При виде этого мы сильно удивились и сказали ему:
– Нетерпеливо желаем услышать твою историю и твое объяснение, каким образом ты лишился пальцев и почему ты моешь сто двадцать раз руки?
Он начал так:
– Знайте, что отец мой был крупным купцом города Багдада во времена халифа Гарун-Эль-Рашида, но он имел несчастную слабость к вину и к игре на лютне и после своей смерти не оставил ничего. Я похоронил его и нанял чтецов, чтобы он читали после него Коран, и, проплакав о нем несколько дней и ночей, я открыл лавку и нашел, что в лавке очень мало товаров и что долгов у него много. Я уговорил кредиторов повременить и стал ревностно продавать и покупать неделя за неделей и уплачивать кредиторам[129].
Так я вел дела до тех пор, пока не заплатил все долги и не увеличил своего капитала. Однажды, сидя у себя в лавке, я увидал такую красивую молодую особу, какой никогда в жизни не видывал. Она ехала на муле, одетая в очень богатое платье. Один раб шел перед нею, а другой – позади. У входа на базар она остановила мула и пошла в сопровождении евнуха, сказавшего ей:
– Входи, госпожа моя, только смотри, никому не говори, кто ты такая, для того чтобы не возбуждать против нас негодования.
Евнухи продолжали предостерегать ее, а она начала осматривать лавки; моя лавка понравилась ей более других, и поэтому, подойдя к ней в сопровождении евнуха, она села на скамейку и поклонилась мне. Я же в жизни не слыхал таких сладких речей и голоса более приятного, чем у нее. Когда она откинула покрывало со своего лица, я устремил на нее свой взор и невольно вздохнул. Сердце мое преисполнилось любовью к ней, и я, не спуская с нее глаз, прочел следующее стихи:
Услыхав мои слова, она отвечала мне так:
– О юноша, – сказала она после этого. – Нет ли у тебя хорошеньких материй.
– О госпожа моя, – отвечал я, – раб твой человек бедный; но подожди, пока другие купцы не откроют свои лавки, и тогда я принесу все, что ты пожелаешь.
Таким образом я беседовал с нею, потопая в море любви и сходя с ума от страсти. Когда другие купцы отворили свои лавки, я встал и принес ей всякого товара и материй на пять тысяч серебряных монет. Все эти материи она передала евнуху, и они пошли прочь; а у входа на рынок рабы подали ей ее мула, и она села на него, не сказав мне, кто она такая, а я постыдился спросить у нее, и таким образом я сделался ответственным лицом за все эти материи, стоящие пять тысяч серебряных монет.
Домой я пошел совершенно охмелевший от любви, и из поставленного передо мною ужина я съел только кусочек, так как, думая о красоте незнакомки, не мог съесть более. Спать мне хотелось, но сон бежал от моих глаз, и в таком положении пробыл я целую неделю. По прошествии же этой недели незнакомка снова приехала на муле в сопровождении евнуха и двух рабов. Поклонившись мне, она сказала:
– О господин мой, мы немного опоздали с уплатой тебе за материю. Призови менялу и прими деньги.
Таким образом, явился меняла, и евнух передал ему деньги. Приняв деньги, я сел беседовать с нею до тех пор, пока не собрались купцы и не открыли свои лавочки.
– Достань мне таких-то и таких товаров, – сказала она.
Я достал ей всего, что она требовала, и она, взяв покупки, отправилась с ними, ничего не сказав мне об уплате. Когда она уехала, я очень раскаялся в том, что сделал, так как товаров ей я доставил на тысячу червонцев, и лишь только я потерял ее из виду, как в душе подумал:
«Что это за любовь? Она принесла мне пятьсот серебряных монет, а взяла товару на тысячу червонцев!»
Я боялся, что из-за этого сделаюсь банкротом и лишу других купцов их товаров, и думал: «Ведь купцы знают только меня, а эта женщина, вероятно, обманщица, очаровавшая меня своей красотой и миловидностью; видя, что я так молод, она просто посмеялась надо мною, а я не спросил у нее, где она живет».
