпанные песком. За кустами роз он увидел сгорбленную человеческую фигуру.
Байдаров сбежал по лестнице.
– Стой! – крикнул он, вскидывая автомат.
Человек за кустами медленно выпрямился, повернулся и выронил из рук лейку. Вода брызнула на белый передник.
«Садовник, – удивился Байдаров. – Но кто в эти дни может заниматься садоводством?»
Не снимая пальца со спуска автомата, он подошел ближе. Пригляделся.
– Черт возьми! – сказал он.
Перед ним стоял Артюхов, сержант-разведчик, которого Байдаров не раз видел в штабе полка. В конце прошлого года сержант не вернулся из разведки, его считали погибшим.
«Но как он попал сюда? И что это с ним?»
Лицо Артюхова было синеватым, отечным. Глаза смотрели бессмысленно, рот перекашивался в жуткой судорожной гримасе.
– Артюхов! – громко позвал Байдаров.
Бывший сержант опустил руки по швам. Он даже сделал неуверенное движение, как будто хотел выпрямиться и стать, как и положено стоять перед командиром. Но тут же забормотал что-то гневное, схватил Байдарова за рукав и потащил куда-то сквозь колючие кусты.
Удивляться было некогда. Следуя за ним, Байдаров увидел в ограде полуоткрытую калитку. Артюхов мычал, показывая в сторону улицы трясущимися пальцами. Байдаров проскочил в калитку и очутился в узком пустом переулке. Направо, в конце следующего квартала уже стояли наши танки. Он побежал налево, завернул за угол и чуть не налетел на женщину, которая не то стояла за углом, не то шла ему навстречу. Она посторонилась, но он на бегу задел ее прикладом автомата и вышиб из рук сумочку.
Байдаров остановился. Одетая в простой темный костюм, женщина была молода и красива. В ее глазах он не заметил ни тени испуга или волнения. Она спокойно посмотрела на него, потом перевела взгляд на сумочку, валявшуюся у его ног. Извинившись, Байдаров поднял сумочку, мимолетно про себя удивившись ее тяжести, и подал ее женщине.
– Данке, – коротко поблагодарила она и неторопливо прошла мимо.
Байдаров добежал до следующего угла, но и там не увидел ничего подозрительного. Бесцельно было продолжать поиски на улице. Бедняга Артюхов мог ошибиться; да и кто знает, что он подразумевал, показывая на калитку.
Возвращаясь, Байдаров еще раз взглянул вслед удаляющейся женщине. Если бы она оглянулась, заторопилась, то, возможно, он бы остановил ее. Но она шла не оборачиваясь, чуть помахивая сумочкой, и ничто в ее поведении не давало ему повода заподозрить ее в убийстве из-за угла.
Он вернулся к калитке, где его ждал Артюхов, но, не задерживаясь с ним, пробежал в дом. Артюхов, ковыляя, заторопился за ним.
Толкнув ногой первую попавшуюся дверь, Байдаров попал в спальню. Над туалетным столом висела большая фотография. Он шагнул ближе и тотчас узнал на фотографии ту самую женщину.
«Болван! Сумочка потому и была тяжела, что в ней лежал пистолет!»
Байдаров помчался обратно.
Но в спешке он заблудился в коридоре и вместо выхода в садик влетел в комнату, выложенную белым кафелем. На полу валялся небольшой латунный цилиндрик, и как Байдаров ни торопился, он все же обратил на него внимание.
Он поднял с полу гильзу револьверного патрона и с мстительным удовольствием подумал, что женщина никуда от него не уйдет, ей негде будет спрятаться на пустой разбитой улице.
Сейчас он ее догонит…
За его спиной послышался резкий хлопок, и по комнате, отрезая путь к выходу, пронеслась широкая дымная струя огня. Еще хлопок, более громкий, и прямо под ноги хлынула нестерпимо жаркая огненная волна.
Байдаров отскочил в угол за столик, на котором стоял черный микроскоп. Пламя быстро разливалось по комнате, поднимаясь до потолка бледно-розовой стеной. Байдаров закрыл ладонью слезящиеся от дыма глаза. О выходе через дверь нечего было и думать, он схватил со столика тяжелый микроскоп, с силой швырнул его в оконный переплет и, замотав голову попавшимся под руку белым халатом, через пламя бросился в окно.
