– Мне один волки погрызли.
– Но второй-то хороший. Держите ключ от номера.
Он повертел ключ в руках.
– Спасибо. Мне не нужны рваные сапоги.
– Воля ваша. Рваный выбросим.
Алекс почесал в затылке.
– Зачем мне один сапог? У меня две ноги.
Здравый смысл молодого человека страдал – и от разговора, и от собственных слов, и даже от того, как он объяснил хозяину гостиницы сколько у него ног – показал двумя пальцами латинскую вэ, все звучало и выглядело сплошной нелепицей.
– Вы словно вчера родились, – сказал хозяин гостиницы и не пытаясь скрыть превосходства. – Из следующей пары один украдут, будете локти кусать.
Для убедительности он ущипнул себя за нос, давая понять, что не может тратить много времени на всякую ерунду.
«Он издевается надо мной», – думал Алекс, поднимаясь по лестнице к себе в комнату.
День 4
Странные вещи творятся здесь.
Городом управляет дракон, что редкость по нынешним, далеким от средневековья, временам. Дракон не слишком зол, в меру необходимости жесток, слегка отстранен. Готов сразиться по правилам и без с любым желающим и нежелающим. В боях убедительно подл, грязен языком. Пленных без очевидной выгоды не берет. Имеет три головы, у каждой свое мнение, одно удобнее другого.
Местная газета сообщала новости, каждая из которых заслуживала неподдельного восхищения.
– Пишут, – лицо сидящего в кресле Алекса было закрыто развернутой перед ним газетой, – что дракон всенародно любим. – Сделав ударение на словах «всенародно любим», он положил газету на стол и посмотрел так, словно приготовил логическую ловушку.
– Чистая правда, – без тени смущения подтвердил хозяин гостиницы, как обычно раскладывая бумаги за стойкой.
– Как может быть любим тиран и убийца?
– Да какой он тиран, – поморщился хозяин гостиницы, – давно в самодуры переродился. И из убийц не самый серийный, мы и не таких душегубов на руках носили.
Молодой человек был готов к подобному ответу и сказал, нажимая на слова, как следователь:
– В городе исчезают молодые красивые девушки. Говорят, дракон похищает их, чтобы оставаться бессмертным.
– Станете известным, молодой человек, про вас и не такое расскажут.
– Наговаривают? – саркастически уточнил Алекс.
Хозяин гостиницы оторвался от своих дел и посмотрел на гостя глазами школьного учителя, уставшего объяснять очевидное.
– Я вам так скажу: нет ни одного дракона, о которого толпа не мечтала бы вытереть ноги. И нет ни одного дракона, которого та же самая толпа не готова вознести до небес.
Молодой человек не выдержал, вскочил на ноги и, размахивая руками, начал мерить шагами холл гостиницы.
– Ладно, допустим, он не тиран. Предположим даже – вегетарианец. Но скажите мне, как можно полюбить дракона?!
Он остановился перед собеседником с таким видом, словно теперь от того зависело, перестанет ли вращаться земля или сколько людей не доживут до завтрашнего дня.
Хозяин гостиницы нахмурил брови, сделал губы трубочкой, неторопливым изящным жестом разгладил невидимую козлиную бородку и задал встречный вопрос:
– А как мы одни без него?
Улыбка гостя подвяла и стала похожа на гримасу, пытающуюся скрыть отчаяние.
Он постоял, открыв рот. Закрыл, постоял, открыл. Не нашел слов, ушел. Прелестный уголок.
Из хорошего.
Сегодня, выходя из номера, гость снова встретил девушку Вегу. То ли он был предвзят после долгой дороги, то ли девушку подменили, но впечатление поменял на противоположное. Дочь хозяина гостиницы не просто красива, а вооружена чудесной улыбкой и живыми глазами. Каким-то образом у молодого человека возникло волшебное настроение на весь день.
День 5
В пятницу с самого утра хозяин гостиницы находился в приподнятом настроении, какое возникает у людей, которые долго чего-то ждали, и вот оно пришло. Более охотно и менее издевательски, чем в другие дни, он отвечал на глупые вопросы иностранца, а сразу после обеда проявил невиданную прежде эмпатию, хлопнув молодого человека по плечу:
– Не вешайте нос! Ошибка в том, что вы все на свете хотите объяснить. Объяснять не нужно, нужно запоминать. Вам мудрость откроется. Помните, я обещал вас сводить в трактир?