Я страшно тревожился все это время, а она не появлялась более месяца. Между тем купцы требовали с меня свои деньги и так наступали, что мне пришлось предложить в уплату мое имущество, вследствие чего я очутился на краю разорения. Однажды сидел я, погруженный в мрачные думы, в своей лавке, как увидал подъехавшую и остановившуюся у ворот рынка незнакомку, которая затем подошла ко мне. Увидав ее, я забыл все свои бедствия. Она подошла и, обращаясь ко мне, сказала:
– Достань весы и свешай деньги.
Она отдала мне плату за товары и даже с некоторой надбавкой, после чего стала просто болтать со мной, так что я чуть не умер от радости и счастья.
– Есть у тебя жена? – спросила она наконец.
– Нет, я не знаком ни с какой женщиной, – отвечал я и заплакал.
– О чем же ты плачешь? – спросила она.
– Я плачу потому, что мне запала в голову одна мысль.
Я взял несколько червонцев и дал их евнуху, прося его содействия в этом деле, в ответ на что он засмеялся и сказал:
– Да она влюблена в тебя гораздо более, чем ты в нее. Никаких материй ей не надо, и она приходила за ними только из любви к тебе: сделай ей предложение, и ты увидишь, что она на него согласится.
Незнакомка же, увидав, что я дал евнуху денег, вернулась и опять села на скамейку, а я сказал ей:
– Будь милостива к рабу твоему и прости мне то, что я скажу тебе.
Я поведал ей о чувствах своего сердца, признание мое понравилось ей, и, согласившись на мое предложение, она сказала:
– Этот евнух придет к тебе с моим письмом; исполни то, что он скажет тебе.
Она встала и ушла.
Я тотчас же пошел к купцам и отдал им полученные деньги, и все, за исключением меня, получили барыш. Расставшись с нею, я горевал от разлуки и всю ночь не мог заснуть. Через несколько дней, однако же, евнух ее пришел ко мне; я принял его с почетом и спросил, что делает госпожа?
– Она не здорова, – отвечал он.
– Расскажи мне, кто такая она? – сказал я.
– Султанша Зубейдех, – ответил он, – жена Гарун-Эр-Рашида, воспитала эту девушку. Она одна из ее рабынь. Она выпросила у госпожи своей позволение выходить и возвращаться, когда ей угодно. Такое позволение она получила и пользовалась им. После этого она стала рассказывать госпоже своей о тебе и просила позволения выйти за тебя замуж, но госпожа ее сказала ей, что не согласится до тех пор, пока не увидит сама молодого человека, и если он действительно желает жениться, тогда она даст согласие. Вследствие этого мы решили тотчас же ввести тебя во дворец, и если тебе удастся войти туда никем не замеченным, то брак твой с нею может быть заключен. Если же заговор этот будет открыт, то тебе не снести своей головы. Что же ты скажешь на это?
– Хорошо, – отвечал я, – я пойду с тобой и там буду ждать судьбы своей.
– Лишь только завтра станет смеркаться, – продолжал евнух, – приди в мечеть, выстроенную Зубейдехом на берегах Тигра, и там, читая молитвы, проведи ночь.
– Охотно, – отвечал я.
Когда наступили сумерки, я отравился в мечеть и, читая молитвы, провел ночь, и лишь только начало светать, я увидал двух евнухов, приближавшихся в лодке, нагруженной пустыми сундуками, которые они привезли в мечеть. Один из них ушел, а другой остался, и в этом другом я узнал того, с кем я вел все переговоры. Вскоре к нам присоединилась моя незнакомка. Я встал при ее приближении и обнял ее, а она поцеловала меня и заплакала. После того как мы немного поговорили, она посадила меня в сундук и заперла. Рабы принесли множество кусков материи и наполнили другие сундуки, заперли их и поставили на лодку вместе с тем сундуком, в котором сидел я. Незнакомка села тоже в лодку, и гребцы, ударив веслами, свезли нас во дворец султанши Зубейдех. Хмель от любви теперь из меня вылетел, я начал размышлять и раскаиваться в том, что сделал, и молить Бога избавить меня от опасности.