Загадочная находка
– Ну вот, а ты говорил, что с нами уже ничего не случится.
Березкин, с забинтованной головой, полулежал на кровати, опираясь локтем о подушку. У Байдарова забинтованы левая рука и плечо, прыгнув из окна, он сильно разбил ключицу и колено.
– И подумать только, – продолжал сокрушаться он, – конец войны, праздник, – а тут, на вот тебе, лежи, как бревно.
Березкин закрыл глаза и поморщился. В голове стоял шум, как будто к ней протянули телефонные провода. В висках усиливалась тупая боль.
– Что? – посмотрел на него Байдаров. – Болит? А ты бы лег?
– Ничего, – тихо произнес Березкин. – Лежать еще хуже.
– Да, – задумчиво произнес Байдаров. – Неплохо стреляет эта особа. Но я-то хорош…
В палату быстро и бесшумно, как мяч, вкатилась пухлая краснощекая сестра.
– Байдаров, – сказала она певучим голоском, – на рентген.
Вернулся Байдаров в хорошем настроении.
– Доктор сказал, – ничего страшного. У вас, говорит, кости не иначе, как из орудийной стали сделаны. Со второго этажа на мостовую хлопнулись и ничего как следует сломать не смогли. – Он достал из кармана халата плитку шоколада и положил Березкину на одеяло. – В буфет заходил, думал по случаю окончания войны там что-нибудь покрепче лимонада имеется. Ничего нет.
Байдаров сбросил халат и улегся на свою койку.
– Я доктору про Артюхова рассказал, – промолвил он.
– Ну и что?
– Я спрашиваю, отчего бы это человек ни с того ни с сего вдруг полусумасшедшим сделался. Ну, доктор говорит, всякое бывает в жизни. Может, например, от контузии. А я ему про лабораторию рассказал. Задумался доктор. Так, говорит, сразу ничего не скажешь. Надо бы Артюхова посмотреть.
– А его нет, – вставил Березкин.
– Вот то-то и оно, что нет. Интересно, что там разыскал особый отдел. Да вот он легок на помине.
В палату, балансируя руками, на цыпочках вошел молодой военный в белом нескладно застегнутом халате.
– Вот, Сережа, познакомься, – сказал Байдаров. – Шерлок Холмс из особого отдела. В вещевой ведомости числится как лейтенант Григорьев.
Григорьев добродушно улыбнулся. Осторожно ступая, подошел к Березкину и бережно пожал ему руку.
– Как дела? Лежите?
– Сразу видно контрразведчика, – заметил Байдаров, – моментально догадался, что делаем. Ты лучше скажи, почему на цыпочках ходишь?
– Да вот, – и Григорьев с досадой показал на свои новые блестящие сапоги, – черт возьми, сделали со скрипом. Да с каким – шагнуть нельзя.
Он ступил на подошву, и сапог скрипнул так звонко, что Григорьев испуганно оглянулся на дверь. Березкин рассмеялся, но тут же закрыл глаза от боли и опустился на подушку.
– Смех смехом, а у меня с этими сапогами сплошные неприятности. Полковник Сазонов говорит: «Я вас за такие сапоги из отдела отчислю. Что это за контрразведчик, которого за километр слышно». К вам только в коридор вошел, смотрю, сестра бежит, врач из кабинета выскочил – полная боевая тревога. Снимайте, говорят, сапоги: у нас тут тяжелобольные лежат… Тапочки дают. А куда же я в тапочках, сам посуди. Кое-как упросил, пропустили и в сапогах. Жалко бросать – сапоги уж больно хорошие.
– Сапоги хорошие, – согласился Байдаров. – Только белый халат тебе не идет. Все равно что рясу надел.
– Знаю, – шутливо вздохнул Григорьев. – Я, может быть, потому и медицинский институт бросил.
– Скажи-ка. Вот бы не подумал, что ты мог в медицинском учиться.
– На третьем курсе был.