Мужчины, которые благодаря хлопку хозяина гостиницы перестали считаться малознакомыми, по-приятельски вышли из гостиницы и направились в сторону трактира, находящегося в трех кварталах по соседству. Трактир оказался серым двухэтажным зданием, не хуже остальных вокруг, зато празднично подсвеченным огнями изнутри. Из открытых окон первого этажа, приглашая потанцевать, выплескивалась нетерпеливая музыка.
Впрочем, это был не праздник, а лишь его предвкушение. Фонари не успели загореться на городских улицах, и в тот момент, когда Алекс и хозяин гостиницы распахнули приветливую дверь, трактир оказался пуст и напоминал мышеловку с взведенным механизмом и аппетитнейшим кусочком сыра внутри. Не хватало только самого главного – любопытных мышей. В просторном помещении, заставленном некрашеными деревянными столами и такой же грубой расцарапанной барной стойкой с несколькими вытянутыми этажами темных бутылок позади, их поджидали два человека – владелец трактира и беловолосая официантка в веснушках, похожая на него как родная дочь. Большой краснолицый трактирщик сам проводил первых гостей через пропахший кислым вином зал за первоклассный столик возле окна.
Хозяин гостиницы попросил принести настойку из полыни, просто посмотреть на этикетку, на что трактирщик хмыкнул, то ли одобрительно, то ли не отвечая за последствия.
С этой минуты ржавые механизмы времени словно сами собой смазались изнутри, шестеренки стали уверенно цепляться друг за друга, закрутились быстрее, а потом и вовсе понеслись вскачь.
Через пару часов в трактире было не протолкнуться, а на деревянном столе у открытого летнему вечеру окна неравномерными кучками оказались разложены куриные кости. Ели руками. Мутными лужами растекались пьяные разговоры.
– Зачем вы кинули бутылку? – непонимание на лице Алекса смешивалось со смущением, как будто он чувствовал себя виноватым за глухой удар толстого стекла о булыжную мостовую за окном.
– Она пустая, – успокоил его хозяин гостиницы, нос которого жирно блестел, делая похожим на лису, попавшую в курятник.
– Нет, зачем ее вообще кидать в окно? Вон та милая девушка с веснушками забрала бы ее вместо новой. Под окном могли люди стоять.
– Вашу милую девушку не докричишься. А если кто-то подслушивает в темноте под окном, то так ему и надо.
Выпили. Гость хмурился, как человек, обнаруживший на своем лице новые мышцы.
– Послушайте, я заметил – в городе очень грязно. Сначала я не мог понять почему. Уборщики мусора постоянно на виду, но чище не становится. Теперь я понял. Вы все время мусорите. А еще вчера на меня прямо с фасада соседнего дома осыпалась штукатурка, хорошо, что в этот момент я очень удачно поскользнулся на арбузной корке. Повезло, буквально в считанные сантиметры.
– Это не страшно, – невозмутимо ответил хозяин гостиницы, хищно обгладывая куриную ногу. – Если вы все время внимательны и поглядываете наверх, ничего не случится. К тому же, – он отбросил кость в сторону и немедленно ущипнул себя за кончик носа большим и указательным пальцами, как будто и оттуда хотел оторвать кусочек, – мусорить необходимо, иначе уборщикам мусора будет нечего убирать, начнутся увольнения, потом забастовки, волнения, полиция захочет пострелять и так далее. Станет только хуже, я уверяю. Вы же не хотите, чтобы в городе стало хуже? – он вдруг посмотрел на Алекса взглядом сельского детектива, пораженного ужасной догадкой.
Решительно никто в переполненном трактире не обращал внимания на спор двух подвыпивших мужчин возле окна.
Владелец трактира о чем-то беседовал с толстым неприятным человеком в рясе, сидящим за барной стойкой, беловолосая официантка улыбалась гостям за соседним столиком. Люди вокруг убедительно изображали вечер пятницы – кричали, размахивали руками, звенели бокалами.
– Я хочу, чтобы стало лучше, – не очень уверенно сказал Алекс, глядя на собеседника, жирные куриные пальцы которого опять встретились на носу.
