«Ползунков» стоит в одном ряду с другими ранними произведениями Достоевского – «Бедные люди», «Двойник», «Господин Прохарчин» и по жанру близок к физиологическому очерку из петербургской жизни. В «Иллюстрированном альманахе» рассказ Достоевского был украшен тремя рисунками П. А. Федотова (1815—1852), что, вероятно, послужило впоследствии рождению сплетни в литературных кругах о том, будто молодой Достоевский, возомнив себя гением, требовал выделять при публикации свои произведения «каймой» (см. П. А. Анненков).
По поводу элегической заметки «Русского вестника»
Статья. Вр, 1861, № 10, без подписи. (XIX)
Это – очередная отповедь М. Н. Каткову в ответ на его новые выпады против журнала братьев Достоевских, содержащихся в «Заметке для журнала “Время”» и «Элегической заметке» (РВ, 1861, № 7 и № 8). Катков же, в свою очередь, полемизировал в них с прежними статьями Достоевского – «“Свисток” и “Русский вестник”», «Ответ “Русскому вестнику”», «Литературная истерика». Достоевский-публицист этого периода – периода полемики с катковским «Русским вестником» – во многом солидарен с представителями демократического лагеря, в частности, с Н. Г. Чернышевским, о котором идёт речь в статье. Заканчивает же Достоевский напоминанием, что уже ранее («Книжность и грамотность») предрекал М. Н. Каткову повторение в русской журналистике неблаговидного пути Ф. В. Булгарина (1789—1859): «Да, “Русский вестник”, мы уже вам пророчили прежде, что вы рано ли, поздно ли поворотите на одну дорожку. Дорожка эта торная, гладкая. Вероятно, найдёте и товарищей… Счастливый путь! И весело, и выгодно! Останавливать не будем!»
Попрошайка
Рассказ. Гр, 1873, № 39, без подписи. (XXI)
Основные персонажи:
NN (Иван NN, генерал NN);
С. Павел Михайлович.
Некий Д. рассказывает историю о некоем уже покойном Павле Михайловиче С., который имел дар выпрашивания. Этому Д. понадобилось получить от генерала NN, который славился своей неприступностью, рекомендательное письмо для своего родственника, и Павел Михайлович по его просьбе с этой задачей блистательно справляется – выпрашивает рекомендацию в считанные полчаса. Его дар попрошайки зиждется на даре психолога: он разгадал сущность генерала-скряги и сыграл на этом, сделав поначалу вид, будто пришёл просить у того взаймы значительную сумму…
Этот малоизвестный рассказ Достоевского, написанный им в период работы редактором «Гражданина», напоминает анекдотичностью сюжета ранние произведения писателя («Ползунков», «Роман в девяти письмах»). Авторство установлено на основании стилистического анализа и гонорарной ведомости.
Последние литературные явления. Газета «День»
Статья V из цикла «Ряд статей о русской литературе». Вр, 1861, № 11, без подписи. (XIX)
В предыдущих статьях цикла определилось отношение «почвеннического» журнала братьев Достоевских к либеральным и демократическим изданиям – «Отечественным запискам», «Современнику», «Русскому вестнику». В данной, заключительной, статье «выясняются отношения» со славянофилами. Газета «День», орган славянофильства, начала выходить в Москве с 15 октября 1861 г. (издатель-редактор И. С. Аксаков). Первые же номера разочаровали Достоевского, и он довольно резко высказал своё разочарование. А не устраивали его во взглядах славянофилов, ярко выраженных на страницах первых номеров своей газеты, – догматичность, неумение и нежелание считаться с духом времени, категоричность суждений, полное отрицание всего, что было после Петра I. Достоевский же считал, что западничество не менее русское явление, чем славянофильство. Совершенно не удовлетворили редактора «Времени» и «литературные вопросы» в славянофильской газете – оторванные от живой жизни, далёкие от подлинного реализма, высокомерные по тону. «Да что ж вы-то делали, К. Аксаков? а не вы, так все ваши славянофилы? Читаешь иные ваши мнения и, наконец, поневоле придёшь к заключению, что вы решительно в стороне себя поставили, смотрите на нас как на чуждое племя, точно с луны к нам приехали, точно не в нашем царстве живете, не в наши годы, не ту же жизнь переживаете! Точно опыты над кем-то делаете, в микроскоп кого-то рассматриваете. Да ведь это ваша же литература, ваша, русская? Что же вы свысока-то на неё смотрите, как козявку её разбираете? Да ведь вы сами литераторы, господа славянофилы. Ведь вы хвалитесь же знанием народа, ну и представьте нам сами ваши идеалы, ваши образы…» В дальнейшем Достоевский продолжил на страницах «Времени» полемику с газетой «День» в статьях «Славянофилы, черногорцы и западники», «Два лагеря теоретиков», «О новых литературных органах и о новых теориях».
