Мне неизвестно, как долго Вы знали их лично, но моя племянница говорила мне о них, и очень обстоятельно, много лет тому назад. Она писала мне, что возобновила отношения с некоторыми из них ранее, чем написала «Изиду». Зачем бы ей придумывать их? С какой целью? И как бы они могли сделать ей столько добра, если бы они не существовали? Ваши враги, может быть, недурные и небесчестные люди, но они во всяком случае неумные, если обвиняют Вас в этом. Если я, которая надеюсь остаться до могилы ревностной христианкой, верю в существование этих людей (хотя и не во все чудеса, приписываемые им), почему бы и другим не верить? По крайней мере существование одного из них я могу засвидетельствовать лично. Кто мог прислать то письмо в момент, когда я так сильно нуждалась в успокоении, если не один из этих адептов, о которых они толкуют? Правда, я не знаю почерка, но способ, которым оно было передано мне, был так необычаен, что никто, кроме адепта оккультных знаний, не мог совершить ничего подобного. Оно обещало мне возвращение моей племянницы, и обещание это было исполнено. Во всяком случае я пришлю Вам письмо через две недели, и Вы получите его в Лондоне».
Письмо было получено через десять дней, завернутое в письмо самой г-жи Фадеевой; оно было написано на китайской рисовой бумаге, наложенной на глянцевитую бумагу ручного производства, какая употребляется в Кашмире и в Пенджабе, и вложено в конверт из той же бумаги. Адрес был такой: «Высокочтимой Госпоже Надежде Андреевне Фадеевой в Одессу» (To the Honourable, very Honourable Lady Nadiejda Andriewna Fadeeff, Odessa). В углу конверта заметка рукой г-жи Фадеевой на русском языке, сделанная карандашом: «Получено в Одессе 7-го ноября о Леленьке, вероятно из Тибета, 11-го ноября 1870 года. Надежда Ф.». Само письмо следующего содержания: «Благородные родственники Е. Блаватской не должны печалиться. Она жива и желает передать тем, кого любит, что она здорова и чувствует себя очень счастливой в далеком и неизвестном убежище, которое она избрала. Пусть принадлежащие к ее семье леди успокоятся. Ранее чем пройдут 18 новых лун, она возвратится в свой дом». Письмо и адрес написаны хорошо знакомым для многих почерком махатмы К. Х.
Глава 4
Третий период. Творчество
Третий период жизни Е.П. Блаватской, который она начиная с 1873 года провела последовательно в Америке (1873–1878 г.), в Индии (1878–1884) и в Европе (1884–1891), был настолько известен, имел такое множество свидетелей, постоянно окружавших ее, что его можно проследить день за днем во всех подробностях. Как на более ценные материалы для ее биографии можно указать на записки полковника Олькотта «Листы старого дневника» в шести томах, на книгу граф. Вахтмейстер «Воспоминания о Е.П.Б. и Тайной Доктрине»12, на книгу Синнетта «Случаи из жизни мадам Блаватской» и на изданное в 1907 году президентом Теософского общества, г-жой А. Безант, расследование процесса Куломбов-Паттерсона под заглавием «Е.П. Блаватская и Учителя Мудрости».
В 1873 году, по указанию своего Учителя, Елена Петровна отправилась из Парижа в Нью-Йорк. Переезд ее в Америку ознаменовался на этот раз таким характерным эпизодом, что я не могу не привести его для русских читателей как образчик ее совершенно необыкновенной доброты. У нее никогда не было лишних денег, и на этот раз, по приезде в Гавр, у нее в кошельке оказался только один пароходный билет 1-го класса да несколько мелких монет. На пароходной пристани она заметила плачущую женщину с двумя детьми. На ее расспросы женщина рассказала, что муж прислал ей денег на ее приезд с детьми в Америку, но что купленные в городе у агента билеты оказались поддельными, ее не берут на пароход и вот она – без гроша в чужом городе. Недолго думая Елена Петровна пригласила женщину идти за собой на пароход и там заставила пароходного агента обменять ее билет 1-го класса на палубные билеты 3-го класса для себя и для женщины с детьми. Так она и переехала через океан на палубе, в толпе переселенцев.