Хозяин гостиницы хлопнул в ладоши как человек, худшие подозрения которого рассеялись.
– Вот и чудесно! Соберите в газету куриные кости и киньте в окно. Это будет наш с вами вклад в мир в городе.
Подлили еще и выпили, заполнив паузу.
– Я не хочу больше с вами пить, – объявил вдруг Алекс и решительно отодвинул пустую рюмку. Теперь он выглядел человеком, пусть и сбившимся с пути, но случайно и недалеко.
– Если перестанете пить, утром вам будет плохо, – возразил хозяин гостиницы воспитательным голосом, возвращая рюмку на место.
– А если не перестану?
– Будет еще хуже… но вы не будете по этому поводу переживать, – пожал плечами хозяин гостиницы, приподняв почти до середины лба обе густые брови и как бы снимая с себя всякую ответственность. – Выбирайте.
– Я выбираю… так, что я выбираю? – молодой человек непонимающе моргал.
Симпатичная официантка со смешными веснушками на лице подошла к ним поинтересоваться, нужна ли помощь. Помощь была нужна, но иностранец был не в силах сформулировать вопрос.
– Хотите, чтобы я выбрал за вас? – с участием в голосе поинтересовался хозяин гостиницы и не глядя наполнил рюмки, ювелирно вырезав их по краям.
– Я запутался. Вы меня запутали. Хочу.
– Бросайте курицу в окно, – неожиданно приказал хозяин гостиницы, зверски поблескивая краешком носа.
– Я не могу. Меня учили, что так нельзя.
– Вы себя не знаете. Как только бросите, станет легче.
Со стороны казалось, что молодой человек сейчас расплачется.
Хозяин гостиницы поднял свою рюмку, прицелился и залпом опрокинул содержимое.
– Так всегда бывает, – сказал он авторитетно. – Как только выбор сделан, любой, неважно какой, сразу легче. Бросайте.
– Нет, – помотал Алекс чугунной головой. – У меня такое чувство, если я брошу, это будет страшной ошибкой. Я стану одним из вас.
– Мне слышится в ваших словах пренебрежение! – брови залезли на запредельную высоту, угрожая обрушиться вниз со страшным грохотом.
– Простите, я не хотел вас обидеть. Но я не могу быть как вы. Я другой.
– Вы не можете быть уверены, пока не попробовали. Бросайте курицу.
– Нет, – сказал молодой человек, не вполне попадая в нужный тон.
– Я вас заставлю.
И действительно, хозяин гостиницы перегнулся через стол и схватил нетвердого молодого человека, будто приглашая на танец.
– Что вы делаете, отпустите! Не надо меня тащить к окну! Вы меня перемазали куриным жиром, я буду вонять.
– Мы все воняем.
В обычной жизни мускулистый молодой человек без труда бы одержал верх над лишенным атлетизма соперником, но настойка из полыни оказалась энергетическим каналом, по которому силы иностранца подлым способом перетекли к оппоненту.
Одновременно подтвердился тезис о том, что алкоголь делает жизнь людей интереснее.
– Отпустите, – сдавленным шепотом попросил Алекс из полупартера.
– Отпустите курицу, а я отпущу вас.
– Она упадет в окно.
– Вы спасете бездомную собаку, может быть, – прорычал хозяин гостиницы, постепенно одерживая верх.
– О господи, я сейчас отпущу.
– Отпустите, а я вам за господа отпущу. Будем квиты. Хорошо, хорошо, разожмите пальцы. Ну вот и все. Так лучше?
Потрясенный молодой человек рухнул на стул.
День 6
«Я у себя в номере», – подумал Алекс, разглядывая белый крашеный потолок и чувствуя, что лежит на кровати. Приподняв всеми мышцами тела голову, он обнаружил, что на нем мятая вчерашняя рубашка и брюки, а кровать заправлена. Краем глаза удалось зацепить кувшин с водой на полу. Он попил прямо из кувшина, с усилием отжавшись на локте, и, конечно, облился. По жизненным показаниям очень хотелось дышать свежим воздухом.
Часть воспоминаний была потеряна, а оставшиеся хотелось забыть.
«Что же ты, даже не разделся», – он решил думать о себе во втором лице, но и так было стыдно.