Между тем лодка подошла к воротам дворца, и из нее стали выгружать сундуки и переносить их во дворец, но начальник стражи, спавший в то время, как лодка причаливала, проснулся от криков носильщиков и крикнул моей возлюбленной:
– Надо открыть сундуки, для того чтобы я мог осмотреть их.
Он встал и хлопнул рукой по тому сундуку, в котором я находился. Я потерял от страха голову, душа ушла в пятки, и ноги затряслись, а незнакомка сказала:
– Это сундуки султанши Зубейдех, и если ты откроешь их и дотронешься до вещей, то она рассердится на тебя, и мы все погибнем. В них нет ничего, кроме материй, выкрашенных в различные цвета, а в том сундуке, на котором лежит твоя рука, кроме того, положено несколько бутылок с земаемовой водой[130] и если вода разольется, то испортит материю. Я предупредила тебя, а ты решай сам, что тебе делать.
Услыхав ее объяснение, он сказал:
– Берите сундуки и проходите!
Евнухи тотчас же взяли их и понесли в сопровождении незнакомки во дворец, но в ту же минуту я услыхал крик:
– Халиф! Халиф!
Окончательно потеряв голову, я почувствовал от страха спазмы и чуть не умер, ноги мои тряслись. Халиф окликнул мою незнакомку и сказал ей:
– Что это за сундуки?
– О государь мой! – Да хранит Господь власть твою! – в этих сундуках материи для госпожи моей Зубейдех.
– Открой их, – сказал халиф, – я хочу посмотреть материи.
Услыхав это, я простился с жизнью. Рабыня не смела ослушаться этого приказания и только отвечала:
– О государь правоверных! В этих сундуках нет ничего, кроме нарядов моей госпожи, и она не приказывала мне отворять их.
– Сундуки должны быть открыты, – сказал халиф, – для того чтобы я посмотрел, что в них.
Он тотчас же приказал евнухам принести сундуки к нему. Поэтому-то я простился совсем со своей жизнью. Евнухи стали подносить к нему один сундук вслед за другим, отворять их перед ним, и он осматривал содержимое. Когда же к нему поднесли сундук, в котором находился я, то я приготовился к смерти, но рабыня в это время проговорила:
– Царь правоверных! В этом сундуке находятся вещи чисто женские, и было бы приличнее не открывать его без госпожи Зубейдех.
Услыхав это, халиф приказал евнухам нести все сундуки во дворец. Рабыня поспешила вперед и приказала двум евнухам нести сундук, в котором я был заключен, во внутреннюю комнату, и они, поставив его туда, тотчас же удалились. Девушка же открыла его и знаком приказала мне выйти. Я вышел и прошел в чулан, а она заперла за мною дверь и закрыла сундук. Когда же евнухи принесли все сундуки и ушли совсем, она отворила дверь в чулан.
– Тебе бояться нечего, – сказала она. – Да просвятит Господь очи твои! Теперь иди за мною, для того чтобы ты мог поцеловать прах у ног Зубейдех.
Я пошел с нею и увидел двадцать других рабынь, высокогрудых девственниц и между ними султаншу Зубейдех, едва двигавшуюся от тяжести своей одежды и украшений, навешанных на нее. При ее приближении рабыни расступились перед ней, а я выступил и поцеловал прах у ног ее. Она знаком приказала мне сесть. Я сел перед нею, а она начала предлагать мне вопросы касательно моих занятий и родства, на которые я давал ответы, вполне удовлетворявшие ее.
– Клянусь Аллахом, – сказала она, – мы не даром заботились о воспитании этой девушки. Знай, что мы любим ее не менее, чем любили бы дочь, и она Самим Богом отдана под наше попечение.
Я снова поцеловал прах у ног султанши, очень довольный, что могу жениться на рабыне, после чего она приказала мне остаться с ними десять дней. Я остался тут, но не знал, что делается с моею невестой. Обед же и ужин мне приносили другие девушки. После этого султанша просила у супруга своего, царя правоверных, выдать замуж свою рабыню. Халиф дал разрешение и приказал выдать в приданое десять тысяч червонцев.