В начале ее пребывания в Америке ей пришлось немало бедствовать, но она никогда не унывала и, пока не получила денег, из дома, занималась то шитьем галстуков, то изготовлением искусственных цветов. Ко времени ее появления в Северной Америке, в штате Вермонт, в Читтендене происходил ряд поразительных медиумических явлений, которые привлекли к себе всеобщее внимание. Они происходили в коттедже фермеров, двух братьев Эдди, людей совершенно необразованных и темных, но обладавших таким сильным медиумизмом, что в их присутствии постоянно происходили сильные спиритические феномены, до материализации включительно. В их доме Елена Петровна впервые встретилась с полковником Олькоттом, который с этого времени стал ее верным помощником и сотрудником. Генри Олькотт служил в североамериканском войске во время войны за освобождение негров, а по окончании войны он был адвокатом и корреспондентом одной из больших нью-йоркских газет. По поручению этой газеты он и приехал в Читтенден, чтобы расследовать наделавшие большого шума спиритические явления на ферме братьев Эдди. Познакомившись с Еленой Петровной, Г. Олькотт заинтересовался так сильно ее обширными оккультными знаниями и необычайными явлениями, которые постоянно проявлялись в ее присутствии, что предложил ей свое сотрудничество, сперва в ее литературной деятельности (он выправлял английский текст ее «Изиды»), а затем, познакомившись через нее с учениями теософии, принял деятельное участие в ее разнообразной и неутомимой борьбе с царившим в то время материализмом.
Знакомясь с тем, как Е.П. Блаватская начинала осуществлять свою миссию, и следя за дальнейшей ее деятельностью, нетрудно догадаться, что теми психическими проявлениями, которыми она так поражала окружавших, она надеялась достигнуть определенной цели: расшатать неверие в невидимый мир, доказать, что рядом с физическими существуют и иные, несравненно более тонкие, но не менее реальные явления. Большинство окружавших ее тогда людей были уже заинтересованы спиритизмом. В 1-м томе записок полковника Олькотта («Листы старого дневника», 1, с. 13) помещено ее письмо, в котором она говорит, что была послана из Парижа в Америку (в то время, когда явления на ферме Эдди вызвали к себе всеобщее внимание), чтобы свидетельствовать истинность спиритических явлений и обнаружить неправду спиритической теории, по которой явления эти объясняются появлением духов усопших.
Чтобы доказать, что теория эта основана на заблуждении, она производила подобные же явления при мощном сознании силою воли – и исключительной способностью сосредоточения, прибавлю я от себя. В явлениях на ферме братьев Эдди поразительно было то, что с появлением среди зрителей Е.П. Блаватской, материализованные «духи» начали принимать вид жителей Кавказа, курдов, осетин, а также русских, это служит подтверждением, что материализации, которые на спиритических сеансах принимаются за духов усопших, могут принимать ту или другую форму под влиянием силы мысли того из присутствующих, который способен думать отчетливо и с большой сосредоточенностью. А Елена Петровна, по заявлению знавших ее, обладала совершенно необыкновенной способностью сосредоточиваться. Она умела собирать все свое внимание на одной вещи с такой энергией, что все остальное для нее уже не существовало; «нужно добиваться, – говорила она своим ученикам, – чтобы, если вы думаете о коробке спичек, для вас не было бы в мире ничего, кроме этой коробки и вашего я». Далее, на с. 15-й того же дневника, есть указание, что Елена Петровна примкнула временно к спиритизму для того, чтобы показать спиритам все опасности медиумических сеансов и всю разницу, которая существует между спиритическими явлениями и истинной духовностью. Она была уверена, что спиритизм как учение не в состоянии повлиять на одухотворение жизни, и считала своей миссией ложный западный медиумизм заменить восточной духовностью (Брахма Видья).
К тому же ее отрицательное отношение к спиритизму основывалось не на отвлеченных теориях, а на ясновидении: в связи с отделением из тела медиума астральной субстанции она видела часто такие нежелательные явления, которые легко могут объяснить всю страстность ее нападений на спиритические сеансы.
