Матросов, красивых собою.
Я сына за ручку вдоль борта веду,
Матчасть представляя ему на ходу:
”Вот это – труба. Кормовая.
А этою рындой зовут на аврал…”
Навстречу попался семье кавторанг.
”Смотри – командир, – поясняю, —
Он главный – заглавный считается тут…”
“А Брюквой за что командира зовут?!”
– Спросил нас обоих Серёжа.
Кэп стал зеленее, чем ваш огурец,
А выдавший тайну морскую отец
Застыл с помидоровой рожей.
2.09.2011
Доклад о двух дырочках
Много женщин есть красивых, каждая своей красой.
Пароход красив не носом, не кормою, а трубой.
На сторонний сухопутный взор труба – бревным бревно,
А ведь сколько в ней науки и любви заключено!
По динамике расчетной обустроено жерло,
Чтобы газы усмирялись турбулентности назло.
В ней внушительность и сила, и фривольность корабля,
Проплывающего мимо, сизой дымкою стеля.
И вот в это совершенство свой зенитный автомат
Зафигачил два снаряда на учении подряд!
Как зенитному расчету удалась такая прыть —
Угол сектора обстрела завернуть и перекрыть?
“Комендор Картвелишвили, что ты натворил, кацо?”
“Вах, нэ знаю!” – отвечает закавказское лицо.
Два отверстия по по́лста миллиметров на трубе,
А внутри, такая смятко, просто – ни хрена себе!
Там снаряды и рванули арматуру на куски…
На аврале днём и ночью застучали моряки.
В общем, грустная картина, кто бы как ни посмотрел.
По команде доложили: приключился самострел.
Прибыл флагманский начальник хладнокровно произнёс,
Глядя с палубы на дырки: “Заварить и весь вопрос!”
Просидел он с командиром три пол-литра коньяка
И послал доклад шифровкой, что беда невелика.
Не прошло и три недели, как закончили ремонт,
Вновь труба струями дыма опыляла горизонт.
Кочегар Нечипуренко, что при взрыве спал в трубе
И едва живым остался, был полгода не в себе.
Комендор Картвелишвили может быть в запасе горд:
Ни один ещё зенитчик не побил его рекорд.
22.11.2008
Третьего не дано
Стармех, листая флотскую газету,
Встречая с некрологами подвал,
Обычно был задумчив и при этом
В одном из вариантов восклицал:
Какой хороший умер человек!
Какой убрался нужный человек!
Бывало, что и пояснял салагам
Данилыч диспозицию свою:
Хороший – был пенсионер, бедняга!
А нужный – место занимал в строю.
Хотя, возможно, занимал немного,
Но молодым должна же быть дорога!..
Где нынче ты кантуешься, Данилыч,
Хороший или нужный человек?
Наверно знаю, нам не хватит силы
Пройти до четверти последний век.
Мы все уйдем надежно, без возврата,
Всевышний – стопроцентный наш гарант.
Но знать хочу заранее, ребята,
Какой вы мне дадите вариант?
10.05.2013
Когда в Крыму цвели каштаны
Когда в Крыму вовсю цвели каштаны
И наливался соком виноград,
Отдав концы, ушли мы утром рано
В суровой красоте, как на парад.
Отчётлива задача до предела
Для черноморских бравых моряков —
Пройти насквозь Босфор и Дарданеллы,
Не зацепив турецких берегов.
А дальше? Дальше службу прозорли́во
Нести и бдеть в тропических морях…
Вот наши корабли вошли в проливы,
Дымя из труб, причём на всех парах.
Понятно дело, жители в гаремах
Своим детишкам говорили – ша!
Читали в школе про былое время,
Когда здесь проходил Ушак-паша!
Нет, мы, друзья, на мирные просторы
Идём вперёд, не ведая преград…
Вот сняли брюки и надели шорты,
А в них, увы, морской не лезет зад.
Но вскоре влез, когда мы стали бурно
Худеть от нормы заграничных щей,
И даже Графов, в прошлом толстый штурман,
Вдруг стал многозначительно тощей.
Мы в Средиземном не прогулки абы,
Пустого околачиванья груш,
А в свете Четких Указаний Штаба,
Что сокращенно пишется как ЧУШ.
Недели шли, меж тем морские люди
Хоть и скучали сутки напролёт,
Определённо знали: ”Дома будем!
Когда?.. Когда закончится поход.
Мы снова пришвартуемся к причалу.
Классическим согласно мудрецам:
Такого под луною не бывало,
Чтобы начало было без конца”.
Не знаю лучше жизни
Пусть не согласно большинство народа,
Не знаю лучше жизни морехода.
Едва подступит в пах недомоганье
От суши, не способной на качанье,
В её вседневной жизни кабале,
А ты не знаешь, сколько сто́ит хлеб,
Во что ребёнок твой одет-обут,
Как дефициты люди достают.
Ушёл в моря – и на душе спокойно,
Забыты воспитательные войны,
На палубе под ультрафиолетом,
Лежишь, а время тикает при этом.
Пришёл в отсек, машины там стучат
И производят сотни киловатт.
Воспоминаньям есть большой досуг…
Вернулся – все красавицы вокруг,
И среди них жена – не исключенье,
Посмотришь на младое поколенье —
Похожи вроде. Главное, растут…
Передохнул – и вновь моря влекут.
Часть II. Киномарина
Усеченная гроза морей
Наш ракетный крейсер “Громкий” – представительный на вид,
Светло-серыми бортами, словно новенький, блестит.
И на нём вооруженье современное вполне,
Выпускать в моря не стыдно замечательной стране.
Знает каждый средний школьник и ответственный министр:
Крейсер должен быть ужасен, разрушителен и быстр,
Крейсер должен быть огромен, калиброванная жуть,
Кораблю вельми большому – продолжительней тонуть.