Он перебрался к окну и поразился – дом напротив исчез. В воздухе висел густой туман, словно пролили молоко.
Алекс переоделся и в легкой футболке спустился на улицу, замерз в молоке и с каким-то злорадством подумал: «Так тебе и надо».
Он пошел без цели приглушенными, почти невидимыми улицами.
В призрачном свете, едва проникающем сквозь белые хлопья тумана, ему вдруг показалось, что он разглядывает стопку найденных на дальней полке черно-белых фотографий. Только на старых оборванных по краям картинках мостовая была широкой, а на дома надо было смотреть напрягая шею и задирая подбородок вверх. Из открытой двери булочной манил запах свежего хлеба. Он шел, шагая с одного большого камня на другой словно с кочки на кочку, спотыкаясь и повисая на одних руках, за которые его держали два сильных человека – отец в круглых очках и мама, молодая, яркая…
… Из оцепенения его вывел странный звук, который раздавался из серого неприметного дома на одной из улиц. Он никогда не слышал, как рожает корова, но было похоже. Внезапно дверь серого дома открылась, и на пороге оказался вчерашний трактирщик.
«Мы же здесь вчера были», – с удивлением сообразил Алекс.
Утром субботы трактир выглядел как известная актриса без грима и софитов, самым заурядным зданием.
На шее трактирщика синими канатами надулись вены.
Сзади стояла хрупкая жена и удерживала огромное тело одной тоненькой рукой за завязки фартука. Трактирщик казался гигантским насекомым, насаженным на невидимую булавку. Булавка фиксировала его по центру, конечности при этом совершали хаотичные движения, как будто ему срочно надо, но нельзя куда-то идти.
Алекс предложил помощь, полные слез глаза трактирщика смотрели мимо. Жена попросила отвести мужа в дом.
По хрустящим осколкам вчерашней посуды, сверкающим как фальшивые драгоценности, они прошли через безжизненный зал с грубыми деревянными столами и за барной стойкой у дальней стены поднялись по узкой винтовой лестнице на жилой второй этаж. Пришел врач, трактирщика уложили в кровать, он не сопротивлялся.
Задавать вопросы было неловко.
«Как бы повежливей уйти?» – думал забытый в углу хозяйской спальни Алекс, вдыхая расплывшийся в воздухе аромат успокоительных капель и невольно подслушивая, как доктор убеждает жену трактирщика в пользе холодных компрессов.
Когда Алекс вновь оказался на улице, солнечные блики играли на оконных стеклах. Туманное наваждение исчезло, город вернулся – незнакомый, враждебный, чужой.
Он вспомнил слова директора:
– Я не могу запретить тебе умереть, это твое право. Но я запрещаю ставить под удар других людей. Двадцать лет назад город изолировал себя от мира. Они предупредили, что любые попытки наблюдения или контакты будут расценивать как угрозу и применят биологическое оружие. Мы даже из космоса перестали их фотографировать.
– Я не собираюсь искать отца, – равнодушно пожал он плечами. – О чем говорить с человеком, который двадцать лет назад нас бросил?
– Правильно, – сказал директор. – Тебе предложили работу? Вот и работай. Никому не доверяй. Будут рассказывать про духовность – кивай. Помни, первый встречный продаст тебя тайной полиции. Почувствуешь опасность – уходи.
Под ногу Алексу попала пустая банка из-под колы, и он механически пнул ее. Она покатилась по камням, звеня и подпрыгивая. Он поднял банку и какое-то время нес. Выкинуть ее было некуда.
Почему отец отправил их из города одних? Почему остался и где он сейчас? Мама никогда про него не рассказывала…
Возле центральной площади происходили таинственные приготовления, в которых были замешаны армия, полиция и много других людей без особых занятий, но с внимательными взглядами. Прямодушный Алекс задал пару невинных вопросов случайным прохожим, которые вместо ответа убежали.
Там, где улица выводила на площадь, люди в форме царапали булыжник тяжелыми металлическими заборами, в два ряда выставляя их поперек дороги. Между рядами заграждений уже были выложены бетонные блоки и мешки с песком, подходящие для игры в войну. По узкому оставленному проходу громыхая подъезжали телеги, груженые камнями. Чуть дальше, на площади, человек в форме лейтенанта что-то объяснял другим людям с винтовками, указывая на крыши зданий.