Ее решением бороться с развитием медиумизма можно объяснить и то обилие феноменов, которые она производила в ту пору своей жизни. Она хотела ими доказать, что опытный оккультист может творить то же, что и «духи» спиритистов. Среди различных явлений, которые она показывала с этой целью, были мгновенные исчезновения людей или предметов, например исчезновение человека, несущего лампу, что производило впечатление, что лампа движется одна по комнате. Западные ученые отказываются объяснить подобные явления, а между тем на Востоке они известны многим. Елена Петровна объясняла это тем, что восточный оккультизм знает несравненно больше о внутреннем человеке, о том, который через физические чувства – эти «окна души» – сообщается с внешним миром, и поэтому восточный оккультист может действовать непосредственно на него; он может на время прекращать нервные токи таким образом, что передача сознания у того, на кого устремлено его воздействие, временно приостанавливается – как бы обрезаются проволоки внутреннего телеграфа, и человек перестает видеть то, на что направлено запрещение оккультиста.
Елена Петровна прекрасно знала, какую бурю вражды и нареканий она навлечет на себя своим противодействием спиритизму и все же с обычным бесстрашием и энергией шла навстречу этой буре. Что это было так, доказывают следующие строки из ее письма, помещенного в 1-м томе дневника Олькотта (с. 25): «Получила приказание сообщать публике правду о спиритических феноменах и их медиумах. И отныне начнется мое мученичество! Все спириты восстанут на меня вдобавок к христианам и ко всем скептикам. Твоя воля, Учитель, да будет исполнена!»
Но рядом с серьезной целью убедить людей в реальности невидимых миров производимые ею «феномены» имели и отрицательную сторону: они вызывали большой наплыв любопытных, которые разносил и слухи о ее «чудотворениях» и привлекали к ней не столько серьезных людей, сколько жаждавших увидать ее феномены. Сама же она относилась к ним скорей с пренебрежением, утверждая, что эти феномены лишь ничтожная и подчиненная сторона теософии, что психологические эксперименты стоят в таком же отношении к духовной философии, в каком химические эксперименты стоят к науке химии. Но они тем не менее сослужили для многих важную службу, став мостом, через который люди переходили от западного спиритизма к восточному спиритуализму, и они же помогали серьезным ее последователям понимать возвышенные учения теософии.
В 1875 году, 7 сентября, произошло открытие Теософского общества. В скромной квартире Елены Петровны собралось 17 человек: несколько редакторов и писателей, ученый еврейский раввин, президент Нью-Йоркского Общества для расследования спиритизма, два врача и еще несколько лиц. Один из присутствующих, г-н Фельт, прочитал доклад о «потерянном каноне пропорций у древних египтян», а затем полковник Олькотт произнес речь, в которой очертил современное духовное состояние мира, конфликт между материализмом и духовностью, с одной стороны, и религией и наукой с другой; их безвыходным препирательствам он противопоставил философию древних теософов, умевших слить воедино оба полюса жизни. Затем он предложил учредить Общество оккультистов и при нем библиотеку для изучения скрытых законов природы, которые были известны древним и совсем утрачены для нас. Предложение его было принято, и его выбрали президентом Теософского общества. В тот первый вечер было выработано семь основных положений, но в них и тогда уже были ясно намечены те три главные цели, которые позднее были поставлены на знамени Теософского общества.
Вначале развитие Общества пошло медленно, но это нисколько не ослабило энергии его русской основательницы и ее американского помощника. В следующем, 1876 году Елена Петровна начала писать «Изиду», а в 77-м году «Изида» была уже издана в Нью-Йорке и вызвала к себе большое внимание в американской прессе. Писала Елена Петровна свою книгу всегда в присутствии Олькотта, который занимался в той же комнате и помогал ей, выправляя английский стиль каждого листа.