<Предисловие к публикации перевода романа В. Гюго
«Собор Парижской Богоматери»>
Вр, 1862, № 9, под названием «Предисловие от редакции» и без подписи. (XX)
В 1862 г. вышел из печати новый роман В. Гюго «Отверженные», имевший необычайный успех. На волне этого успеха журнал «Время» решил опубликовать впервые полный перевод романа «Собор Парижской Богоматери», написанный за 30 лет до того (1831). Достоевский, предваряя перевод Ю. П. Померанцевой кратким предисловием, счёл нужным пояснить-подсказать читателям, что ранний роман французского писателя уже содержит в себе истоки социальной проблематики его позднейших произведений, в том числе и – «Отверженных». «Его мысль, – подчеркнул Достоевский, – есть основная мысль всего искусства девятнадцатого столетия, и этой мысли Виктор Гюго как художник был чуть ли не первым провозвестником. Это мысль христианская и высоконравственная; формула её – восстановление погибшего человека, задавленного несправедливо гнётом обстоятельств, застоя веков и общественных предрассудков. Эта мысль – оправдание униженных и всеми отринутых парий общества…»
<Предисловие к публикации «Три рассказа Эдгара Поэ»>
Вр, 1861, № 17, с подписью: Ред. (XIX)
Творчество американского писателя Эдгара Аллана По (1809—1849) уже достаточно широко было известно русскому читателю с конца 1840-х гг. Данное предисловие предпослано публикации впервые переведённых на русский язык (Д. Михайловым) трёх рассказов По – «Сердце-обличитель», «Чёрный кот» и «Чёрт в ратуше». Ранее, в № 3 «Времени» за тот же год, была опубликована новелла этого же автора «Похождения Артура Гордона Пэйма». Подбор произведений и предисловие Достоевского – первая в России попытка адекватно представить и оценить творчество американского писателя-новатора. Сопоставляя его с Э. Т. А. Гофманом, русский писатель подчёркивает «материальную фантастичность» По, убедительность бытовых деталей в его невероятных по сюжету произведениях: «…в Эдгаре Поэ есть именно одна черта, которая отличает его решительно от всех других писателей и составляет резкую его особенность: это сила воображения. Не то чтобы он превосходил воображением других писателей; но в его способности воображения есть такая особенность, какой мы не встречали ни у кого: это сила подробностей…» Достоевский-художник, как известно, и сам исповедовал в творчестве подобный принцип.
Преступление и наказание
Роман в шести частях с эпилогом. РВ, 1866, № 1, 2, 4, 6—8, 11, 12. (VI, VII)
Основные персонажи:
Алёна Ивановна;
Афросиньюшка;
Ахиллес;
Девочка-невеста;
Дементьев Николай (Миколка);
Дуклида;
Заметов Александр Григорьевич;
Зарницына Наталья Егоровна;
Зарницына Прасковья Павловна;
Зосимов;
Капернаумов;
Кох;
Лебезятников Андрей Семёнович;
Лизавета Ивановна;
Липпевехзель Амалия Людвиговна (Ивановна; Фёдоровна);
Лужин Пётр Петрович;
Луиза (Лавиза) Ивановна;
Мармеладов Семён Захарович;
Мармеладова Катерина Ивановна;
Мармеладова Полина (Поля);
Мармеладова Софья Семёновна (Соня);
Мещанин;
Миколка;
Настасья;
Никодим Фомич;
Пестряков;
Порох Илья Петрович;
Порфирий Петрович;
Пьяная девушка;
Разумихин Дмитрий Прокофьич;
Раскольников Родион Романович;
Раскольникова Авдотья Романовна;
Раскольникова Пульхерия Александровна;
Ресслих Гертруда Карловна;
Свидригайлов Аркадий Иванович;
Свидригайлова Марфа Петровна;
Тит Васильич;
Филипп.
Автограф Достоевского (дарственная надпись А. Н. Островскому)
на издании романа «Преступление и наказание» 1877 г.
«Это – психологический отчёт одного преступления.
Действие современное, в нынешнем году. Молодой человек, исключённый из студентов университета, мещанин по происхождению, и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шатости в понятиях поддавшись некоторым странным “недоконченным” идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха, больна, жадна, берёт жидовские проценты, зла и заедает чужой век, мучая у себя в работницах свою младшую сестру. “Она никуда не годна”, “для чего она живет?”, “Полезна ли она хоть кому-нибудь?” и т. д. Эти вопросы сбивают с толку молодого человека. Он решает убить её, обобрать; с тем, чтоб сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства – притязаний, грозящих ей гибелью, докончить курс, ехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твёрдым, неуклонным в исполнении “гуманного долга к человечеству”, чем, уже конечно, “загладится преступление”, если только может назваться преступлением этот поступок над старухой глухой, глупой, злой и больной, которая сама не знает, для чего живёт на свете, и которая через месяц, может, сама собой померла бы.
Несмотря на то, что подобные преступления ужасно трудно совершаются – то есть почти всегда до грубости выставляют наружу концы, улики и проч. и страшно много оставляют на долю случая, который всегда почти выдает винов<ных>, ему – совершенно случайным образом удаётся совершить своё предприятие и скоро и удачно.