У него внутри ракеты, коль нечаянно пальнёт,
Боже правый полпланеты во Вселенной не найдёт.
У него стоят зенитки, как в копейку, бьют в зенит,
Никакой моторный ящер между труб не пролетит.
Не забудем про торпеды – винтовые огурцы,
И румыны знают дело, потому что молодцы.
Автор должен здесь заметить, что румынами зовут
Торпедистов: как румыны, драют истово шкафут,
Ту срединку, где торпедам уподоблено торчать…
Ну, и самая большая часть на флоте – БЧ-5, —
Маслопупы – кочегары, машинисты, трюмачи,
Без которых наш корабль дальше стенки не умчит,
Без электриков, дающих в киловаттах мощь и свет…
Автор кстати сам оттуда, ясно это или нет?
Крейсер “Громкий” в раннем детстве, как на стапелях стоял,
Даже недосовершенный, новой статью изумлял.
Посетил его в то время генеральный вождь страны
И заметил компетентно, дескать, в случае войны
Мы должны удар ответный от врага предусмотреть,
Крейсер ваш – мишень большая, сократить его на треть!
И мгновенно козырнули
– Есть на треть! – конструктора, —
Гениально, экономно, своевременно, ура.
Отчекрыжили на кубрик, усекли на пять кают,
Знамо дело, не круизный обеспечивать уют.
Стали наши помещенья эталоном тесноты,
И когда гостей подселят, мы уходим на посты.
Кто привалит к агрегату, кто уткнётся за щитом,
Я под кабельною трассой находил ночлежный дом,
Зазвонят звонки тревогу – поднимайся косо, чтоб
Не разбить о железяку мореплавательский лоб.
Есть вопросы про кино?
“Малый сбор!” – и по металлу застучали каблуки.
Из отсеков бодро к юту зашагали моряки.
Дошагали, разобрались в три шеренги, молча ждём…
В центр выходит, как на сцену, озабоченный старпом.
Объявил распоряженье. Главным штабом решено:
Крейсер “Громкий” поступает в подчинение … кино.
Для начала этой драмы потесниться нужно нам,
Кормовые помещенья предназначены гостям.
У матросов есть вопросы, например, про что кино.
– Ну, естественно, про море и про женщин заодно.
– На борту актрисы будут?
– Дали списком целый лист,
Чурсина, Галина Польских…
– Помоложе не могли?
– Календарных голых девок с переборок отодрать.
И вобще чтоб – я не слышал повсеместно типа мать!
Боцман, вам понятно это?
– Есть! – прорявкал мичман Бом, —
Чтоб не слышал! – И в сомненье на него взглянул старпом…
– Разойдись! – дана команда. Опустел мгновенно ют.
Лишь рогатые усердно вдоль по палубе снуют.
Драют, ясно, не рогами, драют швабрами они.
А рогатые оттуда, что на флоте в стары дни
Был приказ артиллеристам содержать рогатый скот
Для прокорма экипажа, если длительный поход.
Впрочем, я слегка отвлёкся на былинные дела.
Тут, как водится на юге, ночь мгновенно подошла.
И отбой пробили склянки два часа тому назад.
Боевые черноморцы, как простые люди, спят.
Спят без должностей и званий, спят, погоны снявши с плеч,
Спят без женщин, дабы силы на воинственность сберечь,
Спит по кубрикам, каютам двухэтажный габарит,
К переборке прислонютый и дежурный… Нет, не спит!
Учебно-боевая тревога почти без мата
Спит могучий крейсер “Громкий”, спит весь Черноморский Флот
И не знает, что готовит киностудия комплот.
На заре она решила сделать первые ходы
По сценарию, который обозвали “Соль воды”.
Понаставили штативы, накрутили кабеля,
Попирая наставленья и уставы корабля…
Три коротких, один длинный: • • • ▬! По учебно-боевой,
Как ошпаренный, очнулся экипаж передовой.
Кто в чём был под одеялом, обрубив последний сон,
Побежал стремглав под грохот и орёж со всех сторон!
Рвутся шашки дымовые, ну, почти как на войне…
Это мы потом увидим в героическом кине.
Но, увидев, не услышим, как взвинтился боцман Бом
И нарушил приказанье то, что дал ему старпом,
Зацепив киношный кабель… В тех далеких временах
Никогда в кинокартинах вслух не посылали – нах…!
Флот – специфика иная, соль ему не занимать.
В виде допинга эпитет любит он употреблять.
Растеряется, бывало, в обстановке боевой,
Словно маленький котёнок, наш матросик молодой.
Чтобы парень отряхнулся и включился вновь в аврал,
Командир здоровым словом в этот миг ему поддал,
Например, матрос Непруха, Фор-бом-брамсель тебе в ухо,
Абордажный лом под хреном, Якорь в пузо с полным креном,
Перца два кило под хвост, И вапще греби на пост!
(Но порою запускают в микрофон гнуснейший мат
Боевые командиры, хуже маленьких ребят[3]!)
На командный пункт доклады поступают из постов:
– БЧ-2 готова к бою!.. БЧ-3…!.. И БИП – готов!
И ещё от Беренштейна указания летят (режиссёра):
– В кадр – трубку (на торпедный аппарат)!
– Покрутите этой пушкой (на зенитный автомат)!
– Дайте дым, Иван Иваныч, вам по-русски говорят!
Мегафон распространяет по всему причалу рёв.
ГКП один спокоен, и на нём – Кирилл Лавров,
Командира представляет:
– Доложите”, – говорит.
У народного артиста натурально флотский вид.
– Пущен дизель-генератор!.. Разожгли котёл второй!..
– Вводим третий и четвёртый!..
Конец ознакомительного фрагмента.