Г. Олькотт сообщает много интересного по поводу этой совместной работы, хотя наблюдения его чисто внешние и дать им какое-либо объяснение он совсем не мог. Так, в передаваемых ему для редакции листах он наблюдал четыре разных почерка, хотя общий характер письма оставался во всех четырех один и тот же: один почерк был мельче и ровнее, другой – более размашистый, третий – средней величины и очень четкий и, наконец, четвертый – очень неразборчивый. И в достоинстве английского стиля замечалась большая разница, смотря по тому, которым из четырех почерков страница была написана; некоторые страницы требовали многих поправок, а некоторые были так совершенно выражены, что не нуждались совсем в исправлении.
Каждое изменение стиля и почерка совпадало всегда или с удалением Елены Петровны из комнаты, или с определенным выражением глаз, которые поражали в такие минуты своей безжизненностью. В одном из своих писем она выражается так: «Я живу с открытыми глазами в волшебном мире видений и картин, владея при этом всеми своими чувствами… В течение нескольких лет, чтобы не забылось то, чему меня научили, передо мной постоянно возникало все, что мне было нужно. Днем и ночью картины прошлого проносились перед моими внутренними глазами. Медленно, в скользящем движении, подобно образам в волшебной панораме, века проходят передо мной… и каждое важное, а иногда и неважное событие фотографируется в моем уме словно отпечатанное в неизгладимых красках… Я решительно отказываюсь приписывать все это своим собственным познаниям или памяти, потому что одна я никогда не достигла бы ничего подобного».
В 1878 году основатели Теософского общества решили переселиться в Индию. К этому времени у них уже завязались заочные сношения с несколькими индусскими пандитами, и они пришли к тому, что лучшей почвой для возрождения древневосточной духовности должна быть именно Индия.
Перебравшись в Индию, они поселились вначале в Бомбее, и вскоре множество посетителей из местных браманов, буддистов, парсов и др. толпились вокруг Е.П. Блаватской, слушая ее эзотерические толкования древних текстов. Помощь, которую последователи различных верований находили при этом в одних и тех же теософических объяснениях, служила для всех них самым существенным доказательством, что теософия действительно основа всех религий.
Вначале Елене Петровне приходилось терпеть от любознательности местной полиции, которой казалось очень подозрительным, что русская дама вступила в такие оживленные сношения исключительно с туземцами-индусами. Но через некоторое время умные английские полицейские разобрались, что дело идет о религии, и оставили ее в покое.
Работа у Елены Петровны и ее сотрудника с самого начала их переселения в Индию закипела такая горячая, влияние их в Индии росло так быстро, и они были так завалены письмами, что уже на другой год решено было основать свой журнал, и в октябре 1879 году возник «Теософист», который выходит и до сих пор в Индии, а с 1907 года, т. е. после смерти Г. Олькотта, поступил под редакцию нового президента, А. Безант. К этому же времени относится знакомство Елены Петровны с издателем главного англо-индусского органа «Pioneer» Синнеттом, который под ее влиянием из позитивиста и скептика стал теософом; сочувствие г-на Синнетта было чрезвычайно полезно для зарождающегося теософского движения, так как он занимал почетное положение среди местного общества и пользовался всеобщим доверием и уважением.
Результатом посещения Елены Петровны его летнего дома в Симле была первая книга по оккультизму, написанная Синнеттом, «Оккультный мир», в которой он подробно описывает необыкновенные явления, происходившие в присутствии Елены Петровны в его доме. Несмотря на ее резкие внешние приемы, которые очень не нравились Синнетту, так как представляли полный контраст со сдержанным самообладанием леди его среды, он описывает свои впечатления от тогдашней Елены Петровны в таких выражениях: «Она владеет великолепными психическими дарами и несокрушимым мужеством, которое выносит ее из всех подавляющих испытаний, а ее духовный энтузиазм так велик, что он превращает все ее страдания и весь напряженный труд в пыль и прах по сравнению с ее непоколебимой верностью невидимому Учителю». Через нее Синнетт вступил и сам в сношения с «невидимыми Учителями», и плодом этих сношений была его книга «Эзотерический буддизм», которая представляет собой первую попытку дать систематический очерк эзотерической космогонии.