Почти месяц он проводит после того до окончательной катастрофы. Никаких <…> подозрений нет и не может быть. Тут-то и развёртывается весь психологический процесс преступления. Неразрешимые вопросы восстают перед убийцею, неподозреваемые и неожиданные чувства мучают его сердце. Бoжия правда, земной закон берёт своё, и он – кончает тем, что принуждён сам на себя донести. Принуждён, чтобы хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям; чувство разомкнутости и разъединённости с человечеством, которое он ощутил тотчас же по совершении преступления, замучило его. <…> Преступн<ик> сам решает принять муки, чтоб искупить своё дело…» (Из письма М. Н. Каткову, 10 /22/ – 15 /27/ сентября 1865 г.) Так сам Достоевский представлял главную сюжетную линию своего будущего романа, предлагая его издателю «Русского вестника». Чуть далее в том же письме обозначена и главная идея романа, выразившаяся затем в его названии: «В повести моей есть, кроме того, намек на ту мысль, что налагаемое юридическ<ое> наказание за преступление гораздо меньше устрашает преступника, чем думают законодатели, отчасти и потому, что он и сам его нравственно требует…»
В начале лета 1865 г. Достоевский срочно уезжает за границу. Дела его ужасны: в ушедшем году умерли один за другим брат М. М. Достоевский и жена М. Д. Достоевская, только что окончательный крах потерпел и журнал «Эпоха», случился-произошёл окончательный разрыв с А. П. Сусловой, многочисленные кредиторы грозят долговой тюрьмой, семейство Михаила Михайловича, пасынок П. А. Исаев, больной младший брат Н. М. Достоевский и другие бедные родственники не просто ждут, а требуют от него помощи, бесконечные изнуряющие припадки падучей замучили окончательно… За границей он намеревался хотя бы на время скрыться от кредиторов (да и родственников) и найти выход из очередного жизненного тупика. Надежды на очередной Рулетенбург и на этот раз не оправдались: выиграть разом и большую сумму не удалось, больше того, – проиграл последние гроши. Оставалась, как всегда, последняя надежда – на литературу, на свой талант. Ещё перед отъездом-бегством из Петербурга он предложил свою будущую повесть под названием «Пьяненькие» издателям «Санкт-Петербургских ведомостей» В. Ф. Коршу и «Отечественных записок» А. А. Краевскому. Получил отказ. Тогда, от безвыходности положения, писатель, уже из-за границы, и решился обратиться с предложением к Каткову. Надо помнить, что совсем незадолго до того Достоевский на страницах своих журналов «Время» и «Эпоха» вёл ожесточённую полемику с «Русским вестником», «Московскими ведомостями» и персонально с их издателем – нелицеприятных слов с обеих сторон было высказано немало (см.: «“Свисток” и “Русский вестник”», «Ответ “Русскому вестнику”», «Литературная истерика», «По поводу элегической заметки “Русского вестника”»). Катков предложение принял, просимый автором аванс в триста рублей выслал. И – получил произведение, которое произвело потрясение в читающей публике и увеличило тираж журнала на несколько сот экземпляров. Но, самое главное, первый роман из «великого пятикнижия» Достоевского окончательно утвердил его реноме глубочайшего писателя-психолога, поднял его авторитет в мыслящей России (а позже и за рубежом) на должную высоту.
Появление «Преступления и наказания» было подготовлено всем предыдущим творчеством Достоевского. Тема Петербурга («Слабое сердце»), тема подполья («Записки из подполья»), тема мечтательства («Белые ночи»), тема преступления и наказания («Записки из Мёртвого дома») – эти и многие другие темы переплавились-слились в новом романе, приобрели углублённый философский смысл. Но одна тема, только лишь мимоходом затронутая-упомянутая прежде в «Господине Прохарчине», через 20 лет именно в «Преступлении и наказании» заняла главенствующее место, была исследована-показана автором во всей её сложности и глубине. В раннем рассказе один из героев, «дрожа от досады и бешенства», кричит Прохарчину: «Что вы, один, что ли, на свете? для вас свет, что ли, сделан? Наполеон вы, что ли, какой? что вы? кто вы? Наполеон вы, а? Наполеон или нет?! Говорите же, сударь, Наполеон или нет?..» Господин Прохарчин на вопрос этот иступлённый не ответил, да и вопрос был риторическим. А вот для Раскольникова это как раз вопрос отнюдь не риторический, от него зависит не только вся его будущность, но и просто-напросто – жизнь. Вопрос о наполеонизме в «Преступлении и наказании» сформулирован главным героем так: «Тварь ли я дрожащая или право имею?..»
«Преступление и наказание», по сути – криминальный роман. Тема преступления, которую писателю-петрашевцу довелось непосредственно изучать четыре года на нарах Омского острога, также именно в этом произведении впервые у Достоевского (как впоследствии в «Бесах» и «Братьях Карамазовых») была положена в сердцевину сюжета, стала предметом психологического исследования. В результате этого исследования темы наполеонизма, переплетённой с темой преступления, Достоевским была обоснована главная философско-этическая идея романа – невозможность для человека основать своё личное счастье на несчастье других людей.