Султанша Зубейдех послала за кади и свидетелями, они написали контракт моего брака с девицей, и рабыни приготовили сласти и превосходные кушанья и разнесли их по всем покоям. Так они угощали еще в продолжение десяти дней, а по прошествии двадцати дней свели невесту в баню и приготовили ее для приема меня как своего мужа. Мне они принесли блюдо зирбаеха, подслащенного сахаром, и подправленного розовой водой с мускусом, и смешанного с курицей и другими различными вещами. Клянусь Аллахом, увидав это блюдо зирбаеха, я тотчас же принялся есть его, и ел его до тех пор, пока вполне не насытился, затем вытер руки, но вымыть их забыл. Я продолжал сидеть, а перед мною певицы били в бубны, и девушки, засветив свечи, стали раздевать невесту и давать ей в подарок золотые вещи, для чего они провели ее по всему дворцу. Когда они привели ее ко мне, то сняли с нее платье и оставили нас одних. Тут я обнял ее, едва веря своему счастью; но лишь только я обвил ее своими руками, как она учуяла запах зирбаеха и тотчас же громко крикнула, вследствие чего рабыни прибежали со всех сторон.
Я страшно взволновался, не понимая причины, а рабыни, сбежавшиеся на ее крик, спрашивали:
– Что с тобой случилось, о сестра?
– Уведите от меня, – говорила она им, – этого безумца, которого я считала человеком разумным.
– Из чего ты вывела заключение, что я не в своем уме? – спросил я.
– Ты сумасшедший! – сказала она, – а иначе, поев зирбаеха, ты не встал бы, не вымыв рук. Клянусь Аллахом, я не хочу иметь мужа бестолкового и не умеющего вести себя!
И, говоря таким образом, она сняла висевшую у нее на поясе плеть и стала бить меня ею по спине до тех пор, пока я не лишился чувств, затем она сказала другим девушкам:
Уведите его к начальнику городской полиции, для того, чтобы он отрубил ему руку за то, что, поев зирбаеха, он не вымыл ее.
Услыхав это, я вскричал:
– Сила и власть в руках Аллаха! Неужели ты хочешь отрубить мне руку только из-за того, что я, поев зирбаеха, забыл вымыть ее?
Присутствующие девушки стали просить ее, говоря:
– О сестра паша, не сердись на него за то, что он теперь сделал.
– Клянусь Аллахом, – продолжала она, – мне надо отрезать ему что-нибудь из конечностей!
Она ушла от меня, и в продолжение десяти дней я ее не видал. Затем, вернувшись ко мне, она сказала:
– Ах ты черномазый! Неужели я не стою тебя? Так как же ты смел, поев зирбаеха, не вымыть рук?
Она крикнула девушек, которые завязали мне назад руки, она же, взяв бритву, отрезала большие пальцы как на руках, так и на ногах, и я упал в обморок. После этого на пораненные места она насыпала какого-то порошка, чтобы остановить кровь, а я сказал, что не буду есть зирбаеха всю свою жизнь, если не вымою рук сорок раз щелком, сорок раз кипарисом и сорок раз мылом, и она взяла с меня клятву, что я не буду есть зирбаеха, если не вымою рук, как сказал вам. Вот поэтому-то, когда принесли этот зирбаех, я изменился в лице и подумал: «Вот причина тому, что я лишился больших пальцев на руках и на ногах. Когда же вы стали уговаривать меня, мне пришлось исполнить данную клятву.
– Тут я сказал ему, – продолжал надсмотрщик, – а что же было с тобою потом?
– Когда я дал ей клятву, – отвечал он, – то она успокоилась, милостиво допустила меня к себе, и мы счастливо прожили с нею некоторое время.
– А ведь обитатели халифова дворца не знают, что ты живешь здесь, – сказала она мне, – и никто не видал, как ты попал сюда, и попал ты без помощи султанши Зубейдех. Возьми вот эти червонцы, – прибавила она, подавая мне пять тысяч золотых, – и купи на них хороший просторный дом.
Я ушел и купил просторный хороший дом, а она перевезла в него все свое имущество, и все свои сокровища, и одежду, и редкости. Вот почему я лишен пальцев на руках и на ногах.
Султан же сказал:
– Это не так занимательно, как история горбуна. Нет, история горбуна занимательнее всех ваших историй, и потому все вы будете распяты.